Офелия учится плавать - Кубелка Сюзан (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Честное слово! Я не патриотка, скорее считаю себя космополиткой — но скажу откровенно: у нас дома мужчины стараются больше! Конечно, не все на уровне. Среди моих сорока трех любовников время от времени тоже попадался пустой орех. Но так, чтобы трое подряд? Что же будет дальше? И что мне делать, если здесь все такие? Упаси Господь! Я начинаю скучать по дому.
Нет, жизнь не легка. В постели все еще царит не Новая романтика, все идет по старинке. И я знаю почему. Сексуальная революция, которую все так превозносят, еще не состоялась! Обман и предательство! То, что мы имели до сих пор, было не более чем односторонним выкриком мужчин, горько сетовавших на чересчур чопорных женщин.
Женщины после этого стали доступнее, это известно (не в последнюю очередь благодаря таблеткам). Они резво устремились вслед за господами в опочивальни и в большинстве случаев разочарованные высыпали обратно. А почему? Потому что только очень немногие мужчины подучились, а именно, те, которые хотели! (Благослови их Господь!)
Остальные и по сей день строчат над тобой, как швейные машинки, и удивляются, что ты не исходишь от блаженства.
Фабрис того же сорта (собственно, его зовут Фэдди), поэтому я и не осталась. Представим себе опять обратную картину. Что бы почувствовали мужчины, если бы мы женщины, перестали прихорашиваться для них? Если бы не изводили себя диетами, гимнастикой, плаванием, прекратили бы купаться, намазываться кремами, массировать себя, принимать грязевые ванны для омолаживания кожи — чтобы порадовать их своим видом?
Разве они не почувствовали бы себя обиженными и оскорбленными?
Как бы они поступили, если бы особа женского пола с физическими прелестями Фэдди под выдуманным предлогом заманила их в квартиру, в первый же раз сбросила с себя все покровы и ринулась бы головой в атаку? Ну, честно? Разве они бы не обратились в бегство так же, как я? Обратились! Нисколько не сомневаюсь.
Но вернемся к реальной действительности. Если бы я выглядела, как Фэдди, была бы тощая и костлявая, с пергаментной кожей и такими неказистыми ляжками, клянусь, только под наркозом я предстала бы перед кем-нибудь в голом виде. Мужское самодовольство, свободно перешагивающее через все это, навсегда останется загадкой для женщины.
Фэдди всего тридцать девять лет, а выглядит он столетним старцем. Алкоголик? Наркоман? Думаю, последнее. Наверное, годами глотал яд. Это изможденное тело — от проклятого зелья. Принимает ли он его по-прежнему? Бог его знает. Его жуткие женские портреты с острыми акульими зубами — скорее всего, плод наркотического дурмана. Или он рисовал сам себя в женском образе?
Так или иначе, в среду я не приду. Одна я больше не рискну появиться в его ателье. Попрошу закончить портрет по фотографиям и принести мне. Конечно, я заплачу. Но не своим телом. Позвоню ему в среду и предложу это.
Еще два этажа — и я внизу. Стало прохладнее, не помешала бы куртка.
Но небо усыпано звездами, в воздухе пахнет карамелью и блинчиками (сразу за углом кондитерская), из кафе доносится музыка, и хотя только что я была абсолютно подавлена, меня вдруг наполняет ощущение невероятного счастья. Я осознаю, что моя полоса неудач закончилась. Я это знаю! Я спасена. Я живу, я в Париже. Должно произойти что-то чудесное.
Вдыхаю воздух полной грудью, закрываю на секунду глаза. Завтра я опять смогу писать.
Потом выхожу в темно-синюю летнюю ночь, приготовившую мне еще один большой, очень большой сюрприз.
Из дома Фэдди я выхожу в одиннадцать вечера, и на Монмартре самые настоящие народные гуляния. Экскурсоводы, туристы, уличные музыканты, акробаты, мимы и пожиратели огня с наступлением темноты взялись неизвестно откуда и заполонили все тротуары. Любовные парочки, тесно обнявшись, сидят на ступеньках Сакре-Кер и любуются видом на Париж. Меня то и дело догоняют мужчины, кричат мне, свистят, спрашивают, одна я или нет. Я делаю вид, что не понимаю ни по-английски, ни по-французски (старый трюк!). Через пару фраз, безрезультатно отскакивающих от меня, они оставляют меня в покое.
Клошар просит у меня милостыню. Небритый и вонючий. Из кармана торчит пустая бутылка. Я даю ему двадцать франков. Он расплывается в радостной улыбке. Вечерний дурман гарантирован. Хорошо здесь наверху!
