САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА - Дейс Герман Алибабаевич (книги без сокращений TXT) 📗
В первых числах сентября Сакуров отвёз на «фольксе» картошку. Когда вернулся в деревню с минимальной прибылью, застал деревенских за торжественной встречей, организованной Алексеем Семёновичем Голяшкиным в честь возвращения блудной супруги.
- Да какая я тебе блудная, козёл? – обиженно басила Петровна.
- Блудная! – с пьяным упрямством возражал Семёныч.
- Блудная – блудная! – поддакивали Вовка и его стервозная супруга, прибывшие в деревню с целью вывоза вздорной мамаши и свекрови.
- Здравствуйте, Петровна! – здоровался Сакуров, подходя к честной компании, заседающей в садике вековух.
- Здорово, сволочь! – басила супруга односельчанина. – Что, пришёл пожрать на халяву?
- Нужна мне ваша жратва…
В общем, жизнь шла свои чередом, листва желтела, ветра с дождями холодели, бас Петровны снова занял центральное место в деревенском хоре, Семёныч продолжал пить, попеременно ругаясь со своими ближними соседями, тёткой Прасковьей, дядей Гришей и Виталием Ивановичем. Варфаламеев ни с кем не ругался, но в пьянстве не отставал от Семёныча. Петровна помогала приятелям, ругалась вместе с Семёнычем с ближними соседями, иногда поколачивала Варфаламеева, а иногда её поколачивал благоверный. Жорка пил периодически, Мироныч – постоянно, как случалась оказия. Остальные – по-всякому. Рубль продолжал обесцениваться, прочая валюта крепчала, а Сакуров стал подумывать о приобретении телевизора, потому что смотреть ящик в компании донельзя сварливой Петровны стало проблемно. Учительша к тому времени отвалила из деревни, и Константин Матвеевич ловил себя на мысли, что скучает без её мерзопакостного внучка.
«Неудовлетворённые отцовские инстинкты, - думалось ему, - хотя и без них пацан презабавный. Одни его сальные анекдоты чего стоят…»
В первой декаде октября деревня окончательно опустела. Пастухи также отбыли в свою историческую вотчину. А с работой на станции случился облом, потому что место истопника, равно как и прочие некоторые рабочие места, сократили. Одновременно на станции стали разбирать первую ненужную железнодорожную линию. А Сакуров снова поехал в Москву, толкать остальные корнеплоды. Остальных получилось нехило, да ещё Жорка подсыпал своих, поэтому пришлось запрягать «фолькс». Сам Жорка остался стеречь их общее добро. Бывший интернационалист временно не пил, поэтому за добро Сакуров был спокоен.
«Да, ты не о чём таком не думай, - напутствовал его односельчанин, - смотри лучше за дорогой и старайся гаишникам не попадаться».
«Постараюсь», - обещал Сакуров.
Реализовав овощи, Константин Матвеевич купил продукты, новые кроссовки, три литра водки и телевизор. На телевизор, правда, пришлось потратиться из неприкосновенного запаса, накапливаемого в виде нержавеющих долларов в заветном кожаном бумажнике. Этот бумажник лежал в самом укромном месте его дома. При этом укромное место было оборудовано так, что бумажник не пострадал бы ни от огня, ни от воды. В данном бумажнике уже собралась порядочная сумма, настолько порядочная, что его владелец таки решился изъять из вышеупомянутой суммы триста баков на цветной “Sharp” в испанской сборке.
«Ничего – ничего, - подбадривал себя бывший морской штурман, выруливая на старую Каширку (105), - мы ещё повоюем. Лишь бы не запить…»
Потом Сакуров купил газовую плиту и три газовых баллона. Затем наменял зерна с комбикормом на полученный самогон. В середине ноября Константин Матвеевич продал козу на мясо и впредь зарёкся с козами не связываться. А коту с кошками пришлось привыкать к коровьему молоку. Его, кстати, было ещё навалом на местном рынке и оно ничего не стоило. Потом Сакурова осенило, и он посетил ближайшую ферму дойных коров. Их там стояло около двухсот штук, а обслуживающий персонал состоял из девяти вечно жаждущих личностей.
«Что возьмёте за десять литров молока?» - поинтересовался Сакуров.
«Пол-литра», - с готовностью ответил персонал.
