Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy" (полная версия книги TXT) 📗
Удары тока проходят вдоль ее тела, когда взгляд Сальваторе устремляется на ее губы, искусанные из-за минувшей ночи. Свет тусклой лампы освещает его лицо и сбитые в кровь руки. А позади него застыл мрак, поглотив чернотой все: мебель, вазоны, бумаги и пепел от сигареты.
— А ты знаешь, — его голос тихий и тягучий, как в той исповедальной. Говорит Деймон медленно, словно ему решиться на это признание тяжело. Словно он оттягивает момент своего триумфа. — Знаешь, что сегодня… — снова смотрит в ее глаза, пытаясь докопаться до самой души, до самых глубин, — ты искала защиты у такого же, как и они?
Девушка усмехается, разрывая зрительный контакт. Она все еще чувствует пристальное внимание Сальваторе. Она хочет от него избавиться и раствориться в Тайлере, в его машине. С ним тепло. От него веет спокойствием и свежестью.
«Нужно ли тебе это спокойствие?», — усмехается внутренний голос. Давно Елена его не слышала. Видимо, она, и правда, начинает возвращаться к нормальной жизни. Все возвращается на круги своя. Елена не готова вернуться к этим кругам.
— Та девушка, что тебе понравилась в катакомбах… Она написала заявление об изнасиловании. В бумагах поищи. Вряд ли они его выкинули.
— Ложь, — произнесла тут же девушка, вновь обращаясь к дыму взгляда своего врага. Слишком уж благородного, нужно сказать.
Он тушит сигарету о чье-то заявление, поднимается и идет к Елене, не сводя с нее взгляда. Девушку бьет разрядами, кидает в жар. Ей не стоит подпускать его к себе слишком близко. Но он останавливается возле стола, берет папку, начиная что-то искать. Взгляд девушки скользит по сбитым костяшкам на руках, по вздутым венам на предплечьях и по накаченным плечам. Ей хочется прекратить это извращение, но она не может: внимательно разглядывает Добермана, изучая его, запоминая и познавая. Она имеет право. Он ведь выучил ее. Она почему не может?
— Я больше тебе не верю.
Смело и дерзко. Он улыбается, обращая на девушку бесчувственный взгляд, медленно протягивая ей бумагу. Елена демонстративно поднимается, вырывая листок и с вызовом смотря на мужчину. Между их лицами расстояние ничтожно малое, и преодолеть его — сущий пустяк. Гилберт выше поднимает подбородок, отодвигая стул и отходя на два шага. Она переключает свое внимание на бумагу. Сальваторе процеживает девушку взглядом, как бы повторяя в памяти ее, проверяя, остались его воспоминания о ней живыми.
Они оба уже не помнили, как рьяно клялись друг другу в своей ненависти. Им вдвоем находиться невыносимо, но не сказать, чтобы это было в тягость. Скорее, как способ доказать, что один круче, сильнее другого. Они оба уже не помнили свои приключения этим вечером, оба были сосредоточены лишь на одном: как бы побольнее уколоть друг друга.
— Неправда, — она кладет бумагу на стол, невольно отступая и растворяясь во взгляде своего собеседника. — Подделка, — шепотом со страхом проговаривает девушка. Она видит, как на губах ее заклятого врага появляется улыбка: ядовитая и как бы говорящая: «Я снова выигрываю, милая». Сальваторе наступает на девушку, которая рефлекторно отступает назад. Она вспоминает его власть над собой, его жестокость и его грубость. Если он бил, то бил не раздумывая, а если хотел взять — то брал. Ему важен результат и сопутствующие этому результату ощущения. Чувства власти, обладания и подчинение. Чувство жестокости.
И в памяти, как назло, всплывает лишь одна его фраза: «Некоторые мои методы тебе могут не понравиться».
Елена упирается спиной в стену, вжимается в нее, а Деймон медленно, как кот, приближается с этой чертовой улыбкой на губах. Сердце девушки вновь начинает отбивать бешеные удары. Теперь она в ловушке, в капкане, в опасности.
В настоящей опасности.
Сальваторе упирается руками в стену по обеим сторонам от своей жертвы. Гилберт чувствует, что не может пошевелиться: слишком уж она поражена выходками этого человека.
— Или ты думала, — он приближается к ее уху, внедряясь в ее личное пространство намеренно, разрушая там спокойствие и тишину… снова, — что тот случай в спальне на моей постели — блеф?
