Снимай меня полностью (СИ) - Софер Дарья (книги полностью txt) 📗
— Насчет конкурса, — перебил он обреченного.
— Ага, тут такое дело… — она запнулась.
— Твой отец знает, — снова закончил за нее Рома.
— Откуда ты?
— Игорь.
Оба замолчали, и тишина на линии затянулась так надолго, что если бы их в это время прослушивал добросовестный сотрудник службы безопасности, то он бы занервничал и проверил, работает ли техника.
— Слушай… — вдруг произнесли Рома и Юна одновременно, а потом он, спохватившись, добавил: — говори сначала ты.
— Слушай, — повторила она. — Я знаю, что папа может быть довольно… Бескомпромиссным. Может, даже начнет угрожать тебе. И я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности.
По идее, Юна сама предлагала ему отступить. Снимала всякую ответственность. Одно движение мышкой — и проблема исчезла бы, как по волшебству. Ни обид, ни дилемм. Тишь да гладь. Но отчего-то Роме именно сейчас захотелось сделать наоборот. Доказать и Юне, и себе, что он не трус, не слабак. И вообще, не запугать его всякими там депутатами. И дума-то ведь городская, даже не государственная! Делов-то! Ну, выселят студию. Что, помещений в Москве мало? Или проверка: чего ее бояться? Вроде, миллионов Кулешов от родной казны не утаивал.
— Юн, речь не обо мне, — Рома крепче сжал смартфон. — Ты только скажи: тебе самой нужен этот конкурс или нет?
— Нужен, — без промедления отозвалась она. — И я отцу ответила, что не снимусь ни за какие коврижки. Ну, в смысле с конкурса, а не на камеру… Короче, ты понял.
— Понял, — кивнул Рома, хоть Юна и не могла этого увидеть. — Но?..
— В смысле?
— Ты так начала, как будто дальше будет большое «но».
— Ах, да… В общем, я только потом, когда ушла из дома, вспомнила, что он и до тебя может докопаться. Ты там обозначен, как фотограф. И ты подавал… Короче, я не хочу, чтобы мои ссоры с папой как-то тебя коснулись.
— Погоди-погоди, — Рома напрягся. — Что значит «ушла из дома»?
— То и значит… Забей. Это сейчас неважно. Просто если тебе так будет проще…
— Не будет, — уверенно ответил Рома. — Если этот конкурс тебе нужен, значит, ты будешь в нем участвовать. И точка. Только вот что…
— Да?
— Разрешение. Ты можешь написать мне разрешение на использование твоих фотографий? Задним числом, в идеале.
— Конечно, без проблем. Постой, это Игорь, да? Он тебе судом угрожал?
— Не бери в голову, — Рома постарался звучать как можно беззаботнее. — Разрешение только подпиши — и все.
— Не вопрос вообще.
— Ты в порядке там? — он понимал, что она не станет с ним откровенничать. Кто он ей? Даже не друг. И все-таки переживал и чувствовал на себе вину, ведь это именно из-за их с Вадиком затеи с конкурсом у Юны теперь проблемы и с женихом, и с родителями. Ушла из дома? Господи, неужели до такого дошло? Неужели вообще можно выгнать человека из-за одного снимка?
— Ага, — полувопросительно протянула она и вздохнула. — Ром, знаешь, спасибо тебе за все.
— Ерунда! Тебе спасибо! Мне нравилось с тобой работать. Жаль, конечно, что со свадьбой так вышло…
— То есть?! — удивилась Юна.
— Ну, Игорь сказал, что мои услуги на свадьбе не нужны, так что…
— Он так сказал?! Серьезно?
— Ну да… — настал черед Ромы удивляться. Если Игорь не предупредил невесту о таком решении, выходит, Кулешов поступил, как ябеда… А как бы ему ни претила мысль о том, что Юна свяжет себя на всю жизнь с этим гнусным типом, выступать в роли яблока раздора Рома не хотел.
— Ясно. Извини, мне надо кое-что сделать, — и Юна отключилась.
Рома не сразу отложил телефон, а потом еще долго сидел, пялясь на потемневший монитор компьютера. Пора было вкалывать, чтобы наверстать потерянное время, но в голове царила странная пустота. Вакуум. И руки будто кто-то крепко держал, не позволяя коснуться клавиатуры. Потребовалось нешуточное усилие воли, чтобы, наконец, справиться с оцепенением и заставить себя вернуться к ретуши, но Вселенная будто задалась целью порушить Роме все планы. Потому что едва он, взъерошив волосы и почесав бороду, вывел, наконец, компьютер из сна, телефон зазвонил снова. И вновь на дисплее замигало короткое слово «Юна».
