Поскольку я живу (СИ) - Светлая et Jk (книги регистрация онлайн txt) 📗
- Милочка! – узнал тот. – Ну что ты. Всю жизнь помнить буду!
- Потрясающе! Дорогуша и Милочка! Я не поздно звоню? Ты не в люльке?
- Ты – никогда не поздно!
- Да? – она пригубила вино. Оно привычным ласкающим движением прокатилось по горлу. И от этого стало еще легче: - Слушай, Иськов! Что бы ты сказал о том, что слегка замужняя женщина, не лишенная некоторой привлекательности, совсем заскучала и хочет тупо потанцевать, а?
- Я бы поинтересовался, что об этом думает муж привлекательной женщины, - захохотал Иськов. – Как заядлый пацифист я питаю глубокое отвращение к мордобою.
- А-а-а… - Мила прижала бокал ко лбу. Но он был теплым – нагрелся от ее рук и ни черта не остужал, а в жар бросало. – Ты тоже скучный, да?
- Ладно, ладно… Сдаюсь. Готов к танцам.
- Ура! Я тебя за это даже поцелую, Иськов. Заедешь за мной? Я сейчас за руль не могу-у.
- Говори адрес, и я примчусь.
Мила сомневалась всего мгновение. Знала, что потом пути назад не будет. Но сидеть ночь в этом проклятом доме и ждать, когда, во сколько придет Дима, как от него будет пахнуть и чем он отговорится на этот раз, если захочет отговариваться, она не могла. Ей было слишком больно. Дыра в грудной клетке. Зияющая дыра, края которой еще дымятся.
Потом она назвала адрес. Повесила трубку. Допила свое вино и поплелась в ванную – перья чистить. Она не могла позволить себе опуститься до того состояния, в котором такое ничтожество, как Иськов, станет ее жалеть. Скоморох несчастный.
К одиннадцати часам она сидела в кресле возле тумбочки в холле и смотрела на входную дверь. Ждала звонка. Оделась вызывающе, как шлюха – намеренно. Короткое красное платье с глубоким декольте облепливало ее свежее после душа тело, как вторая кожа. Высокие черные сапожки на высоких каблуках. Она и трезвая-то в них передвигалась с трудом, только до машины и от машины – до своей конторы. Но сюда, к этому платью, было особенно хорошо. Густые каштановые волосы, чуть завивающиеся от природы, оставила распущенными, лишь зачесав на одну сторону. Завершали образ ярко накрашенные глаза и алая помада – в тон платью.
Когда вожделенный звонок, наконец, раздался, она схватилась за свою сумку, накинула на плечи шубку и, заперев дом, выпорхнула на улицу, за калитку, оказавшись носом к носу с Иськовым, чьего имени она не помнила.
- Тебя прямо сейчас целовать? – хрипловато спросила Мила. Холодный ветер, бивший в лицо среди ночи, разметывал в воздухе мириады льдинок, светящихся сейчас в свете фонаря у их ворот. А глаза молодого мужчины, ожидавшего ее, прожигали насквозь. У него была обаятельная улыбка. Это она запомнила. Улыбалось будто бы все лицо разом, а не только губы. И это ей в нем понравилось еще в первую встречу. Он и сейчас сиял, будто бы излучая тепло. Рядом со своим спокойным, уравновешенным и одновременно обдающим льдом мужем Мила никогда не могла согреться. Может быть, здесь шанс? Хоть на мгновение?
- Ну давай прямо сейчас, - согласился Иськов и сам сунулся к ней с поцелуем. Он был быстрым, но странно крепким. Неожиданно для нее и в то же время вполне ожидаемо. Наверняка ее «скоморох» почувствовал на губах привкус вина, хотя она и вычистила зубы со всей тщательностью. Ей казалось, что это не очень хорошо. А с другой стороны, не плевать ли, если они вряд ли когда встретятся снова?
Мила выгнулась дугой от его прикосновения и, немного опомнившись, отстранилась.
- Холодно, - прошептала она. – Куда поедем?
- Ты же хотела танцевать, - уточнил он. – Или планы переменились?
- Нет, Иськов. Я надела самое бл*дское платье, какое у меня есть, не для того, чтобы его никто не увидел.
- Тогда садись, - сказал он, распахивая перед ней заднюю дверцу, - поедем показывать твое платье.
