Снимай меня полностью (СИ) - Софер Дарья (книги полностью txt) 📗
Юна спрятала телефон от греха подальше, чтобы не было соблазна написать Игорю. Выдержать достойное молчание — это искусство, которому она пока не успела обучиться. А в браке ведь без него никак. Не так важно, что жена произнесла вслух, как то, о чем сумела промолчать.
Впервые за долгое время Юна включила телевизор, пощелкала каналы и нашла какое-то не сильно муторное кинцо из тех, что заменяют сладости и отключают мозг. Но только она успела вникнуть в сюжет и даже начала сопереживать главной героине, как из коридора раздался такой грохот, будто в дверь въехал асфальтоукладчик.
— Юна! Открой немедленно! Выломаю к чертям собачьим! — проревел снаружи отец.
— Пап, да не заперто же…
В ту же секунду дверь мощно громыхнула о противоположную стену, и на обоях остался след от ручки.
— Как это понимать?! — Лев Львович стоял на пороге, источая нечеловеческую ярость. — Ты совсем сбрендила?
От неожиданности Юну словно парализовало: язык прилип к небу, а руки — к коленям. Гроза все-таки разразилась, но тогда, когда ее уже никто не ждал, а на небе забрезжило солнце. Отцовское лицо окрасилось густым пурпурным цветом, будто Лев Львович только что резал вареную свеклу, а потом потер ладонями щеки. Лысина угрожающе сверкала мелкими каплями пота, сжатые губы побелели. И вдобавок ко всему из телевизора сущей издевкой прозвучал закадровый смех. Юна поспешно нащупала пульт, выключила предательский ящик и вопросительно посмотрела на папу.
— Что случилось-то?.. — растерянно спросила она.
— И ты еще спрашиваешь!.. — от возмущения он принялся хватать ртом воздух, и Юна всерьез перепугалась за его здоровье.
— Пап, может, присядешь? Водички?
— Да ты… Как ты… Нет, в моем доме!.. Моя собственная дочь… Позор! Дичь! Я как на работе-то… Смерти моей хочешь, да?
— Тише, Левушка, — мама суетливо вбежала за мужем и принялась успокаивающе гладить могучие депутатские плечи. — Она же не думала, что все так выйдет…
— О чем речь-то? — Юна переводила непонимающий взгляд с одного родителя на другого.
— Ты вот вообще не помогаешь! — прошипела Елена Геннадьевна, ослабляя мужу галстук. — Не видишь, отца удар сейчас хватит?
— Ей наплевать! Такой позор…
И тут до Юны, наконец, начало доходить. Это таинственное «я подумаю» Игоря, небольшая пауза — и истерика отца. Конкурс. Значит, Игорь-таки нажаловался. Очень по-взрослому! Чуть что — ябедничать родителям! И все же Юна предпочла бы услышать объяснения, прежде чем произносить слово «конкурс» первой. Не стоило так глупо палиться, пока оставался хоть крошечный шанс, что у отца есть другой повод для гнева.
— Мам, я не понимаю…
— Правда, что ли? Глазки будешь тут строить? — Елена Геннадьевна смерила дочь суровым взглядом. — Или скажешь, что ты не в курсе, как эта похабень попала в Интернет?
— Моя собственная дочь!.. — продолжал задыхаться папа.
— Слушайте, ну фотка откровенная, конечно, — Юна пыталась сохранить достоинство. — Но ведь там все самое… Ну, короче, вся похабень, как ты говоришь, прикрыта! И вышло красивое… Ничего такого позорного.
— Я им с трибуны говорю, что я и моя семья — патриоты, — отец оттолкнул Елену Геннадьевну и двинулся на Юну. — И тут моя дочь в этом дешевом антироссийском издании! В таком виде! Отдалась с потрохами этим несчастным либерастам?!
— Причем здесь вообще политика? — удивилась Юна.
Она-то думала, что отец нервничает из-за морали, из-за обнаженки на фотографии. Но получить упреки в оппозиционных взглядах? Тридцатые годы, что ли, чтобы из-за какого-то конкурса делать ее врагом народа?
— Политика всегда при чем! — бушевал Лев Львович. — Как я теперь должен предвыборную кампанию строить, а? Скажи на милость? Меня вызовут на передачу и скажут, а что это, господин Лебедев, ваша дочка сотрудничает с натовскими шавками? И? Что я должен ответить? Что я один из этих мерзких лицемеров, у которых дети в Лондоне учатся?.. — грозный мужчина пошатнулся и схватился за Юнино трюмо. — Лена, корвалол!
— Айгуль! — тут же делегировала поручение мама. — Айгуль, быстро Левины капли!