— А ты сейчас где? — робко спросила она, когда Рома сдвинул зеленый кружок вверх.
— В студии.
— Ясно. Уже уходишь, да?
— Вообще-то собирался всю ночь работать. А что?
— С Вадиком, да? — продолжала темнить Юна.
— Нет, один, — терпеливо пояснил Рома. — Что ты хотела?
Несколько секунд она тихо сопела в микрофон, потом все же решилась:
— Слушай, а я очень помешаю, если сейчас приеду?
— Нет, — сглотнув, соврал Кулешов. — Совершенно не помешаешь.
— Тогда жди, — донесся до него Юнин голос, и телефон захныкал короткими гудками.
ГЛАВА 16
ЮНА Лебедева
3 часа
Друзья, у меня к вам два вопроса.
1. Ни у кого нет вакансии для будущего политолога? Могу писать статьи, пресс-релизы. Или, например, пригожусь в качестве спичрайтера. В офисе тоже буду полезной: с компом на «ты», печатаю быстро.
2. Если кто-то снимает квартиру, с удовольствием займу свободную комнату и разделю аренду. В быту неприхотлива, как фикус, зато всегда выслушаю и составлю приятную компанию.
Прошу репоста! Все предложения — в личку.
Юна знала, конечно, что ее отец не умеет проигрывать и никогда не сдается, но все же не ожидала от него такой жесткости. Сам факт, что родная дочь посмела выступить против его воли, которая всегда приравнивалась к истине в последней инстанции, довел Льва Львовича до бешенства столь разрушительного, что измерить оное можно было только по шкале Рихтера. И если мы сейсмологи в тот момент присутствовали в комнате Юны, то, несомненно, приписали бы крикам депутата максимальную магнитуду и включили семейный скандал Лебедевых в число мощнейших мировых землетрясений.
Когда падшая дочь принялась собирать вещи, Лев Львович, изрыгая проклятия и языки пламени, сказал, что каждая тряпочка в этом доме, от майки до трусов, была куплена на заработанные политическим потом деньги, а посему не покинет родных закромов.
Юну лишили всего: денег, одежды, банковских карт и даже ключей от машины. Однако чем громче разорялся отец, тем отчетливее понимала Юна, что назад пути нет. Именно теперь она поняла, сколько времени потеряла, исполняя роль образцово-показательной дочурки. И все ради чего? Чтобы стать одной из подчиненных отца? Раньше Юне казалось, что он любит ее. По-своему, конечно, но все же любит. А сейчас усомнилась даже в этом. Одно слово поперек — и вот ее уже вышвыривают без выходного пособия, как проворовавшуюся прислугу.
Розовые очки треснули, осыпались грудой маленьких колючих осколков, и свет неприглядной правды больно резанул по глазам. Все эти годы Юна была никем. В собственном доме, в родной семье — нулем без палочки. Пустым местом без права голоса. Она осознавала, что без денег придется туго, но расплачиваться собственным достоинством за еду, одежду и коммуналку больше не могла физически. Ее страшило не столько то, что она уходит в никуда, сколько простая горькая истина: она не нужна родителям. Разумеется, ее слова «я ухожу» не были пустой угрозой или попыткой припугнуть папу, чтобы выторговать разрешение на конкурс. И все же где-то в глубине души Юна надеялась, что отец одумается. И уж если не попросит прощения, то хоть захочет остановить ее. Или мама вмешается и встанет на сторону единственного ребенка.
Но нет. Лев Львович разошелся не на шутку, а Елена Геннадьевна шепотом посоветовала Юне немедленно извиниться, пока не стало слишком поздно. Вот только к своей досаде девушка поняла, наконец: поздно стало уже давно. Она видела перед собой не любимого папу, а человека, для которого власть превратилась в наркотик. И неповиновение, поставившее непререкаемый авторитет главы семьи под угрозу, выпустило на свободу всех его внутренних демонов. Лев Львович будто сбросил домашний халат, обнажив самого настоящего Халка. И Юна поняла, что никогда не сможет жить в мире с собой, если будет прогибаться и дальше.
