Аристотель и Данте открывают тайны вселенной (ЛП) - Саэнс Бенджамин Алир (первая книга TXT) 📗
А потом он шепнул мне на ухо:
— Я думаю, что у той дамы, что сидит напротив нас, любовная интрижка.
— Откуда ты узнал? — прошептал я.
— Зайдя в автобус, она сняла свое обручальное кольцо.
Я кивнул и улыбнулся.
Мы сочиняли истории и про других пассажиров.
Мы знали, что они тоже придумывали истории про нас.
Я очень редко сближаюсь с людьми. Я предпочитаю оставаться одиночкой. Я играю в баскетбол, в бейсбол и даже состою в клубе Бойскаутов, но я почти не общаюсь с другими парнями. Я никогда не чувствовал себя частью их мира.
Парни. Я наблюдал за ними. Изучал их.
В конечном итоге я не нашел в них для себя ничего интересного. На самом деле, я только еще больше разочаровался.
Может я был немного высокомерным. Но я так не думаю. Я просто не понимал, как с ними разговаривать, как чувствовать себя комфортно в их окружении. Общение с другими парнями не заставляло меня чувствовать себя умнее. Общение с другими парнями заставляло меня чувствовать себя глупым и неполноценным. Это было, словно они все состояли в одном клубе, а я нет.
Когда я стал слишком взрослым для бойскаутов, я сказал отцу, что не хочу больше этим заниматься. Я больше этого не выдержу.
— Потерпи ещё год, — сказал мне он. Отец знал, что иногда я люблю подраться. Он часто читал мне лекции о физическом насилии. Он пытался оградить меня от влияния школьных группировок. Он не хотел, чтобы я стал таким как мой брат, который сидит в тюрьме. Именно из-за моего брата, о чьём существовании даже не упоминалось, я должен был быть примерным бойскаутом. Это отстой. Почему я должен быть хорошим мальчиком только потому, что у меня плохой брат? Ненавижу эту семейную математику.
Я уступил отцу. Я решил потерпеть еще один год. Я ненавидел это, кроме того, что я научился делать искусственное дыхание. Мне не очень нравилось дышать в чей-то рот. Это выводило меня из себя. Но по какой-то причине, меня восхищало то, что ты можешь заставить сердце вновь забиться. Я не совсем понимал, как это работает. Но после того как я получил нашивку за то, что научился оказывать первую помощь, я ушел из бойскаутов. Придя домой, я отдал нашивку отцу.
— Я думаю, что ты совершаешь ошибку, — вот и все, что сказал мне отец.
Я не собирался садиться в тюрьму. Именно это я и хотел ему сказать, но вместо этого фыркнул:
— Если ты заставишь меня вернуться к бойскаутам, то клянусь, я начну курить.
Отец посмотрел на меня, и сказал:
— Это твоя жизнь.
Будто так и было. Еще одна особенность моего отца, это то, что он никогда не читает лекции. И это меня бесило. Он не был злым. И у него был хороший характер. Он всегда высказывал свое мнение короткими фразами: «Это твоя жизнь», «Просто попробуй», «Ты действительно уверен, что этого хочешь?» Почему он не может просто поговорить? Как я могу узнать его поближе, если он не хочет со мной общаться? Меня это раздражало.
В целом жилось мне хорошо. У меня даже были друзья в школе. Типа того. Я не пользовался дикой популярностью. Этого просто не могло произойти. Быть популярным, значит убедить людей в том, что ты веселый и интересный. А я просто не любил играть на публику.
Раньше я общался с братьями Гомес. Но они переехали. Еще была пара девчонок, Джина Наварро и Сьюзи Берд, которым доставляло удовольствие надо мной издеваться. Девчонки. Они тоже были загадкой. Весь мир был загадкой.
Хотя, думаю, что не все было так плохо. Может быть, я и не был всеобщим любимчиком, но и не был тем парнем, которого все ненавидят.
Я мог за себя постоять. Поэтому меня и оставляли в покое.
Я был почти невидимый. И я думаю, мне это нравилось.
Но потом появился Данте.
ПЯТЬ
После моего четвертого занятия по плаванию, Данте пригласил меня к себе в гости. Он жил меньше чем в квартале от бассейна в большом старом доме напротив парка.
