Офелия учится плавать - Кубелка Сюзан (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Фабрис слишком маленький. Но он француз, а французы — мое задание. К тому же это страна довольных женщин. Здесь мужчины по-настоящему любят женщин. Во всяком случае, так не устают утверждать сами французы в своих фильмах, книгах, стихах и песнях. Здесь целуют и ласкают, нежат и любят, всегда превосходно, в нужном темпе, и если нужно — всю ночь. Правда это или преувеличение? Это многое еще только предстоит выяснить. Правда, не сию минуту. Это было бы слишком поспешно и не в моем стиле.
Я не люблю в первый же день знакомства ложиться с мужчиной в постель. Малознакомые меня не возбуждают. Когда уже знаешь друг друга, постепенно растет напряжение. Когда уже невозможно взглянуть в глаза, чтобы тебя не пронизала дрожь, вот тогда поцелуй действительно хорош! Когда ты ничего не соображаешь, кровь стынет, в желудке резь и все плывет вокруг.
В первый день такого не бывает. Семь раз примерь, один отрежь. Познакомившись, нужно расстаться. Сидеть дома и тосковать друг о друге, почти не спать от волнения. Мечтать о том, как он тебя целует, стонет и внедряется в тебя. И каждый раз, представляя это, чувствовать укол в сердце. (А если не чувствуешь, забудь его!)
Но если сердце по-настоящему болит, тогда вперед! И что самое прекрасное: получается всегда иначе, чем думаешь. Даже если ты мысленно проиграла девяносто девять вариантов любовной ночи, реальность имеет сотый про запас. И эти сюрпризы я люблю в жизни.
Фабрис возвращается. Я сижу на подставке, волосы опять заплетены в благопристойную косу.
— Я должен тебе кое-что показать, — говорит он. Минутку, — и выключает свет. Что это значит? Хочет накинуться на меня в темноте? Нет, решил продемонстрировать мне величественный вид из окна.
Большой белый купол собора Сакре-Кер подсвечен гигантскими прожекторами и освещает наше ателье. Небосвод темно-синий, внизу красноватый, озаренный отблеском вечернего города. На самом верху стоит белая, лучезарная звезда. Это настолько красиво, что кажется декорацией.
Фабрис садится рядом со мной и берет мою руку. Я не отнимаю. В среду он получит больше. Мы сидим молча и наслаждаемся роскошным видом. Порой его взгляд уходит в сторону моей груди, но потом опять устремляется вперед. Человек владеет собой. Слава богу. Когда я встаю, чтобы идти домой, он не принуждает меня остаться. Провожает до двери, мы дружески обнимаемся, он целует меня в обе щеки. Потом кладет свою голову мне на плечо и замирает на пару секунд. И как раз когда я думаю: чудесная будет среда, все идет вкривь и вкось.
Ни с того ни с сего Фабрис начинает дрожать всем телом, обхватив меня руками и тяжело дыша в ухо, стискивает так, что у меня перехватывает дыхание. Моя первая реакция — ударить его коленом в пах. Но ведь он же — не враг. К тому же мужчина такого деликатного телосложения, что как бы не сломать ему что-нибудь.
Пока я раздумываю, Фабрис не теряет времени. Его дрожащие пальцы отстегивают бретельки моего «салопета», одна рука уже на груди, другая стремительно опускается вниз. Вот она уже приближается к весьма интимным местам. Нет, честное слово, это заходит слишком далеко.
— Ты не можешь подождать два дня? — громко подаю я голос. — Я приду опять в среду!
Тут он начинает жутко стонать.
— Я не могу. Я не могу. О, бэби! Сколько лет я ждал такую женщину, как ты. Я больше не отпущу тебя! — Он хватает мою руку и сует между своих ног.
Я вздрагиваю. Милостивый Боже! Еще один. Если я что-нибудь действительно не выношу, то именно это. Если мне нравится мужчина, я все равно рано или поздно попаду туда. Но когда — решать мне.
Мой испуг имеет еще и другую причину. Фабрис подвел мою руку к своим брюкам — но брюки пусты! Именно так. За всю мою жизнь я такого не встречала. Непонятно. Это и есть знаменитое французское искусство любви? Сверху — огонь, а внизу все мертво?
Но мне не приходится долго ломать себе голову.
