По дороге к любви - Редмирски Дж. А. (прочитать книгу .TXT) 📗
Смысл вопроса доходит до меня, когда я пытаюсь повернуть его на бок, и у меня леденеет кровь в жилах.
«Господи, не знаю! Проклятье, я не знаю адреса!»
– Я не знаю…
Вскакиваю с пола и мчусь к полке, где лежит почта, нахожу на верхнем конверте адрес, диктую.
– «Скорая» выезжает. Хотите оставаться на линии, мэм, пока она не приедет?
Не понимаю ни слова, что она говорит? Может, мне показалось и она ничего не сказала? Не отвечаю. Не могу оторвать глаз от Эндрю, который лежит на кухонном полу и не движется.
– Он без сознания! Боже мой, почему он не приходит в себя?
Я испуганно закрываю ладонью рот.
– Это нормально, – говорит она, и я вдруг снова обретаю способность слышать ее голос. – Так все-таки, мэм, вы хотите оставаться на линии, пока не прибудет «скорая»?
– Да, прошу вас… не вешайте трубку. Пожалуйста…
– Хорошо, я буду с вами.
Единственное утешение теперь для меня – ее голос. Я задыхаюсь. Мысли путаются. В горле комок, говорить трудно. Сейчас я способна только стоять и смотреть на него. Мне страшно даже присесть на пол рядом с Эндрю, я боюсь, что у него снова начнется припадок и мне тоже достанется.
Через несколько минут слышу за окном сирену «скорой помощи».
– Думаю, они уже на месте, – слышу я в трубке далекий голос.
А я все еще боюсь оторвать взгляд от Эндрю.
«Почему это случилось?»
Слышу стук в дверь, собираюсь с силами, вскакиваю и бегу открывать. Не помню даже, что уронила мобильник Эндрю на пол, он включен, и дежурная все еще на линии. Вижу только, как Эндрю поднимают, кладут на носилки и затягивают ремешки.
– Как его имя? – слышу я чей-то голос, думаю, что это кто-то из бригады «скорой помощи», но лица не вижу; вообще ничего не вижу, кроме Эндрю, которого вывозят из квартиры.
– Эндрю Пэрриш, – отвечаю я едва слышно.
Смутно слышу, как кто-то сообщает мне название больницы, куда его повезут. Они уезжают, я стою на месте как столб, тупо глядя на дверь. Проходит несколько долгих минут, пока в голове у меня все не выстраивается. Я хватаю мобильник Эндрю и начинаю искать номер его матери. Звоню, сообщаю, что случилось, слышу ее плач в трубке, потом она, кажется, роняет телефон.
– Мисс Пэрриш? Мисс Пэрриш? – Глаза щиплет от слез. – Мисс Пэрриш?
Но на другом конце тишина.
Я наконец одеваюсь, напяливаю что под руку попадет, хватаю ключи от машины Эндрю, сумочку и выбегаю на улицу. Выезжаю, и только через несколько минут до меня доходит, что я совсем не знаю, куда ехать и где я теперь. Вижу заправочную станцию, останавливаюсь, чтобы спросить, как добраться до больницы, выслушиваю объяснения, еду дальше, с трудом нахожу нужное здание, едва не заблудившись. Голова плохо работает.
Хлопаю дверцей, бегу в отделение скорой помощи. Сумочка висит на плече и хлопает меня по спине. Если бы я ее уронила, то вряд ли заметила бы. Сестра за стойкой набирает на клавиатуре его имя, сообщает, куда идти, я бегу и попадаю в приемный покой. Я здесь совершенно одна.
Думаю, прошел уже час, но могу ошибаться. Час. Пять минут. Неделя. Для меня это сейчас совершенно безразлично, ощущение такое, что времени вообще больше нет. В груди больно, я слишком много плакала. Хожу по коридору взад и вперед без остановки, бездумно считая пятнышки под ногами на ковре.
Проходит еще час.
Обстановка в приемном покое невероятно унылая: безвкусные коричневые стены и коричневые скамьи в два ряда по центру. Высоко на стене над дверью часы, тикают, секундная стрелка ходит по кругу… Или не тикают? Похоже, у меня что-то со слухом, да и соображаю туго. На столике кофейник, рядом умывальник. Появляется какой-то человек, кажется, выходит из той двери, наливает в пластмассовый стаканчик кофе и исчезает.
Еще час.
Ужасно болит голова. Губы потрескались, саднят. То и дело их облизываю, но становится только хуже. Куда-то подевались все медсестры, надо было остановить ту, которую я видела в последний раз, она мелькнула в длинном, залитом светом флуоресцентных ламп коридоре и пропала, будто ее и не было.