Он представил меня своему отцу, учителю английского. Я никогда не встречал американца мексиканского происхождения, который преподает английский язык. Я даже не знал, что такие существуют. Да он и не выглядел как профессор. Он был молодым, привлекательным и добродушным, казалось, что какая-то его часть так и осталась мальчишкой. Он был похож на мужчину, влюбленного в жизнь. Не то, что мой отец, который сторонится окружающего мира. В моем отце была какая-то мрачность, которую я не понимал. В отце Данте совершенно не было такой мрачности. Даже его черные глаза, казалось, были полны света.
В тот день, когда я познакомился с отцом Данте, он был одет в джинсы и футболку. Он сидел в кожаном кресле в своем кабинете и читал книгу. Я не встречал ни одного человека, у которого дома был личный кабинет.
Данте подошел к своему отцу и поцеловал его в щеку. Я бы никогда так не сделал. Ни за что.
— Пап, ты сегодня не побрился.
— Сейчас же лето, — сказал его отец.
— Это значит, что тебе не надо работать.
— Это значит, что я должен закончить писать свою книгу.
— Написание книги — это не работа.
Отец Данте громко рассмеялся после этих слов.
— Ты еще многого не знаешь о работе.
— Сейчас лето, пап. Я не хочу слушать о работе.
— Ты никогда не хочешь слушать о работе.
Данте не понравилось, что разговор принял такой оборот, и он решил сменить тему.
— Ты собираешься отращивать бороду?
— Нет, — рассмеялся он. — Слишком жарко. Кроме того, твоя мама не хочет меня целовать, если я хотя бы один день не побреюсь.
— Ух ты, она строгая.
— Ага.
— А что ты будешь делать без её поцелуев?
Он ухмыльнулся и посмотрел на меня.
— Как ты терпишь этого парня? Ты должно быть Ари.
— Да, сэр.
Я нервничал. Я еще никогда не знакомился с родителями своих друзей. Большинство родителей, которых я встречал, не были заинтересованы в общении со мной.
Он встал со своего кресла и отложил книгу. Он подошел ко мне и протянул мне руку.
— Я Сэм, — сказал он. — Сэм Кинтана.
— Приятно познакомиться, Мистер Кинтана.
Я слышал эту фразу «Приятно познакомиться», тысячу раз. Когда мне это сказал Данте, это звучало искренне. Но когда ее произнес я, то почувствовал себя глупо и неоригинально. Мне захотелось где-нибудь спрятаться.
— Ты можешь называть меня Сэм, — сказал он.
— Я не могу, — ответил я. Боже, я хотел провалиться сквозь землю.
Он кивнул.
— Это мило, — сказал он. — И уважительно.
Мой отец никогда не произносил слова «мило».
Он посмотрел на Данте.
— У молодого джентльмена есть уважение. Данте, ты мог бы поучиться у него.
— То есть ты хочешь, чтобы я называл тебя Мистер Кинтана?
Они оба едва сдержали смех. Потом он снова обратился ко мне:
— Как дела с плаванием?
— Данте хороший учитель, — ответил я.
— Данте хорош во многом. Но он никогда не был хорош в уборке своей комнаты. Ведь уборка — синоним слову работа.
Данте посмотрел на него.
— Это намек?
— Ты сообразительный, Данте. Должно быть, унаследовал это от мамы.
— Не будь нахалом, пап.
— Что за слово ты сейчас употребил?
— Это слово тебя обидело?
— Не слово. Возможно это отношение.
Данте закатил глаза и уселся в отцовское кресло. Он снял свои кроссовки.
— Не устраивайся слишком удобно. Наверху тебя ждет твой собственный свинарник, — сказал ему отец.
Мне понравилось то, как они общаются друг с другом, они разговаривали так просто и с нежностью, как будто любовь между отцом и сыном это что-то естественное. Иногда мы так же просто общаемся с мамой. Иногда. Но между мной и отцом такого никогда не было. Интересно, что было бы, если бы я зашел в комнату и поцеловал своего отца.
Мы поднялись на второй этаж, и Данте показал мне свою комнату. Это была просторная комната с высокими потолками, деревянным полом и большими окнами. Повсюду валялись вещи. Одежда, разбросанная по всему полу, куча старых альбомов, книги, исписанные блокноты, фотографии, пара камер, гитара без струн, ноты и пробковая доска с прикрепленными к ней записками и картинками.