САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА - Дейс Герман Алибабаевич (книги без сокращений TXT) 📗
«Вот сволочь!» - ругался про себя Сакуров, потому что ругать персонал было бесполезно: в ближайшей округе только один совхоз под управлением старого партийца продолжал доить коров, собирать сахарную свеклу, пахать принадлежащие ему просторы и платить кое-какую зарплату скотникам, дояркам и прочим растениеводам.
«Вот мудак!» - веселился персонал, хорошее молоко утаскивая домой, а суррогат, творение умелых русских рук вкупе с хвалёной смекалкой, толкая дураку Сакурову, поскольку умные люди давно уже плюнули на отечественного производителя, но наловчились делать молочные продукты из привозимого из-за границы молочного порошка. И получать при этом сверхприбыли, а не какие-то триста долларов, потому что за границей случались такие порошки, за вывоз которых хозяева ещё приплачивали новым русским бизнесменах, так как утилизация просроченных продуктов – и молочных порошков в том числе – в цивилизованных заграничных странах дорогого стоит.
«Слуший, ти почему стал адин раз два месяц ездит вместа два раза в адин?» - сердился Гиви Вахтангович, имея стопятидесятипроцентную прибыль с торговли сакуровским сыром в своей забегаловке.
Сакуров рассказывал – почему – и добрейший человек Гиви Вахтангович начинал куда-то звонить и давать советы одновременно.
«Слуший, ти сделай среди персонал адин свой человек и паабещай ему адин лирт сверху, если молоко будэт висши качеств!»
«А как я проверю это качество? – спорил Сакуров. – Ведь меня они надуют с высшим качеством так же легко, как надули со слоем сливок!»
«Ага, вот! – сказал Гиви Вахтангович, завершив очередной раунд телефонных переговоров. – Сичас запомни адрес, поедишь адно место, купишь адин прибор, который будет показывать висши качеств. Теперь панимаешь?»
«Вот теперь понимаю!» - повеселел Сакуров, прощался с «земляком», заводил «фолькс» и катил по указанному адресу. Там он покупал прибор, определяющий жирность молока и прочие его составляющие вплоть до минеральных веществ, каковых веществ в нормальном молоке пребывало не более ноль целых и семь десятых процента от всего остального. А потом Сакуров возвращался в деревню, заранее предвкушая вид вытянутых рож персонала, когда он приедет к ним за очередной порцией молока с прибором.
Короче говоря, производство сыра наладилось, «бригадир», самый мордастый пьянчуга из персонала, ретиво следил, чтобы в молоко, приготовленное на продажу благодетелю, ничего, кроме молока, не попадало. Остальной персонал сначала потужил-потужил, поругал-поругал хитрую технику, с помощью которой клиент стал определять качество молока, пробовал набить морду коллеге, ссучившемуся за дополнительный литр самогона, и, не обретя успеха на данном поприще, стал больше разбавлять другое молоко, то, что уходило на продажу в прочие торговые предприятия или на переработку.
«Ну, теперь держись!» – ликовал Сакуров, мотаясь на микроавтобусе туда-сюда.
А к тому времени стали подрастать новые поросята, на носу замаячили ноябрьские праздники, повеяло первым снежком и, когда выпадали редкие минуты отдохновения (случалось это, как правило, во время перекуров), бывший морской штурман не уставал любоваться на красоту среднерусской природы.
«Ведь ничего же выдающегося, – прикидывал недавний житель курортного Сухуми, озираясь на вышеупомянутую красоту – сплошная равнина с редкими холмами, эпизодическими оврагами и остаточными перелесками, но что-то в ней такое, от чего меркнет даже южная экзотика и дальневосточное буйство. И почему так?»
И, не найдя ответа на этот риторический вопрос, Сакуров продолжал блуждать затуманенным взглядом по дальним пределам бескрайней равнины, и то замечал новый рисунок облачного неба над прозрачной далью в той заболоченной стороне, где в Серапею впадала Серапейка, то обнаруживал невиданную до сих пор гамму палевых цветов увядающей лесопосадки в той её части, где она ответвлялась от тополёвой рощи возле недалёкой железнодорожной станции.
