Серебристая бухта - Мойес Джоджо (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Затем и дельфины стали куда-то исчезать. Порой их было так мало, что каждого, оставшегося в заливе, мы уже узнавали по особым приметам, и риск спугнуть последних значительно увеличился. К началу октября каждый день в море выходила только я на «Измаиле», да и то без особой надежды на результат.
Темное море раскачивало «Измаил», оно казалось темным даже в самые ясные дни. Киты ушли, и с ними будто бы ушло все, что я любила. Я не могла поверить в то, что так много морских млекопитающих просто взяли и покинули нас, что они вот так вдруг захотели и изменили график, по которому столетиями мигрировали на север. Из-за событий, которые произошли в последние недели, я была немного не в себе и однажды, когда вышла в море одна, без туристов, вдруг обнаружила, что ору на китов как последняя дура. Я стояла, вцепившись в штурвал, а мой крик отскакивал от волн, его не слышали те, к кому я обращалась, те, кто укрылся на глубине от ставшего недружелюбным мира.
– Что, черт возьми, мне делать? – кричала я так громко, что Милли подскочила на мостике и стала беспокойно поскуливать.
Но я чувствовала, что в этом есть и моя вина, что я подвела их, как подвела когда-то своих детей. Мой крик подхватывал ветер, и он затихал где-то вдалеке.
– Что, черт возьми, мне делать?
В последнюю среду сентября в четыре после полудня позвонил Джо Джо и сказал, что у мистера Гейнса был сердечный приступ. Моя тетя Кэтлин была сильной женщиной, ее не зря звали Леди Акула. Тогда я в первый раз в жизни увидела, как она плачет.
16
Майк
Назвать одну из комнат в квартире Моники спальней для гостей можно было только условно. Эта комната и близко не была готова к встрече гостей, а спальней ее можно было назвать только потому, что, помимо четырнадцати картонных коробок, двух электрогитар, горного велосипеда, сорока девяти пар туфель, комода из сосны шестидесятого года, постеров в рамочках со всякими рок-группами, о которых я никогда не слышал, и моей игрушечной железной дороги, там была еще складная кровать.
– Я освобожу тебе место, – пообещала Моника, когда я решил, что надолго останавливаться в отеле неразумно с финансовой точки зрения, и осторожно попросился пожить у нее.
Но в мире Моники выражение «освободить место» вовсе не означало, что она выбросит коробки или перенесет велосипед в коридор. Нет. Вместо этого она сдвинула пару мешков с одеждой ровно настолько, чтобы можно было расставить складную кровать.
Вот на этой кровати я и лежал ночь за ночью. Пружины впивались мне в спину сквозь худой матрац, запах старых кожаных туфель сестры насквозь пропитал пыльную комнату, а я все думал о том, в какой запутанный клубок превратил свою жизнь, которая до этого была довольно хорошей.
Например, моя бывшая невеста. Ненависть ко мне подвигла ее лично ускорить застройку в Сильвер-Бей, которой я пытался противостоять. Ванесса прислала мне письмо, не рукописное, конечно, в котором сообщала, что меньшее, чего она от меня ожидает, – это то, что я позволю ей выкупить мою половину дома. То же самое касалось и машины. Так что дома у меня больше не было. Ванесса пообещала, что выкупит все по рыночной цене, хотя я не собирался проверять, какая нынче эта рыночная цена, и без лишних разбирательств согласился. Эти разбирательства показались мне настолько неуместными, что я с радостью пошел на все условия Нессы, пусть даже она могла повести в счете тысяча к одному.
Я продолжал ходить на работу, но уже как живой мертвец. То есть я сохранил свою позицию партнера, но больше не выступал в роли консультанта по всем важным для компании контрактам, не говоря уже о том, что мои рекомендации и распоряжения больше не имели веса даже для секретарш. С того момента, как Ванесса выступила против меня на совещании по проекту «Сильвер-Бей», мой авторитет был подорван раз и навсегда. Меня перестали приглашать на ключевые «совещания» в пабе, посланные на мое имя сообщения пересылались другим сотрудникам. Деннис меня игнорировал. Даже Тина перестала считать меня привлекательным – видимо, почуяла, что мой статус упал. У меня осталось два варианта решения этой проблемы: драться за свою работу, то есть сметать всех, кто встанет на моем пути, ради того, чтобы снова стать Большим Членом нашей компании (утонченное определение от Денниса), или уйти и сдать то, что осталось от моей репутации, конкурентам. Ни то ни другое меня не привлекало.
