Время ландшафтных дизайнов - Щербакова Галина Николаевна (первая книга .txt) 📗
Это я к тому, что никогда никто мне не говорил, что я похожа на маму.
– Вспомнил! – восклицает гость. – У вас это называется «статью».
– Что? – я как-то уплыла в себя, а он, оказывается, вымучил забытое слово. – Ну, какая там стать? Просто большая девушка.
– Можно вас поцеловать? – спрашивает мамин бывший друг.
Я подставляю ему щеку. Мне в голову не приходит, что он силой развернет меня к себе и вляпается мне в губы отнюдь не родственным, а весьма сочным мужским поцелуем, и я от неожиданности и даже слегка для удобства дыхания отвечу ему слабым движением, дабы выжить, потому как другого и пути нет. Он нескоро выпускает меня из рук, я в полной мере получаю информацию о его вкусе и запахе, мастерстве и крепости, а также о мощи его чресл и того, что между. «Между» он с силой прижал ко мне.
– Перебор, – говорю я сбитым дыханьем. – Номер вне программы.
– Я приехал сюда за мечтой, – говорит гость. – Таля не могла сохранить себя лучше, как родить для меня вас, – сказал он именно это.
– Господи! – кричу я. – Вы псих. Вы знаете меня три часа. Вы даже слыхом обо мне не слыхивали. Родила для вас? У вас в головке все в порядке?
– Зачем бы я тогда приехал? Как только умерла моя жена и дети встали на ноги, я понял, что мне надо ехать туда, где я оставил самую большую любовь.
– Но это ведь моя мама! Не так ли? – кричу я.
– Нет, – говорит он. – Таля – мираж, Таля – дух. А вас я заберу с вашей девочкой, нечего вам тут бороться с жизнью и подозревать, что ее можно победить самой. Вам нужен я.
– Да не нужны вы мне! – смеюсь я. – И если вы хоть слово скажете маме, я вас подорву! В моем районе время от времени летают бесхозные пули. Просто так, у нас это принято.
– Инга! У вас не имя, а песня. Простите меня за напор. Это удивительно для меня самого. Но я не могу терять время. Маме придется сказать – никуда не денешься, но вы с девочкой уедете со мной. Как это по-русски? Смешное выражение… Нарисуйте себе на носу!
Я ухожу в подъезд. Меня вытошнило у почтовых ящиков. Странная блевотина. Из меня выходила неведомая гадость, которая не могла быть ни едой, ни питьем. Гадость шла из головы. И я как-то спокойно подумала: «Это инсульт, мать вашу так. Рано же… Как бы… Еще…»
Очнулась я дома. Надо мной маячило лицо варяжского гостя. За руки меня держала Алиска в ночной рубашонке. Некто невидимый сбоку делал мне укол в вену.
– Сосудистый спазм, – сказал мне гость. – Ничего страшного. Я вас не покину.
…Он идет провожать «скорую», Алиска шепчет мне:
– Он внес тебя на руках. Я пустила, потому что с ним была соседка. Тебе очень плохо?
– Мне совсем хорошо, – говорю я. – Честное слово. Надо его проводить. Сказать спасибо и до свидания.
Он возвращается и присаживается на краешек моей постели. Алиска, готовясь ко сну, постелила и мне, и себе.
– Простите, – говорит он, – я не рассчитал силу. Вы очень эмоциональны.
– Прощаю, – отвечаю я. – Спасибо за доставку. Алиса, открой дверь и выпусти дядю.
– А могу я остаться? – Он говорит это робко и неуверенно.
– Не можете, – отвечаю я. – Все будет в порядке. Я спокойно отлежусь, а с вами я буду нервничать.
Он ушел, и я тут же уснула. Спала я долго и крепко.
Утром Алиска мне сказала, что звонила мама, но умница-девочка пугать бабушку не стала, а сказала, что у меня с вечера болела головка, и я приняла таблетки.
– Я не пойду в школу, – кричит она мне из кухни. – Сейчас я заварю чай и сделаю быструю кашу.
– Не надо кашу. Только чай.
Я плетусь в ванную. В общем все в порядке, но чуть-чуть ведет в стороны и ноги ватные. После чашки чая (я бы заварила покрепче) меня чуть-чуть поташнивает, я боюсь рвоты, но все тихонько проходит. Я лежу смирно, а девочка сидит рядом и держит меня за руку.
– Ты так тихо спала, что я думала, что ты умерла. Не спи так больше. Я ведь тебя так люблю. Этот дядька оставил свой телефон. Мне даже хотелось ему позвонить. Он же тебя на руках принес.