От него пасет сигаретами так сильно, что у девушки начинают слезиться глаза. Она перебарывает капризы своего организма, находит в себе силы преодолеть страх и в ответ прошептать:
— Почему же тогда спас?
Он отстраняется, но рук не убирает. Пришивает ее к себе морально, подчиняет ее волю. Его методы отомстить и доказать свое превосходство — аморальны и жестоки. Сначала — спасение и благородство, после — ударом под дых его грубость. Потом — снова ласка и нежность, после которой следует очередная жестокость. И это чередование сводит Елену с ума: будто кто-то ее топит сначала, а потом пьянит кислородом, снова топит и снова пьянит.
— Может, у меня на тебя свои планы? Может, я с детства не привык ни с кем делиться своими игрушками.
Девушка впервые решает посмотреть в глаза Сальваторе за этот бессмысленный и мучительный разговор. Она чувствует тяжесть на своих плечах, чувствует, как сердце бьется в агонии, разгоняя кровь по жилам и только так напоминая о том, что смерть еще не порадовала своим приходом.
— Почему же не воспользовался случаем, когда я была… Более податливой?
Смотрит в упор, пытаясь представить, как Сальваторе бы ее изнасиловал. Извращенно, пошло и смешно, но эта мысль навязчивая. Не дает покоя. Тогда, в спальне, все действительно было слишком реально. Елена сама не знала, что решилась зайти в вольер к оголодавшему хищнику и сыграть с ним.
Самоубийца.
— Может, мне нравится, когда ты сопротивляешься? — его руки скользят по стене, опускаясь до уровня талии девушки, а сам Деймон делает еще один шаг, теперь уже прижимая девушку тактильно к стене. Ему просто жизненно необходимо чувствовать ее напряжение, ощущать ее страх тактильно, улавливать каждую эмоцию, каждый перелив настроения. — Может, мне нравится, когда ты противишься? Когда я применяю силу, чтобы… — тянет слова, въедаясь взглядом в каждый обнаженной участок тела. Дыхание Мальвины сбивается, когда она чувствует его близость, когда до его губ остается лишь несколько миллиметров, — чтобы подчинить тебя?..
Извращенно и дешево. Очень дешево! Елена поднимает выше подбородок, вспоминая, что у нее есть один козырь в рукаве. Она находит в себе силы схватиться за предплечья мужчины и скинуть их, разорвав свой невидимый плен.
Сальваторе быстро смотрит на девушку, ища в ее взгляде прежние эмоции. Не находит. Черт возьми, их там нет!
— Не посмеешь! Я — девушка твоего друга…
— И что? — он снова расплывается в улыбке, все так же не разрывая тактильной близости, не выпуская Гилберт из плена своих дьявольский чар. Елена приходит к выводу, что их отношения — болезненная зависимость друг от друга. Не страсть и даже не ненависть, а чокнутая зависимость, въевшаяся в самое сердце, отравившая кровь и теперь убившая иммунитет. — Ты думаешь, я из тех канонных злодеев, для которых есть что-то не обесцененное? А ты не думала, что у меня могут быть свои счеты с Локвудом? Свои счеты с ним, свои счеты… с тобой?..
Она делает глубокий вдох, потом — глубокий выдох и находит в себе силы оттолкнуть мужчину. Честно, она устала от его присутствия, от его колких фраз. Елена бы рада очутиться где-нибудь на море, чтобы засыпать в теплой и мягкой постели, чтобы сердце не разрывали эти безумные эмоции.
— Я бы поверила во всю эту чушь, если бы не одно «но», — теперь она стала наступать. Сальваторе не решался делать шаги назад. Елена толкнула его, чтобы он особо не радовался своей мнимой победе. Деймону это даже нравится. Он впечатался в письменный стол следователя, руками вцепившись в столешницу. Маленькое грешное и абсолютно бессильное божество встало рядом, глядя снизу вверх и не давая повода сомневаться в своих чувствах — в своей ненависти, в своем презрении. — Тебе нравится взаимность, Доберман, — ее голос хрипит в темноте. Ее голос проникает в его душу, задевая там пыльные струны. — Тебе нравится зрительный контакт во время… отношений каких бы то ни было с кем-то. Тебе нравится ответность во всем…