«Это всё небо, - соображал бывший морской штурман, - и погода. Где ещё увидишь такое неповторимое небо и узнаешь такую непостоянную погоду…»
Сакуров поднимал голову вверх, насчитывал пятикратную в течение трёх длинных затяжек смену небесного освещения под воздействием солнца, ветра, облаков и ещё чего-то ирреального, затем гасил бычок, встряхивался и бежал дальше хлопотать по своим делам. А остальные дела, надо сказать, пошли тем хуже, чем лучше Сакуров устраивался в плане повышения качества покупаемого молока.
Во-первых, Мироныч железно решил компенсироваться на новой партии поросят за прошлые потери.
Во-вторых, старый самогон кончался, а ставить брагу для нового в посадке уже не годилось.
В-третьих, совхозного партийца «ушёл» в отставку один из трёх уцелевших в «предвыборной» борьбе авторитетных кандидатов.
В-четвёртых, Сакуров спалил сцепление на «фольксе», пока буксовал в одной из ям, коими изобиловала дорога от совхоза до Серапеевки.
«Ну, всё, кратны твоему автобусу! – радовался Семёныч. – Можешь смело буксировать его на свалку!»
«Ну чё ты каркаешь, дятел старый? – ворчал Жорка. – Давай лучше отбуксируем его к Кульку».
«Сейча-ас! – бузил Семёныч. – Стану я надрывать свою «ниву» по такой грязи…»
«А вот мы водочки бутылок пять, да рыбки копчёной! – подначивал Семёныча Жорка, имевший по причине недавнего приезда из Москвы и водку, и рыбу. – Да скажем Кульку, что всё это от твоего имени. А?»
«Скажет он! – хорохорился Семёныч. – Я и сам мог бы выкатить Кульку, и почище твой водки с рыбой, да…»
«Да сожравши всё это преждевременно в компании каких-то посторонних забулдыг! – подсказывал Жорка. – В то время как уважаемый Кулёк…»
«Ну, ладно, тащи буксир!» - сдавался Семёныч и начинал потирать руки в предвкушении такой авторитетной компании, как сам Кулёк, лопатинский тракторист высшей квалификации, бугай покруче пастуха Мишки, умелец по части ремонта любых самодвижущихся механизмов и любитель всяких по пьянке скандалов. Надо сказать, Семёныч уважал Кулька почти так же сильно, как пастуха Мишку, и много больше, чем военного и Мироныча вместе взятых.
Глава 52
О том, как отечественный механизатор Кулёк отремонтировал импортный «фолькс», Сакуров даже не стал задумываться. Потому что не хотел лишний раз расстраиваться. Потому что читал «Левшу» Лескова и знал про русских умельцев, что они могут взяться за любое дело и даже могут подковать микроскопическую блоху, однако чем это кончилось? А тем, что английская блоха, танцевавшая до момента встречи с русскими умельцами всякие замысловатые менуэты, после встречи известно с кем даже ходить перестала.
«Ладно, буду в Москве, куплю новое сцепление, - прикидывал Константин Матвеевич, осторожничая с «фольксом» в очередной поездке за молоком, - а пока ездит и – слава Богу…»
А молочная ферма тем временем стала загибаться. Сначала новый хозяин совхоза порезал двадцать процентов дойных коров, потом переименовался в акционерное общество, а после совсем уже распоясался. Вместе с ним распоясался персонал, обслуживающий то оставшееся дойное стадо, от которого имел сыр бедный Сакуров. «Бригадир» потребовал к своей литре денег, его «подчиненные» – удвоения самогонной ставки.
«Чёрт с вами, жрите! – ругался Сакуров. – Только в молоко ничего не добавляйте!»
«Да я! Да мы! – горячились «бригадир» и его «подчинённые». – Да ты же, Костя, нас сам знаешь!»
«Лучше б не знал!» - думал Константин Матвеевич, ехал за комбикормом к знакомому кладовщику, а потом его брали с поличным Жорка, Семёныч и Варфаламеев.
«А я прошлый раз думаю, чего это у него так интересно пахнет! – торжествовал одноглазый ветеран столичного таксопрома. – А он, гад, без нашего ведома тут у себя брагу замутил!»
«Ну, ты, Константин, ваще! – укоризненно говорил Жорка, пребывающий в составе инспекционной комиссии, организованной Семёнычем в тот же день после прошлого раза. – И давно занимаешься подпольным бутлегерством?»