– Ты, надеюсь, не звонила?
– Нет. Ты вздохнула и повернулась на подушке. Он тебя нашел во дворе или где?
– Нет. Это знакомый моей мамы. Он меня провожал.
– Он говорит, как иностранец.
– Он такой и есть. Да ну его! Не хочу о нем говорить.
Звонит мама. Кудахчет. Но прийти не предлагает. У них, оказывается, с Владимиром экскурсия по Москве. Он заказал машину.
– Пожалуй, я надену ту блузочку, что ты вчера нашла, и синюю юбку.
– Правильно, – говорю. – Только не забудь о туфлях. И сообрази сумочку.
– Надо порыться, – отвечает мама.
И тут – о сволочизм! – я вспоминаю его губы, его тело, вдавленное в меня, кончик его языка, который тыкался мне в зубы. И я загораюсь снизу. Этого я от себя не ожидала, это предательство тела, гнусной плоти, заявляющей свои права. Да пошла ты к черту – кричу я ей про себя – найду я тебе копальщика, дай встать на ноги, но этот тип – табу. Я ненавижу ядерщиков, ненавижу бразилианцев – или как их грамотно называть? – я ненавижу мужиков, нападающих из-за угла, я ненавижу чужих кавалеров, траченных молью.
Помогло. Несколько «ненавижу» победили позывы плоти. Пошел он к черту, варяжский гость! Не хватало его! Бедная моя мамочка в блузочке с косыночкой в конопушках. Тебе бы сказать – ты бы выскочила на полной скорости из машины, в которую тебя посадил этот фальшивый хитрун. Но весь кунштюк в том, что ты никогда этого не узнаешь. Лучше я съем свой язык.
Я снова уснула и снова долго спала. Вечером я уже вполне бодро шла в туалет, постирала трусики и выпила чашку бульона. Умница Алиска разморозила и отварила курицу.
Вечером мне мама по телефону взахлеб рассказывала про замечательный день, про браслет, который ей купил Володя, и про дивный напиток «Кампари».
– Ты когда-нибудь пробовала?
– Когда-нибудь, – отвечаю я.
– Кстати, ты мне так и не сказала, как он тебе показался? Вы ведь вечером немножко погуляли?
– Мама! – говорю я. – Не разобралась. Эти хорошо упакованные иностранцы для меня – вещи в себе.
– Не говори так. Он остался русским. Щедрый. Сильный. Умный.
– Ну и слава Богу! Мне-то что?
– Ты ему понравилась. Он говорит, что мы похожи.
– Но это-то глупости!
– Может, со стороны виднее?
Мама рассказывает всякие мелочи, бедная моя мама! Она столько лет не выходила дальше двора и булочной! Она потрясена открытыми на улице кафешками. «Такие красивые белые стульчики!» Мама не спрашивает, как я себя чувствую, – подумаешь, ерунда, голова болела, она сообщает, что теперь они поедут в Коломенское. Послезавтра. Завтра у Володи деловая встреча.
Утром я провожаю Алиску в школу. Она долго меня обнимает и просит ничего не делать и никуда не ходить. «Почитай детектив, – говорит она. – Или уже ничего не осталось?
– Осталось, осталось, – смеюсь я. – В конце концов прочту еще раз. Все равно ведь не помню.
– Но ведь, кто убил, помнишь?
– Эта да. Но каждый раз не помню, как к нему добрались.
– Не выходи! – строго наказывает Алиса.
А через час в дверь звонит ядерщик. Мать честная, как это я не сообразила, что это я – деловая встреча. В руках у него цветы и огромный сверток. Я отступаю очень далеко, давая возможность ему пройти.
Он оставляет сверток на диване и прямиком лезет целоваться. Большие ухоженные протянутые руки. Обшлага рубашки сверкают не по-нашему. Уши – уши не Каренина. Такие мощные, прижатые и только мочки мяса слегка топырятся.
– Сядьте, – говорю я ему. – И замрите. Иначе я позвоню маме.
– Ингочка! Какая глупость! При чем тут мама? Ну сообразите, что вы ей скажете. Ваша мама – прелестная женщина, но я хочу вас, как мальчишка. И вы меня хотите. Я это чувствую телом…
И я подымаю телефонную трубку. Понимаю, что сейчас он будет у меня ее вырывать, борьба рук и прочее, прочее. И я кричу ему в близкое лицо самым противным своим голосом:
– Сядьте на место. И слушайте меня…