«А если мне понадобится сто литров?» - поставил вопрос по-другому бывший морской штурман.
«Да хоть двести!» - загорячился персонал.
«Короче, - поехал на персонал Сакуров, - приеду в субботу после первой дойки и притараню десять пол-литров в обмен на сто литров молока. Годится?»
«Ещё как годится! - завопил персонал. – Но как бы нам прямо сейчас разговеться?»
«Ешьте!» - кратко ответил бывший морской штурман, выдал страждущим бутылку первача и отвалил, прикидывая вычесть данную бутылку при окончательном расчёте.
«Нет, ну ты вообще! – мысленно тотчас одёрнул себя Константин Матвеевич. – Совсем уже Мироныча насмотрелся…»
Глава 51
Сначала Сакуров сделал из добытого молока двадцать килограммов замечательного сулгуни. Пришлось, правда, повозиться с сычугом, но он справился. Потом Константин Матвеевич оттаранил сулгуни в Москву и нашёл забегаловку под управлением грузина, убежавшего в своё время из Сухуми. С ним Сакуров быстро нашёл общий язык, потому что когда-то в прошлой жизни они были почти соседями, а Константин Матвеевич не только хорошо говорил по-грузински, но мог запросто спеть про Сулико и «квавелебис квекана» (106). И хотя грузины к землячеству относились так же прохладно, как русские, Сакуров легко добазарился с «земляком» толкать ему сулгуни до десять баков за кило. Потом Константин Матвеевич легко отказался от выпивки с угощением и отвалил в деревню.
«Ведь если я буду делать каждый месяц по сорок кило сыра, то это у меня будет получаться по целых триста долларов чистой прибыли в тот же месяц! – ликовал бывший морской штурман, выруливая с кольцевой на Каширку. – Блин, лишь бы совхоз подольше не развалился…»
Да, персонал с золотым дойным стадом пока обретались в совхозе пока ещё бывшего товарища Мичурина, за его командный пост боролись три матёрых кандидата и, пока они пытались завалить друг друга с помощью не одной только предвыборной агитации, совхозом рулил старый партиец. Он никак не соглашался на перестройку своего предприятия в акционерное общество, а уж переименовывать его – и подавно. Поэтому совхоз исправно выкармливал скотину, обрабатывал свои двадцать тысяч гектаров земли и даже пытался продолжать обрабатывать около десяти тысяч гектаров садов. А Константин Матвеевич продолжал гнать самогон, не роняя марки продукта ниже семидесяти градусов, и продолжал выменивать его на зерно, комбикорм и молоко.
С молоком, правда, случались проблемы. Вернее, не с ним самим, а с персоналом. Дело в том, что охочий до дармовой выпивки персонал принялся беспощадно разбавлять молоко водой, причём водой не лучшего качества. А какой на хрен может получиться сулгуни из «обезжиренного» таким варварским способом молока? Говно, можно сказать, может получиться из такого молока, а не сулгуни. И негоже толкать данный сулгуни даже на каком-нибудь московском рынке, не говоря уже о таком замечательном человеке, как Гиви Вахтангович Камаладзе, каковой Гиви Вахтангович являлся владельцем московской забегаловки под названием «Манана».
«Вот именно, - прикидывал злой Сакуров, маясь с изготовлением сыра из халтурного молока, - он меня так выручает, а ему – говно вместо благодарности…»
В общем, чтобы не маяться с изготовлением сыра из разбавленного молока, Сакуров решил заняться обработкой персонала, очень надеясь на то, что после обработки персонал впредь не станет гадить туда, откуда утоляет жажду. Сначала он придумал повысить «цену» на приобретаемое молоко, но воды в нём только прибавлялось. Потом Сакуров заявил, что будет приезжать за молоком позже, когда оно отстоится, и он сможет по толщине слоя сливок определять качество продукта. Персонал согласился на отстой молока так же охотно, как сначала согласился брать за сто литров молока на две пол-литры больше. И спустя неделю Константин Матвеевич два дня ломал голову, как персонал умудрился положить хороший слой сливок на забелённую молоком воду? Причём хорошим оказался сам слой, но не сливки, поскольку их вкус изобличал присутствие в них какого-то несъедобного суррогата, но не тех сливок, из каких принято делать самое сливки, а также сметану, сливочное масло и прочие молочные продукты вплоть до новомодных йогуртов.