Несмотря на мои громкие протесты, мой художник, сопя и постанывая, срывает с себя одежду. Этого я бы на его месте не делала. То, что в одетом виде кажется стройным, теперь оборачивается жалкой худобой. Грудная клетка узкая, плечи острые, бедра — одни кости. Теперь я понимаю, почему он даже летом носит толстые свитера. У бедняги нет ни полграмма жира! Но самое безнадежное — ляжки. Дряблые и сморщенные, коричневые, словно из пергамента. Хоть плачь!
И между этими морщинистыми ляжками висит маленькое, съежившееся коричневое нечто, которое вдруг на моих изумленных глазах, как по мановению волшебной палочки, начинает подниматься. Медленно, рывками оно устремляется вверх и, наконец, — о чудо! — самостоятельно стоит. Сейчас оно размером с мой указательный палец. Это самый маленький членик (пардон!), который мне попадался. От удивления я застываю. Фабрис купается в блаженстве.
— О, дарлинг! Я знал, что тебе это удастся. Я, как увидел тебя, сказал себе: эта женщина сможет все! О бэби! Летс гоу ту бед энд мейк лав!
Это второй сюрприз за сегодняшний вечер.
— Почему это ты вдруг заговорил по-английски? — в тревоге спрашиваю я, мой голос слегка дрожит.
— Потому что это мой родной язык. Пошли в постель.
— Ты не француз? — Я отпрянула в ужасе.
— Я из Дублина!
Сраженная, прислоняюсь к стене. Опять иностранец. Черт побери! Но, может, это неправда?
— Я не знаю никого с родным английским языком, кто бы идеально говорил по-французски, я имею в виду без акцента, — твердо говорю я.
— Значит, теперь ты знаешь одного.
— Ты здесь родился?
— Нет. Я пятнадцать лет был женат на парижанке. Это помогает.
— Почему ты меня обманул?
— Потому что ты явно интересовалась французами, как все иностранки.
— Ну и что? Это не разрешено? Это преступление?
— Нет. Но если бы я тебе сказал, что я ирландец, ты бы не пошла со мной сюда.
Собственно говоря, он прав. Но это его вовсе не извиняет. Я отворачиваюсь и пристегиваю бретельки.
— Где твоя жена? Она ушла от тебя? — Я тут же раскаиваюсь в заданном вопросе. Но Фабрис вовсе не слушает. Он внимательно смотрит вниз на свое тощее тело. Маленькая коричневая штучка из-за короткого перерыва опять съежилась.
— Послушай, — печально говорит Фабрис, — я видел один фильм, там голый мужчина идет по цветущему саду. Он задевает лепесток розы, и у него возникает эрекция. Всего лишь от лепестка. Можешь себе представить?
— Ну и?
— Это лучшее, что может произойти с мужчиной.
— Интересно. Ты это тоже испробовал? Разгуливал в цветущем саду и терся о розовые лепестки?
Фабрис кивает.
— Не получается. А ты смогла, о бэби! Пойдем, пойдем в постель.
— Нет! Я не хочу. Не сегодня. У меня нет желания.
Чудо, но он это принимает. Видит, что я говорю серьезно, и даже вовсе не обижен, что я отмечаю с благодарностью.
— Ты придешь в среду? — спрашивает он, приносит полотенце из ванной и оборачивает им свои худющие бедра. — Я буду ждать тебя.
— Я тебе позвоню!
— В среду мы могли бы начать раньше. Если у тебя есть время. Я в пять буду дома. Дай мне свой телефон.
Он записывает номер на клочке бумаги и рисует под ним большое сердце.
— Что ты сегодня еще делаешь? — спрашиваю я у двери, мне вдруг становится его жалко.
— Иду в гости. Но если бы ты осталась, я бы отказался.
На прощание мы целуемся в обе щеки.
— Выбрось это, пожалуйста, — говорю я и протягиваю ему три сегодняшних портрета, — ты прав, они никуда не годятся.
Потом я в одиночестве спускаюсь с седьмого этажа вниз и непрестанно качаю головой. Опять неудача. Уже третья в Париже. Один хуже другого. Кто бы мог подумать? Вот вам и Париж, знаменитый город любви. Для меня это город мужчин с сексуальными проблемами. Если я об этом расскажу в Канаде, мне никто не поверит. И если так будет продолжаться дальше, я к осени стану фригидной.
Да, жизнь — не сахар для женщины в последней четверти двадцатого века. Нас, правда, не выдают насильно замуж родители, мы кормим себя сами и спим, с кем захотим. Но что толку, если по-прежнему очень мало мужчин знают, как обращаться с женщиной. Они, эти мужики, думают только о себе и здесь, в Европе!