— Пап, это просто журнал о красоте и моде!
— А в наш журнал ты пойти не могла? Нет, главное, спросила разрешения. Тебе четко и ясно дали понять: нет. Николай, Евгений, Тигран. Нет! Я сказал, мать сказала, муж твой без пяти минут. Самая умная, да?
— Я имею право сама решать, — Юна встала с кровати: пока отец кричал на нее сверху-вниз, ей по детской привычке хотелось вжать голову в плечи и пойти в угол. — Я совершеннолетняя!
— Мы обсуждали это сто раз. Хочешь самостоятельности? Хочешь сама решать, жить отдельно? Отлично! Ищи работу, оплачивай счета, все, что тебе вздумается. Но от меня — ни копейки! А до тех пор, пока я покупаю тебе одежду, машины, еду, пока я оплачиваю каждый гребанный цветочек на твоей свадьбе, ты будешь делать, как я сказал! И ты немедленно удалишь эту фотографию из Интернета! Слышишь меня? Сию же секунду!
Отец замолчал, но Юне казалось, что его бас все еще вибрирует у нее в черепе. Уши заложило. Да, он кричал на нее и раньше, но с такой злостью — никогда. Юна пару раз уже порывалась спорить с родителями, хотела уйти и снять квартиру, но боялась. Не знала, как совместить учебу с работой, не представляла, кто наймет студентку без опыта, и на какие шиши она будет существовать. Раньше Юна успокаивала себя тем, что может и потерпеть пару лет, пока не закончит институт, а уж потом, с дипломом… В конце концов, многие ее однокурсники жили с родителями, особенно — девушки. И ничего зазорного Юна в этом не видела. Однако теперь даже ее чаша терпения, которая прежде казалась бездонной, перелилась через край.
— Ладно, — тихо ответила она, глядя отцу в глаза.
— Удалишь? — уточнил он.
— Нет. Ухожу.
ГЛАВА 15
РОМАН Кулешов
1 час
Извините, по техническим причинам в понедельник студия работать не будет. Но есть и хорошая новость: ко вторнику все обработанные фотографии с бесплатной сессии будут готовы! Ссылку на облако модели получат по электронной почте.
Лучшие снимки отправятся на конкурс социальной рекламы.
— Я все сделаю за пару дней! — ворчливо передразнил Рома нерадивого товарища. — Там нечего обрабатывать! Твою ж мать!
Конечно, сарказм возымел бы куда больший эффект, если бы Вадик сейчас тоже находился в студии. Но нет. Рома, как Золушка, которую не пустили на бал и велели перебирать фасоль, торчал на работе один, пока Вадик со своей Лизой развлекался. Вторую ночь собирался провести у нее! Еще и эта Катя, которая не понимает деликатных отказов. А Рома не умел, просто физически был не способен в лицо сказать женщине, что не желает с ней связываться. Отнекивался так вяло, что с виду это больше походило на ложную скромность дорожного инспектора перед лицом пухлого конверта с «давайте уладим это без протокола». И поскольку врал Рома так же плохо, как отказывал девушкам, пришлось действительно засесть за ретушь.
В процессе выяснилось, что паскудный конь Вадика в снимках даже не валялся, и Рома, произведя нехитрые расчеты, понял, что при безотрывной работе ему понадобится часов эдак… Тридцать. Н-да. Тридцать часов, пролежни… Или как это точнее назвать? Просижни на заднице и пара-тройка нервных тиков.
Рома расставил энергетики стройными рядами, положил шоколадки, орешки и подушку на кресло. Все было готово к великой ночи «фотошопа». Но не успел он заняться первым клиентским прыщом, как в дверь деликатно постучали.
— Мы закрыты! — крикнул Рома. Поначалу он хотел, конечно, притвориться, что в студии никого нет, но это было бы слишком глупо: свет-то горел.
— Я ненадолго, — в дверях показался Игорь.
Работа с людьми развила в Роме ощутимую нелюбовь к человечеству в целом. И сейчас Кулешов не обрадовался бы ни одному гостю, но жених Юны… Этот явил собой самую полную, самую выигрышную комбинацию неприятностей. Как если бы Рома собирался на важную встречу, но прищемил галстук в метро, опоздал на автобус, получил порцию грязных брызг от таксиста, который в Москве первый день, а потому повез бы Рому в центр через МКАД, и уже на подходе к клиенту обнаружилось бы, что паспорт, телефон и флешка со снимками остались дома. Рядом с включенным утюгом. Вот примерно такие эмоции обрушились на Кулешова, когда он увидел Игоря. По лицу последнего явственно читалось, что и он пришел не для того, чтобы отвесить комплимент за профессионализм или расшаркаться в любезностях.