Сам он устроился рядом с таксистом и негромко сказал ему, куда ехать. Мила всю дорогу смотрела не на его затылок, а в окно, чувствуя, что начинает трезветь. И это состояние ей совсем не нравилось. Легкость еще никуда не ушла, нет. Но фонари вдоль трассы, один за другим желтым светом озаряющие ее лицо, наводили тоску. Она пряталась в коконе от этой тоски, но удавалось это плохо. Ей хотелось, чтобы ночь запомнилась весельем до упаду – вопреки тому, что рушится мир. А вместо этого – запомнится дорогой с вереницей тускло-желтых фонарей, под которыми мелькают мириады льдинок. Их звон друг о друга звучал у нее в ушах, перебивая звук ревущего двигателя автомобиля. И она не знала, чем его заглушить, пока у нее не вырвалось обиженное:
- Иськов, а ты мне споешь, а?
- Всенепременно! – радостно заверил он ее.
- А прям щас – слабо?
- Не слабо, Милочка, но придется потерпеть.
- Бу на тебя, Иськов. Долго терпеть?
- Да приехали уже, - хохотнул он. Машина действительно остановилась, и Иськов, расплатившись с водилой, выскочил из нее и снова распахнул перед Милой дверцу, теперь протягивая ей руку.
Мила вышла, с трудом удержав равновесие в своем состоянии и на своих нечеловеческих каблуках – только благодаря тому, что скоморох крепко ее держал. Осмотрелась. Это был обычный для города двор-колодец, лишь немного притрушенный снегом и увитый повсюду голым виноградом, с самодельными пристройками, балконами и сарайчиками. В окнах-глазах – местами горел свет, неравномерно, вразброс.
Мила поежилась и хрипло спросила:
- Это здесь вечеринка? Или как понимать?
- Вечеринка, - подтвердил Иськов. – Уникальная в некотором роде.
- Главное, чтобы не как при сухом законе.
- За это не переживай, - рассмеялся он. – Идем?
- Веди, - прозвучало в тон.
И скоморох повел: через старые деревянные двери подъезда по лестнице на третий этаж в свою квартиру – берлогу юного музыкального гения, где очень скоро они сидели на мягкой тахте под рассеянным светом бра. На журнальном столике оказалась коробка конфет, нарезанный кружочками апельсин и два бокала, в которые Иськов разливал шампанское.
- За встречу, - сказал он, протягивая один бокал Миле.
- Инициированную пьяной дурой, - хмыкнула она, принимая его. Сделала глоток. Второй. В надежде, что беззаботность вернется, но та уже была отравлена. – Тебя как зовут-то, Иськов?
- Папа Игорем окрестил, - со смешком ответил он и отставил свой бокал. И в следующее мгновение впечатывал поцелуй в Милины губы, притягивая ее к себе за талию. Она негромко взвизгнула и уперлась ладонями ему в плечи, отворачивая голову.
- Вообще-то мы о танцах договаривались! – шепот ее звучал бы очень возмущенно, если бы не туманящиеся от шампанского глаза.
- А мы и потанцуем, - проговорил он, скользя рукой по капрону под платьем, после чего заскользил губами по шее.
- На твоих тридцати квадратных метрах?
- Нам и трех хватит, - и доказывая собственные слова, в следующее мгновение Игорь опрокидывал ее на спину на меховое покрывало кровати, а сам навис над ней с самыми недвусмысленными намерениями.
- Я все еще замужем, а ты все еще пацифист, - шутливо возмутилась Мила, неожиданно засмотревшись на ямку на его вытянутом подбородке и чувственные губы. Сто лет никого не целовала, кроме Димы. Все прочие мужчины остались в прошлой жизни, а в действительности всегда был один только Мирошниченко, с которым она забыла себя. Только вот сейчас ей отчаянно хотелось забыть еще и его. Затем и приехала сюда в этом бл*дском платье.
- Ни то, ни другое не изменится, отвечаю, - с улыбкой отозвался Иськов, сбивая ее мысли, пальцы его нашли, наконец, застежку платья, и теперь он покрывал поцелуями ее плечи и грудь. Она снова выгнулась, как под валящим снегом у дома. Но только теперь от того, что его прикосновения пробудили в ней банальное первобытное желание – получить разрядку. Настоящую. Сильную. Какой у нее уже давно не было, с тех пор, как…
Мила громко застонала и зарылась пальцами в его волосы, слегка дернув их. И в этом странном, кружащемся мире обнаруживала, что больше себя не держит. И никогда не будет держать. Если ей хочется орать – она будет орать. А если ей надо трахаться с первым встречным – она будет трахаться с первым встречным. Потому что никому нет никакого дела до того, что у нее на душе. Потому что единственный, кого она любит, эту ночь проводит между ног другой бабы.
