Паутина грез - Эндрюс Вирджиния (книги полностью бесплатно TXT) 📗
От маминых речей у меня пошла кругом голова.
— Подожди, мама, я хотела кое о чем спросить тебя. С Тони мы уже говорили, он не против, если, конечно, ты согласишься.
— Что такое? — насторожилась она.
— У меня в школе появилось много подруг, и прежде всего Дженнифер Лонгстоун. Я хочу пригласить их на выходные.
— На выходные! О Боже, Ли, только не сейчас, только не это, умоляю. Я не могу позволить, чтобы ты занималась своими подружками, когда мне нужна твоя помощь в отношении Тони. Ты непременно должна занять его на уик-энды. Он, кстати, собирался учить тебя верховой езде и лыжам. Он сам говорил мне, что лучше всего для этого подойдут выходные дни. Ты же обещала во всем помогать мне, Ли, вспомни, — горячо проговорила мать. — Уверена, что Тони только из вежливости пошел навстречу твоей просьбе. На самом деле с тобой лично ему общаться гораздо приятнее, — добавила она. — Какое-то время придется твоим друзьям подождать, а потом — когда-нибудь — мы разрешим тебе пригласить одну девочку.
— Но мама! Здесь столько места, хватит на целую компанию! — воскликнула я.
— Посмотрим, Ли, посмотрим. Конечно, я уверена, что все эти девочки из приличных семей, раз они посещают Уинтерхевен. — Мать направилась в ванную. — Все, Ли, больше никакого нытья. Я не вынесу этого…
И с хрустальным смехом она исчезла за дверью.
Так начался мой первый уик-энд. Точно так же начинался и второй, и все последующие. По пятницам у нас устраивался ужин, куда обычно приглашались друзья Тони и мамы; иногда они сами ездили в гости, но ни разу не брали меня с собой, и никогда их знакомые не привозили к нам своих детей. Трой был единственным моим товарищем; среди взрослых, которые говорили много, но скучно, мне было тоскливо.
Иногда Тони устраивал в маленьком зале кинопросмотр. Они с приятелями часто обменивались фильмами. Несколько раз у нас выступал пианист. В этих случаях приглашенных было больше — человек десять — двенадцать. Мама называла это «частным концертом». Подобное мероприятие она считала не только шикарным, но и «полезным для искусства», ведь музыканты за эти мини-выступления получали от Таттертона щедрое вознаграждение.
Все зимние месяцы отчим брал меня на лыжные прогулки. Сначала даже пришлось нанимать частного тренера, чтобы я научилась азам, но вскоре Тони гонял меня, уже не жалея. Сам он был великолепным лыжником, любил сложные маршруты и крутые спуски. Бывало, мы проводили на холмах Фартинггейла чуть ли не полдня и даже на ленч оставались на лыжной базе.
Мама к нам никогда не присоединялась. Во время наших прогулок она уезжала играть в бридж, устраивала бридж-приемы в Фарти или отправлялась в Бостон с визитами и по магазинам.
Трой после жестокой пневмонии очень ослаб, и из дома его почти не выпускали. Мама настояла, чтобы Тони нашел для него квалифицированную сиделку, хотя это было излишней роскошью. Несмотря на все меры предосторожности, в конце марта мальчик подхватил ветрянку, следом за которой пришла корь. Мать готова была вообще изолировать его от «нормальных», по ее словам, людей и отдать под круглосуточный надзор врачей. Детские инфекции буквально превратили ребенка в тень. Он почти перестал улыбаться, играл мало, а по воскресеньям, провожая меня в Уинтерхевен, так смотрел своими огромными печальными глазами, что разрывалось сердце. Я знала, на протяжении всей недели у него нет ничего светлого и радостного, что мать относится к нему как к микробу в человеческом обличье и даже за стол со всеми ему не разрешают садиться.
С приходом теплых весенних дней возникла новая напасть — аллергия. Малыша начали таскать по врачам, делать всевозможные анализы и пробы. Было принято решение убрать из его обихода все ковры, покрывала, пуховые подушки и прочее — не помогало. Даже в самые теплые, безоблачные дни Трой чихал и кашлял, у него постоянно слезились глаза, чесалось тело. Специалисты пичкали его лекарствами и уповали на то, что «с возрастом все пройдет». А мальчик от этого «лечения» потерял аппетит, стал вялым, апатичным, начал отставать в росте, а главное, потерял вкус к жизни. Теперь он, как маленький старичок, сидел в своем «гнездышке», углубившись в себя, играл или выдумывал новые оригинальные игрушки. Некоторые его идеи были настолько хороши, что Тони по эскизам брата запустил в производство новые модели.
