Падшие. Начало (ЛП) - Коул Тилли (прочитать книгу .txt) 📗
Джозеф взглянул на отца Куинна. Священник прищурился и пристально посмотрел на руки Джозефа. На кровавое доказательство злодеяний Джеймса.
— Скажи мне, Джозеф. Ты по-прежнему намерен присоединиться к Церкви? Стать священником?
— Да, — ответил Джозеф.
Он говорил правду. Правда была единственной абсолютной ценностью в его жизни. Каждой клеточкой своего тела Джозеф хотел посвятить себя вере. Вверить свою жизнь Богу, Христу и Католической церкви, которая его взрастила… спасла. Он с шести лет знал, какой путь ему предстоит. Сейчас Джозефу было уже пятнадцать, и эта убежденность вместе с силой его веры только росла с каждым днём.
Отец Куинн кивнул, будто ждал такого ответа. Джозеф потер руки. Оставшаяся на них кровь Люка все еще была влажной.
— Он для тебя обуза.
Джозеф замер, бросив взгляд на отца Куинна. Сердце мальчика забилось быстрее, словно звонящие в бешеном ритме церковные колокола.
— Он мой брат.
Джозеф не мог ответить иначе. Для него не было ничего важнее брата. Кроме Джеймса у него ничего не осталось. Он должен его спасти.
Отец Куинн ласково положил руку на плечо Джозефа.
— Вот почему ты станешь замечательным священником. Тобой движет сострадание. Ты, вне всяких сомнений, послужишь Церкви своей верой в спасение мятежных душ.
Священник помолчал, словно обдумывая свои следующие слова.
— Но ты больше не обязан спасать Джеймса. В нем живет кое-что очень тёмное. Кое-что, к чему нужен особый подход. Подход, который тебе, мой мальчик, не знаком. Чтобы справиться с такими силами, у тебя нет ни надлежащего опыта, ни подготовки, — отец Куинн крепче прижал его к себе. — Я освобождаю тебя от бремени, которое ты на себя возложил. Тебе пора сосредоточиться на изучении теологии и церковных обязанностях.
В ушах у Джозефа зазвенело, все звуки заглушил страх. Он не мог отпустить Джеймса. Не мог.
— Что вы с ним сделаете? — в панике спросил Джозеф.
— Изолируем.
— Вы не…, — Джозеф помолчал. — Вы не станете привлекать полицию? За то, что он сделал с Люком?
Рука отца Куинна соскользнула с плеча Джозефа, унеся с собой тепло его утешения.
— Джозеф, это дело Церкви. Полиция не занимается болезнями души.
— Сколько времени он пробудет в изоляции?
Не ответив на вопрос Джозефа, отец Куинн поднялся на ноги.
— Пойдём, сынок. Тебе нужно смыть с себя кровь, и сегодня ты будешь спать в свободной комнате. Тут необходимо хорошенько убраться.
Джозеф сделал, как ему было сказано, но, приняв душ, снова пробрался в свою с Джеймсом комнату. Отец Куинн с остальными священниками настолько ему доверяли, что за ним не следили. Джозеф уставился на залившую комнату кровь. Картина была жуткая. Джозеф замер, и его мысли унеслись к тому моменту, когда он впервые увидел, как Джеймс порезал себе руку. Джозеф нашел брата в ванной. Зеркало над раковиной было разбито. Тянущаяся от нее струйка крови привела Джозефа к ванне. Джеймс спрятался за тонкой занавеской, но Джозеф различил знакомый силуэт. Дрожащими руками Джозеф отдернул занавеску. У Джозефа сжалось сердце, когда он вспомнил, каким предстал перед ним его младший брат. Восьмилетний мальчик с осколком стекла в руке… но не это больше всего испугало Джозефа. А то, что Джеймс порезал себе предплечье… и пил из раны собственную кровь.
Джеймс поднял голову, его зрачки были расширенными. Джеймса всегда что-то терзало. После того, как их мать умерла, и мальчиков отдали в приют Невинных младенцев, Джеймс не спал, почти не разговаривал. Его лицо всегда было непроницаемым. Джозеф знал, что его разум терзает какая-то темная сила, какое-то зло, начавшее сражение за его душу.
Но в тот момент, когда кровь окрасила зубы брата и алыми каплями потекла по его подбородку, Джозеф увидел на лице Джеймса то, чего не видел никогда прежде — покой. Удовольствие… сытость.
