Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy" (полная версия книги TXT) 📗
— Ты расскажешь мне, как узнал о подлинности надписи? — она отвела уставший взор от созерцания избитых рук и перевела на Деймона.
— В катакомбах. Подслушал разговор двух подруг, которые, в отличие от тебя, попались в руки одному из этих ублюдков. В колледже мне сказали, что ты уже ушла, и я пошел в парк. Там я увидел тебя, когда ты уже бежала в сторону церкви.
Девушка кивнула. Она все еще была напряжена. Ее голова все еще раскалывалась от боли, а тошнота не отступала. Елена сейчас мечтала только об одном: о крепком и здоровом сне, но вряд ли после случившегося такой подарок ей преподнесут, когда речь идет об уголовном деле.
Сальваторе курил, все еще не сводя взгляда с девушки. Теперь он знал ее тело наизусть, теперь он мог предугадать любую реакцию Елены, ее силу и слабость, готовность ударить и готовность принять удар. Он эту девочку за какую-то неделю выучил лучше, чем Джоанну за пять лет их глупого романа.
Елена засунула руки в карманы. Она нерешительно посмотрела на мужчину. Он снова оскалился. Девушка уже привыкла к таким вот его усмешкам и оскалам. Она привыкла к его улыбкам, что ее сердце заставляют биться сильнее.
— Мое «спасибо» тебя ведь за живое не зацепит, да?
Он сжимал сигарету между пальцами. Елена ждала его ответа, уже практически не веря, что произошедшее имело место быть здесь, случилось с ней и с ее… знакомым. Все напоминало какой-то кошмарный сон. Сны забываются.
— А ты бы попробовала. Быть вежливой и не такой высокомерной.
Она кивнула, опустила взгляд. Нет, слишком уж все идеально, чтобы быть правдой. Деймон Сальваторе никогда не простит за содеянное, ровно как и Елена не простит его за тот счет, который он открыл. Но, пускай он и не прощает. Зато Гилберт сможет если не получить еще одно очко, то хотя бы въестся в память Сальваторе, как он в нее.
Девушка вновь обращает внимание на мужчину. Он даже не сводил с нее взгляда. Не удивительно.
— Спасибо, — произносит она, резко приближаясь к мужчине, сокращая любую дистанцию. Едкое воспоминания разорвало настоящее, заставляя вернуться в прошлое. В то прошлое, когда они впервые предались нежности и сделали то, чего оба, в тайне души, желали больше всего на свете. Девушка губами коснулась щеки своего спасителя, оставляя детский, но чувственный поцелуй на его коже. Сальваторе снова вспыхнул. Он бы схватил эту мерзавку за плечи, швырнул бы ее на асфальт и еще раз бы приложился к ней, да вот только копов здесь больше чем в том злосчастном шестьдесят третьем. Елена отстранилась, внимательно посмотрев в глаза Доберману. Он был ошеломлен и растерян, но быстро взял себя в руки: затянулся дымом, сделавшись безучастным и бесстрастным.
— Мисс Гилберт? — полицейский ворвался в их мир, заставив вернуться в настоящее и забыть о том поцелуе, который они себе позволили. — Нам стоит проехать в участок. Там мы все быстрее оформим и отпустим вас.
Она кивнула, стараясь побыстрее ретироваться, стараясь побыстрее отойти от Сальваторе. Слишком много его сегодня. Слишком много его вчера и слишком много будет его завтра. Он повсюду: в мыслях, в сердце, в воспоминаниях, на улицах, в переулках и в катакомбах. Он появляется там, где появляется она. Отравляет ей воздух, причиняет ей боль и доставляет мнимое секундное наслаждение. Пора бы думать столько о Тайлере, сколько Елена думает о его друге. Да вот только не получается ничего. Слишком все зыбко, призрачно и неправильно.
4.
Они приезжают в участок, успевают скрыться в участке прежде, чем объявляются репортеры со своим микрофонами и камерами, напоминающие назойливых мух. Елена не хотела, чтобы завтра ее обсуждали во всем колледже. И она вдвойне не хотела, чтобы ее фамилия была рядом с фамилией Сальваторе. Тайлер же опять задерживается.