Весной отчим начал учить меня верховой езде. Он был прекрасным наездником, так что не понадобился даже тренер. Первые маршруты пролегли по берегу и тропам Фартинггейла. Трой отчаянно хотел ездить с нами на своем пони, но врачи категорически запретили ему любые контакты с животными: ни щенка, ни котенка, ни даже хомячка! Горько было видеть, как он, стоя рядом с воспитательницей, грустно смотрит нам вслед. И я ничем не могла помочь ему!
Той зимой и весной мать была счастлива и спокойна. Я делала все, как она хотела, — проводила выходные с Тони, занимала все его свободное время и тем самым освобождала ее от этой «тяжкой повинности». В будни отчим обычно был очень занят на службе, и, как я поняла из их разговоров, часто они вообще не виделись целыми днями. Меня поражало, куда могла исчезнуть та пламенная страсть, то волшебное, могущественное чувство, которое разбило нашу семью и соединило сердца двух пылких любовников.
Всю зиму и начало весны от папы регулярно приходили письма и открытки. А потом целый месяц не было вестей. Я уже начала бояться, не случилось ли что-нибудь с папой, как вдруг пришло письмо. И в нем я прочитала одно имя, новое имя, которое отец упоминал непосредственно и с удовольствием.
«А сегодня мы с Милдред Пирс обедали на Елисейских полях — так начиналась одна из страниц его письма. — День стоял чудесный, улицы были полны людей со всех уголков света. Настоящий парад. Впервые за много лет я как следует отдохнул, отвлекся и расслабился. Мы ходили по музеям, и я даже позволил ей затащить себя на Эйфелеву башню. Милдред прекрасная спутница».
Кто такая Милдред Пирс? Я просмотрела все папины письма, но он ни разу не писал о ней. Кто она — секретарь, родственница, коллега по бизнесу? Отец говорил о ней как о хорошем, старом друге, но не просто друге… Чем-то покоробили меня слова: «Милдред — прекрасная спутница». Сколько ей лет, интересно? Вдруг она примерно моего возраста? Вдруг она надолго завладела его вниманием? Это мне надо было сидеть с папой на солнечных Елисейских полях! Я должна была лазить с ним на Эйфелеву башню! Это нечестно, несправедливо!
Тут же я отругала себя за эгоизм — пусть папа отдохнет раз в жизни, хоть бы и в компании таинственной Милдред Пирс. С нетерпением я ждала следующего письма и гадала, будет ли она упомянута в нем. Но вместо этого пришло известие, что его возвращение в Штаты откладывается. О причинах отец не писал, но сработала врожденная женская интуиция, и между строк я прочла, что основания эти исключительно личные. И я испугалась. Неужели мои отношения с отцом под угрозой? С тех пор каждую открытку брала со страхом. И наконец получила ту, которой боялась и которую ждала.
В начале июня отец сообщал, что через полтора месяца возвращается на родину, с нетерпением ждет встречи со мной, мечтает познакомить нас с Милдред Пирс. Я понимала, что должна радоваться за отца. Наверное, он действительно встретил родственную душу.
«Мы с Милдред во многом похожи, — писал он. — У нас общие интересы, она мягкий, милый человек. Уверен, что тебе она понравится. У нее способность радовать людей; а мне она будто вновь солнце зажгла на небе».
Эх, папа, папа… Разве не я раньше радовала тебя? Разве не я была твоим солнышком? Возможно, ты забыл меня, гуляя по Европе? Неужели мне придется делить тебя с кем-то?
А вдруг я не понравлюсь этой Милдред Пирс? Вдруг она начнет ревновать? И не захочет бывать рядом со мной? Неужели ты сможешь отдать предпочтение ей?
Я смотрела и смотрела на любимую папину фотографию и все не решалась задать себе самый страшный вопрос: если у отца появится новая семья, куда денусь я?