Сакре-Кер относится к числу моих любимых соборов. Находятся, правда, люди, считающие его «китчем», но мне это не мешает. Побольше бы такого китча. Да я в любую минуту променяю на него безликие жилые дома, бетонные башни, автомагистрали и атомные электростанции. Побольше китча вроде Сакре-Кер и поменьше бетона. И тогда нам всем было бы привольней.
Да, мои дорогие, техника была ошибкой. Человечество поставило не на ту лошадь. Последствия самые роковые. Из ателье Фэдди я увидела не только Париж, но и уродливый разросшийся пригород, до самого горизонта!
Это ужасно! Даже самый изумительный во всем мире город окружен кольцом современной мерзости. И Европа уже не та, что была прежде! Она тоже охвачена ею, эпидемией нашего века, которую я для краткости называю «дефектное мышление». Никто теперь не знает, что существенно. Поэтому техника ценится больше, чем природа, деньги больше, чем счастье. А больше всего котируется прибыль, больше, чем здоровье, любовь, жизнь.
Но я не хочу об этом думать. Никому не будет лучше, я впаду в депрессию. К тому же мы чуть-чуть продвинулись вперед. Мы, правда, все еще стоим на краю пропасти, но постепенно начинают говорить о том, что пропасть существует!
Держу пари, что потом последует новый взлет. И он будет освящен Новой романтикой.
Я об этом позабочусь. Книгами, которые буду издавать. Рукописью Нелли. Ручаюсь всем, что только имею! Конец «дефектному мышлению!» Выбрось рухлядь за борт!
Я вдруг чувствую усталость. Хочется домой. Улица Азэ. Мимо площади Тертр. Улица Мон-Сени. Улица Сен-Винсент, мимо последнего виноградника Парижа, мимо маленьких домишек, узких лестниц, романтических каменных стен, поросших плющом и мхом. Иду быстрым шагом, поглощенная своими мыслями. Но далеко уйти мне не удается.
Мерцающий огонек сигареты в темноте заставляет меня вздрогнуть. С другого конца улицы приближаются две фигуры. Двое мужчин! Что мне делать? Повернуться и убежать? Нет, ни за что! Сейчас я докажу себе, что не испытываю больше страха, даже если я блефую! Это боевое крещение. Теперь или никогда!
Меня бьет озноб в моем легком «салопете». Но я поднимаю голову, напрягаю мускулы и концентрируюсь до самых кончиков ногтей. Потом шагаю прямо на них. Улочка узкая. Мне неизбежно придется столкнуться с ними. Вот мы поравнялись. Они останавливаются, и на мгновение я вижу их лица.
Особого доверия они не вызывают! Молодые, неряшливые, небритые парни, намного выше меня. У одного горящая сигарета во рту, второй глупо ухмыляется. На его подбородке татуировка.
— Пардон, — говорю я со всей жесткостью, на которую только способна, и чудо происходит. Они сторонятся и беспрепятственно пропускают меня. Я заставляю себя не убыстрять шаг, но напряженно прислушиваюсь. Не идут ли они за мной? Кажется, нет. Ясно одно. В иной ситуации они бы ко мне пристали. У обоих такой вид, что они не прочь развлечься за счет беззащитной женщины.
Мое мужество спасло меня (хотя мне не пришлось доказывать его!). Интересно! Что-то в моей походке сказало им, что это не легкая жертва, что она способна постоять за себя и лучше ее не трогать. Мой учитель был прав. Лучшая защита — гражданское мужество.
Я с легким сердцем выхожу из темного переулка на ярко освещенную улицу Куленкур с красивыми старыми каштанами. Где тут ближайшая автобусная остановка? Не видно. Однако там, впереди, — стоянка такси, а рядом, если меня не подводит зрение, — ювелирный магазин. Автоматически направляюсь туда, чтобы проверить содержимое витрины. Сколько раз я это делала за последние недели, уж и не помню. Никакого смысла в этом нет, но я не могу иначе.
И тут меня ждет самый большой сюрприз.
Витрина состоит из трех ступенек. Внизу стоят будильники и термометры, над ними дешевые серебряные украшения. На самой верхней ступеньке лежат золотые кольца, цепочки, браслеты — штампованный ширпотреб. А посередине я вдруг обнаруживаю красный футляр из искусственной кожи и рядом карточку с надписью: «Продажа по случаю! Частный владелец!» А в футляре — мыслимо ли это? Мой перстень! Мой перстень!