Далее следуют около двух часов допросов, составления протоколов и объяснений. Гилберт допрашивают вместе с Деймоном. Поскольку она не совершеннолетняя, в комнате присутствует еще и Дженна. Девушка молится, чтобы полицейские не подняли вчерашний коллапс. Ее молитвы услышаны: копам явно не до этого. Параллельно объявляются другие девушки, которым либо удалось, либо не удалось сбежать от этих людей. В одни показания вмешиваются другие. Полицейские поднимают заявление других жертв, пьют кофе и курят сигареты, выслушивая недовольные реплики, всхлипы и рыдания. Все на пике: нападавшие требуют защиты и опровергают слова Елены и Деймона. Они пытаются сбежать, одному из них практически удается, но его во время задерживают. Следствие замедляется.
Елена отвечала на каверзные вопросы, чувствуя себя преступницей: будто это она гонялась за девушками, чтобы взять их силой. Сальваторе же непринужден и спокоен. Он скурил уже сигарет пять за эти два часа. Он ведет себя со следователем так, будто знает его уже не первый день и даже не первый год. Полицейский вежлив и почтителен, но лично Елене он внушает страх. Она кутается в кофту Сальваторе, вновь пропитываясь его запахом: ароматом парфюма и сигарет. Она кутается в кофту Сальваторе, чувствуя, что дико замерзает в одном пространстве с этим человеком.
Ее начинает дробить тоска. Тайлер приехал, но в комнату допросов его не пускают. Доберман ведет себя так, будто знает грязный секрет и может его сейчас раскрыть. Елена сидит рядом с ним. Слишком близко. Если бы не кофта — нельзя было бы избежать тактильной близости. Девушка вспоминает объятия Сальваторе в исповедальной. Ей кажется это безбожеством и кощунством. Она отчаянно хочет вырвать Добермана из своих мыслей. Отчаянно хочет стереть его прикосновения, мысленно обещая себе час провести в ванной по приезду домой. Отчаянно хочет вырезать его из сердца. А он бросает на нее взгляды украдкой, вгоняя в смущение и стеснение, зная, что своими словами в исповедальной разрушил ее спокойствие навсегда. А он невзначай прикасается к ней, как бы случайно, делая вид, что ему это безразлично.
Он тоже устал. Устал от ее близости, от ее своенравности, пылкости и страстности. Елена вернулась к жизни: ненавидит, сопротивляется и кричит. Она вернулась к жизни, но им обоим было бы легче, если бы она оставалась бесчувственной сукой, пребывающей в дебрях депрессии.
— Мисс Соммерс, мы можем выйти на приватную беседу?
Дженна покидает комнату для допросов. Елена и Деймон остаются вдвоем.
Пространство освещает лишь свет лампы, тени застыли на стенах, а в воздухе серым облаком растворяется дым. На столах — коричневая папка и куча разбросанных заявлений, прошений, жалоб. Девушка медленно поднимается. Ее воротит. От Добермана. От дыма. У нее голова кружится, и ее тошнит. Надо отойти от этого человека.
Девушка подходит к столику полицейского. Рыться в чьих-то бумагах — не в ее компетенции, но она слишком много стала делать то, что не в ее компетенции. Деймон сечет каждое ее движение, улавливает каждый взгляд.
— Ты — невоспитанная девочка, — он разбивает тишину своим хриплым голосом, когда Елена открывает папку, безразлично оглядывая бумаги. У нее все тело болит: от рук Сальваторе, от его объятий и его взглядов. У нее в душе царит хаос. Безумный и разрушающий все хаос.
— Тебя твои родители не учили, что копаться в чужих документах — плохо? — он стряхивает пепел на чьи-то заявления, показывая свое пренебрежение к чужим проблемам. Елена устала. Она садится за стол следователя, бесстрастно перебирая бумаги.
— У меня нет родителей. Я ничья, — отвечает тихо девушка, вытаскивая из кипы заявление, написанное чьим-то размашистым почерком. Девушка вчитывается в него от нечего делать. Она хочет абстрагироваться от мира, на время забыть о Сальваторе и о своем преследовании. Она жутко устала — погоня ее вымотала, а два часа допросов просто лишили последних ноток здравомыслия.
Она откидывает заявление, на пару секунд теряясь во взгляде Сальваторе. Он смотрит на нее вновь обжигающе и обезоруживающе. Елена знает, что за этим взглядом кроятся мысли, до которых Гилберт никогда не доберется, которые сам Доберман никогда не раскроет. Но что-то в этих мыслях есть запретное, что-то будоражащее и неправильное. Голубой цвет тонет в сером: и оттенок глаз уже напоминает пепельный с отливами синевы. Таких красивых глаз Гилберт не видела уже давно.