— Джеймс, — направляясь к ванне, прошептал Джозеф.
Он остановился, увидев пузырек на подобие тех, в которые священники наливали святую воду. Только он был наполнен не святой водой, а кровью. Кровью Джеймса. Опустив руку, Джеймс схватил пузырек и поднялся из ванны. Застыв, подобно величественным статуям святых в церкви Невинных младенцев, Джозеф смотрел на то, как Джеймс возвращается в их комнату. Джозеф последовал за ним, пытаясь понять, что его брат будет делать дальше. Он был напуган и в то же время зачарован. Но Джеймс не сделал ничего такого, что вселило бы в Джозефа страх. Все было как раз наоборот. Не обращая внимания на то, что кровь из его раны сочится на простыни, Джеймс прижал пузырёк к груди, закрыл глаза и в считанные минуты заснул.
У Джозефа бешено заколотилось сердце, когда он увидел, как во сне брат расслабился, и его лицо стало умиротворенным. Красивым. Он не помнил, сколько прошло времени, но, в конце концов, достал полотенце и занялся раной Джеймса. Его младший брат не проснулся. Даже промыв Джеймсу рану, Джозеф остался на кровати, присматривая за ним, словно ангелы из Библии.
Простое кровопускание подарило измученному разуму Джеймса временное облегчение. А пузырек у него на груди — сон.
И Джозеф понятия не имел, что ему со всем этим делать.
Джозеф моргнул и очнулся от воспоминаний. Эта комната… это не имело ничего общего тем, что случилось той ночью в ванной. Это было хуже. Гораздо хуже. Джозеф вспомнил лицо Джеймса, когда тот облизывал нож. Увиденный на лице брата экстаз. Его одержимость кровью усиливалась. Чем старше становился Джеймс, тем больше уходил в себя. Он отрастил и заострил себе ногти. Вскоре после этого его ногти увидел священник и заставил Джеймса их обрезать. День за днём он менялся. И не в лучшую сторону. Он скатывался в темноту, куда Джозеф не мог за ним последовать. И лишь в те моменты, когда брат спал с пузырьком своей крови, Джозефу казалось, что он видит остатки его непорочности.
Но пузырьков больше с ним не будет. Теперь его забрали Бог знает на сколько. У Джозефа сжалось сердце, когда он понял, что без них Джеймс никогда не заснет. Он разволнуется и еще больше уйдет в себя. Джозеф боялся, что к тому времени, как брат вернется, он уже будет потерян для него навсегда.
Не дав себе времени пожалеть о содеянном, Джозеф достал из ящика прикроватной тумбочки маленький пузырек со святой водой. Вылив благословенную жидкость, он опустился на пол и, стараясь не запачкаться, собрал во флакон немного крови Люка. Затем закрыл его крышкой и сунул в карман.
Кровь была еще теплой.
Джозеф закрыл глаза и прошептал молитву. О прощении за то, что поставил греховные потребности Джеймса выше правильных поступков. Джеймс был его слабостью. Его единственной слабостью. Во всем остальном Джозеф являлся идеальным будущим священником. Но не тогда, когда дело касалось брата. Его родной души. Пузырек с кровью Люка горел у него в кармане, обжигая его своей неправедностью. И все же Джозеф принял бы любую назначенную ему епитимью. Он знал, какое спокойствие обретет его брат, если они снова увидятся... и Джозеф стерпит это наказание. (Епитимья — вид церковного наказания для мирян в христианской Церкви; имеет значение нравственно-исправительной меры — Прим.пер.)
Джозеф сделал, как велел ему отец Куинн и пошел в свободную комнату. Но даже свернувшись калачиком на свежих простынях в чужой комнате и глядя на точно такое же висящее на стене распятие, он не мог уснуть. Вместо этого Джозеф то и дело вспоминал выражение глаз Джеймса, когда брат прижимал его к полу. Вспоминал и думал, победило ли наконец зло, душившее душу Джеймса, последнее оставшееся в ней добро? Потерял ли он брата, которого любил больше всех на свете?
Кутаясь в одеяло от холода, не имевшего никакого отношения к прохладному воздуху в комнате и зимнему ветру за высоким окном, он уставился на бронзовое распятие и прошептал:
— Пожалуйста, Господи, пожалуйста, спаси его. Искупи и прости его грехи. Прости мне мои. Просто пусть с ним все будет хорошо. Он — это всё, что у меня осталось.
