Голубка - Знаменская Алина (версия книг .txt) 📗
– А может, она в чем-то и права, – наконец проговорила Калерия. – Нельзя же человека держать! Пусть он сам выбирает, с кем остаться…
– Золотые слова! – торжествующе воскликнула Людмила. – Насильно мил не будешь!
– Да! А как же семья, ячейка нашего общества? – не сдавалась учительница. – Мы не сами по себе, мы среди людей.
– В данном случае, – подвела итог Калерия, – мы сделали все, что смогли.
– Вот именно, – поддержала Прянишникова. – Пострадавшую сторону выслушали? Выслушали. Внушение обидчице сделали? Сделали. По домам, девочки! Нам с Калерией Петровной еще спевки предстоят. Хор сегодня.
Женсовет как ветром сдуло. Всех, кроме Людмилы. Дождавшись, когда все уйдут, Людмила сказала:
– Калерия Петровна, в военторг поступили сапоги австрийские на натуральном меху. Вам прошлый раз не хватило… Оставить? Ваш подъем.
– Оставь, Люда. Если мне не подойдут, маме отправлю. Она у меня модница.
– Пока от нас до Москвы посылка дойдет, зима кончится, – улыбнулась Людмила. – Так вы зайдите.
– Зайду обязательно.
Калерия Петровна поняла, что своим предложением Людмила невольно благодарит ее за такое демократичное отношение к любовникам. Ведь Людмила сама находилась в похожей ситуации. Выходит, Калерия невольно поддержала разлучницу? Со стороны это выглядит так. Выходит, так. А как правильно? И вообще, имеет ли право кто-то со стороны судить – как надо?
Женсовет оставил сегодня тяжелый осадок на душе у его председателя. А ведь сколько вопросов ей приходилось решать прежде, и довольно сложных. Но никогда она не чувствовала такой личной боли и такого сомнения. Душа была не на месте.
Заперев кабинет, она отправилась в зал, где уже слышались звуки баяна и начинали распеваться солисты.
Перед репетицией Калерия все же зашла в буфет и заказала себе крепкого чая – поднять свое низкое давление.
К этому часу обычно в Доме офицеров становилось людно. Наверху в кружковых комнатах шли курсы кройки и шитья для жен военнослужащих. У младшего офицерского состава проходили занятия инженерно-технического университета. Казалось, больше половины городка собирается вечерами в Доме офицеров.
Когда она вернулась в зал, на сцене уже установили скамейки для хора. Первые два ряда, состоящие из женщин, были уже почти полностью заняты. Калерия нашла свое место. Когда вошел концертмейстер, коллектив уже был готов к репетиции, начали распевку. Сегодня как никогда Калерии показалось трудно стоять. Скамья казалась узкой, а зал – душным. Репетиция продлится не меньше часа, нужно набраться терпения. Но где же его взять, если в животе что-то тянет вниз, ноет, ноги затекли и хочется лечь и вытянуться?
Она даже обрадовалась в первую секунду, когда в зал вбежал посыльный матрос и, доложив по форме хормейстеру, стал что-то тихо говорить тому. Она услышала только слово «начальник госпиталя» и еще – свою фамилию.
Это значило, что сейчас она сможет покинуть душный зал, выйти на воздух. Только в фойе ей пришло в голову, что неожиданный вызов мог быть как-то связан с Кириллом, который находился в море. И испугалась.
– Что-то случилось? – спросила у посыльного, но тот только бесцветно ответил:
– Не могу знать!
Возле крыльца на площадке стоял все тот же госпитальный «газик».
– Велено доставить вас на причал, – отрапортовал посыльный и помог ей забраться внутрь.
Еще издали она увидела над ангаром развевающуюся бело-красную кишку, показывающую силу и направление ветра. А когда вышла сама, этот ветер сразу почувствовала – он задирал подол плаща, рвал с шеи косынку. На причале стоял начальник госпиталя, хирург Кураев. Увидев ее, кинулся навстречу, чуть ли не поволок за собой.
– Калерия Петровна, как хорошо, что вас быстро нашли! Бегом!
– Да что случилось-то? – едва поспевая за ним, прокричала ему в спину Калерия.
– Потом объясню, голубушка! У нас ЧП. Как же я рад вас видеть!