Почему так долго никого нет? Что происходит?
Тру рукой лоб, лезу в сумочку, чтобы достать мобильник Эндрю, и вдруг слышу знакомый голос.
– Кэмрин…
Резко поворачиваюсь всем телом.
В приемный покой входит Эшер, младший брат Эндрю.
О, как хочется вздохнуть полной грудью, наконец-то хоть кто-то пришел поговорить со мной, успокоить, разогнать это жуткое, болезненное чувство неизвестности, но мне трудно дышать, я со страхом жду: вот сейчас он сообщит что-то ужасное. Про Эндрю. Насколько мне известно, Эшера не было в Техасе, и если он вдруг здесь оказался, значит прилетел на первом же самолете, а такое бывает, когда случается что-то плохое.
– Эшер… – Не могу говорить дальше, мешают слезы. И без колебаний бросаюсь ему в объятия. Он крепко прижимает меня к себе. – Эшер, умоляю, скажи, что происходит? – Из глаз снова потоком текут слезы. – С Эндрю все в порядке?
Эшер берет меня за руку и ведет к скамейке, мы садимся рядом, я цепляюсь обеими руками за сумочку, мне сейчас нужно хоть за что-то держаться.
Эшер очень похож на Эндрю, я гляжу на него, и у меня болезненно сжимается сердце. Он мягко улыбается мне.
– Сейчас с ним все хорошо, – говорит он, и этой коротенькой фразы достаточно, чтобы все мое существо ожило и наполнилось энергией. – Но не исключено, что ему станет хуже.
С такой же мгновенной скоростью силы вновь покидают меня. Эта обратная волна, кажется, уносит с собой и сердце, и душу, и крохотную надежду, которая все это время теплилась у меня в груди, с той самой минуты, когда все случилось.
«Что он говорит… Что он пытается мне втолковать?»
Грудь моя содрогается от рыданий.
– Как это? Что ты хочешь этим сказать? – У меня едва хватает сил шевелить губами.
Эшер тихо вздыхает.
– Месяцев восемь назад, – говорит он, тщательно подбирая слова, – у брата обнаружили в мозгу опухоль…
Сердце мое сейчас остановится. Я не могу дышать.
Сумочка падает на пол, из нее высыпается все содержимое, но я не двигаюсь и пальцем не шевелю, чтобы подобрать. Не могу.
Эшер берет меня за руку:
– Наш отец лежал тогда при смерти, поэтому Эндрю отказался лечь на дальнейшее исследование. Он должен был вернуться и сразу же пойти к доктору Марстерсу, но он не пошел. И мама, и Эйдан пытались убедить его. Насколько мне известно, сначала он согласился, но все равно никуда не пошел, потому что состояние отца ухудшилось.
– Нет… – Я раскачиваю головой снова и снова, я не хочу верить ни одному его слову. – Нет… Нет… – повторяю я как заведенная, желая изгнать все его слова из головы, все до единого.
– Вот почему Эндрю с Эйданом постоянно ругались, – продолжает Эшер. – Эйдан пытался заставить его сделать то, что нужно было сделать, а Эндрю… Он всегда был у нас упрямый… Эндрю всякий раз только огрызался.
Я гляжу в стену:
– Так вот почему он не хотел ехать в больницу к отцу…
Эта мысль буквально парализует меня.
– Да, – спокойно отзывается Эшер. – Поэтому и на похороны не приехал.
Подношу трясущиеся пальцы к губам, гляжу на Эшера в упор, сверлю его взглядом:
– Он боится. Боится, что с ним то же самое, что опухоль удалить невозможно.
– Да.
Я вскакиваю со скамейки, под подошвой трещит тюбик губной помады.
– Но что, если все не так безнадежно? – горячо шепчу я. – Он же теперь в больнице, врачи должны помочь ему, они сделают все, что нужно… – Я шагаю к выходу. – Я заставлю его пройти обследование. Сделаю все, но заставлю! Он послушает меня!
Эшер хватает меня за руку. Я поворачиваюсь к нему.
– Судя по тому, что говорят врачи, Кэмрин, шансов у него очень мало.
Господи, я сейчас потеряю сознание. Такое чувство, будто в мозг вонзились тысячи иголок, слезы текут ручьем, рыдания душат меня. Руки дрожат. И вся я дрожу, как в лихорадке.
– Он слишком запустил болезнь, – тихо говорит Эшер.
Я закрываю руками лицо и рыдаю, все тело сотрясается в конвульсиях. Чувствую, Эшер крепко обнимает меня.