И самое худшее: я сидел на совещании с представителями «Вэлланс», перечитывал копии документов и видел, как в тысяче миль от Лондона медленно, но неуклонно продвигается проект, который может разрушить Сильвер-Бей и жизни тех, кто живет в отеле на берегу залива. Сайт обновился – заброшенный участок Булленов расчистили бульдозерами. Было слушание, которое, в чем мы не сомневались, прошло «на раз». Я понимал, что Деннис оставляет меня на позиции только из-за «Вэлланс», – они могли задергаться, если бы он в решающий момент потерял своего ключевого сотрудника.
А еще я понимал, что, для того чтобы после этой сделки выжить в профессиональном смысле, должен хитрить. Но я был деморализован, не мог использовать свои аналитические способности ради спасения карьеры, не знал, как поступить, меня парализовало чувство вины.
Ночь за ночью я лежал без сна на складной кровати в окружении обломков чужой жизни и ждал, когда ко мне вернется способность трезво мыслить.
Одно для меня было ясно: Ванесса порвала со мной, когда выступила за первоначальный вариант проекта. Она взглянула на меня, и каждый атом еще теплившейся любви испарился. Ее враждебность подействовала на меня как ушат холодной воды.
– Черт, но ты не можешь сваливать на нее всю вину, – сказала Моника и передала мне бокал вина.
Одним из условий моего проживания в ее квартире была сборка шкафа с выдвижными ящиками, который она купила несколько недель назад. Так что в тот момент я сидел посреди груды досок ДВП и полиэтиленовых пакетов с немыслимым количеством шурупов. Ради эффективности сборочных работ мне пришлось отказаться от выпивки на пару бокалов раньше.
В тот месяц я прилично закладывал. Честно говоря, я почти все время был подшофе, но не настолько, чтобы об этом кто-то догадывался. Я не Грэг, который, как выпьет, начинает бузить, я пью аккуратно. Третья бутылка виски ушла постепенно. Бокал вина превратился в полторы бутылки. Не то чтобы я зависимый, но разрыв отношений обычно выбивает мужчин из колеи. Мы не делимся с подружками, не анализируем бесконечно поведение наших бывших партнеров. Мы не принимаем терапевтические ванны, не зажигаем ароматические свечи, чтобы смягчить свои страдания, и не читаем в журналах сентиментальные истории, которые помогают жить дальше. Мы идем в паб или сидим с бутылкой перед телевизором.
– Я ее и не виню, – сказал я. – Я знаю, что сам во всем виноват.
– Мой брат – серийный любовник, каково? Эй, смотри, вон шуруп, ты его чуть не посеял.
– Я не серийный любовник.
– Тогда ловелас. – Моника хихикнула. – Серийный ловелас.
Я не смог сдержаться и тоже рассмеялся. Это звучало так глупо.
– Вот, – сказала Моника, она сидела на ковре по-турецки и показывала на меня дымящейся сигаретой, – видишь? Ты ее не любил по-настоящему, иначе ты бы не смог смеяться. Я была права.
– У тебя нет сердца.
Но возможно, она была права. Не секрет, мне было плохо, я чувствовал, что виноват, и был сам себе противен, но я знал, что пью не из-за того, что потерял Ванессу. Я пил, потому что перестал понимать, кто я. Я потерял не только что-то материальное (квартира, машина, почти все в «Бикер холдингс»), я потерял то, что, как мне казалось, и есть я, – дар аналитика, драйв, стратегический фокус на решение проблем. Азарт. Но я не был уверен, что мне нравятся те черты характера, которые проявились в последнее время.
А еще причиной того, что я пил, была мысль, которая перевешивала все остальные: я неумышленно разрушил жизнь трех человек, а у них не было возможностей отвоевать ее обратно.