Калерия была в полном замешательстве. Обычно неразговорчивый грозный Кураев вдруг рассыпался бисером, тащил ее куда-то… Он рад ее видеть! Только сегодня утром виделись на пятиминутке. Она ничего не понимала, до нее дошло только, что ЧП не с Кириллом. Иначе тон у начальника был бы другой.
У причала стоял катер с крейсера «Минск». Катер был грязно-серого цвета, который на флоте почему-то называется «шаровый».
Калерия и пикнуть не успела, как сильные руки двух матросов подхватили ее и перенесли на катер.
– Куда мы? – не унималась она, пытаясь добиться от взвинченного начальника хоть какой-либо информации. Но тот насупленно молчал, пока рядом возились матросы. Потом все-таки он вкратце обрисовал ситуацию.
Оказывается, в море, на крейсере, у кого-то случился приступ аппендицита. Операция длилась несколько часов, а хирургу все не удавалось завершить ее, поскольку там возникли кое-какие осложнения. Выбившийся из сил хирург запросил помощи на берегу.
– Но я-то при чем, Платон Наумыч? – ужаснулась Калерия, начиная соображать, чем чревато появление посыльного на репетиции хора. – Я терапевт!
– Вот и отлично! – подхватил Кураев. – Хирургию в рамках своей специализации изучали. Ассистировать вы мне сумеете. Чего вы так испугались?
Калерия почувствовала, что покрывается красными пятнами. Она была в ярости. Начальник сделал из нее крайнюю! Знает, что она после смены, что она не хирург! Можно учесть, что она женщина, в конце концов!
– Ну, так получилось, – вздохнул он, понимая, что теперь она никуда не денется и можно особо не миндальничать. – Лаптев отпросился в аэропорт тещу встречать. Вы сами слышали на планерке.
– А Абрамян? У нас в госпитале три хирурга!
– Вот именно! Ваш покорный слуга и еще двое. И оба отпросились на сегодня. Абрамян на свадьбе во Владивостоке, приедет только завтра. Ну что, прикажете мне окулиста в ассистенты брать? Да не тушуйтесь вы, Калерия Петровна! Я вас буду беречь, как хрустальную вазу!
О, как Калерия была возмущена! Как ей хотелось закричать, высказать начальнику все, что она думает! Сказать, что она ждет ребенка и у нее более уважительная причина не подчиниться приказу, чем у всех, вместе взятых, врачей госпиталя… Но кругом была вода. Катер мчался, увозя ее в синюю муть океана… Выйдя наверх, она издалека увидела, что на вертолетной площадке уже находится вертолет с расправленными лопастями. Это был серый морской вертолет без хвостового винта. Она с тоской подумала о предстоящем полете. Отступать было поздно…
– Грузитесь быстрее! – кричал пилот из кабины. – Погода портится!
Заработали винты. В первую минуту она почувствовала, что глохнет. Второй пилот протянул ей наушники. Неожиданно для нее взлетели легко.
Сам полет потом напрочь стерся из ее памяти. Она запомнила только свое чувство, когда вертолет завис над крейсером и она увидела на палубе орудийные стволы и ракетные установки. Она сразу оценила, что корабль небольшой и на нем – о ужас! – нет вертолетной площадки! Она поняла, что ей предстоит…
Пилот кинул веревочную лестницу. Снизу два матроса в оранжевых спасательных жилетах схватили конец лестницы и стали держать. Кураев пробовал шутить и сказал, что пропускает ее первой. Она до боли закусила губу. Ей хотелось плакать, но она приказала себе не сметь.
…Она увидела под собой пропасть! Как она спустилась? Матросы подхватили ее и бережно опустили на палубу.
– Куда? – спросила она, пытаясь обрести равновесие.
– Сразу в операционную! Не споткнитесь о комингсы!
Но она все же несколько раз споткнулась об эти небольшие пороги, больно ударилась коленкой, пробираясь по узким коридорам с палубы на палубу.
Вместе с Кураевым они вошли в крошечное помещение операционной, в центре которой лежал больной. В углу имелась раковина с краном, у стены был стол с инструментами. Теперь Кураев сразу изменился – стал тем хирургом, которого Калерия в нем так уважала и которым восхищалась. В несколько мгновений он оценил ситуацию и теперь только четко, отрывисто отдавал ей приказания и сосредоточенно колдовал над телом больного. Калерия ассистировала так, будто всегда только этим и занималась. Она не замечала времени и не могла определить, сколько длилась операция. Она находилась словно в долгом подробном сне, который имеет только пространственные ориентиры, но не имеет временных.
