Встречи с замечательными людьми - Гурджиев Георгий Иванович (читать книги без регистрации txt) 📗
Одним словом, через месяц-другой на рынке появились изделия моего собственного изготовления. Я расширил ассортимент изделий, придумав несколько новых фигурок, которые стали пользоваться огромным спросом. Не думаю, что в Тифлисе остался хоть один дом, в котором не было "произведений искусства", изготовленных мною.
Дела пошли так хорошо, что я завел даже полдюжины подмастерьев, и они не жаловались на отсутствие работы. Елов тоже помогал мне и даже однажды на неделю бросил торговлю книгами. Все это время мы продолжали учиться, поглощая огромное количество книг по философии.
Через несколько месяцев, когда я заработал приличную по моим представлениям сумму, я продал свою мастерскую двум евреям за хорошую цену. К тому же мне ужасно надоело изготовление дурацких фигурок. Так как я должен был освободить комнату при магазине, где я жил, я переехал на улицу вблизи железнодорожной станции, и Абрам Елов со своими книгами тоже.
Елов был невысокий, полноватый и смуглый, с глазами, горящими как угольки. У него была густая шевелюра, очень широкие брови и борода, растущая откуда-то из-под носа, так что закрывала ему все щеки.
Он родился в Турции, вблизи озера Ван, то ли в городе Битлис, то ли в его окрестностях, откуда семья переехала в Россию за три-четыре года до того, как мы с ним впервые встретились. В Тифлисе Абрам стал ходить в гимназию, но вскоре, несмотря на то что порядки в этом учебном заведении были не очень строгие, он умудрился так нашалить, что его вскоре исключили решением учительского совета. Через некоторое время отец выгнал его из дому, после чего Абрам стал жить как бог на душу положит. Короче говоря, он был в своей семье, так сказать, поганой овцой. Мать в тайне от отца продолжала посылать ему деньги. К ней он всю жизнь испытывал самые нежные чувства, которые не стеснялся проявлять открыто. Фотография матери всегда висела у него над кроватью. Уходя, он всегда целовал ее на прощанье, а возвращаясь откуда-нибудь, с порога восклицал: "Здравствуй, мамочка!" Мне кажется, за эти чувства к матери я стал уважать его еще больше. Отца он тоже по-своему любил, но считал его ограниченным, тщеславным и капризным. Тот слыл довольно богатым человеком и был уважаем своим окружением, так как происходил, хотя только по материнской линии, из династии Маршимунов, которая в свое время была правящей.
У Абрама также был брат, в то время проходивший обучение в Филадельфии, которого он не любил и считал эгоистичным и бездушным человеком. Некоторые привычки Абрама очень смешили окружающих. Например, он постоянно подтягивал вверх свои штаны, и его друзьям стоило немалых усилий отучить его от этого. Погосян часто подшучивал над Абрамом, говоря: "Ха-ха, а ты еще хочешь стать офицером. Первый встречный генерал отправит тебя на гауптвахту, потому что вместо того чтобы отдавать ему честь, ты будешь поддерживать свои штаны". Шутки Погосяна порой не отличались деликатностью. Дружеское поддразнивание всегда присутствовало в их общении между собой. Погосян называл своего товарища не иначе как соленым армянином, а тот, в свою очередь, именовал друга качагохом. Это были распространенные прозвища армян. И айсор, и качагох толковались как "церковный вор", и история этого прозвища такова. Айсоры были известны своим плутовством. В Закавказье существовала даже пословица: "Сложите вместе семь русских - получится один еврей, сложите семь евреев -получится один армянин, сложите семь армян - получится один айсор".
В среде айсоров была очень распространена профессия священника, большинство из которых были самозванцами. Живя в окрестностях горы Арарат, естественной границы между Россией, Турцией и Персией, и свободно попадая в любую из этих трех стран, они в России выдавали себя за турецких айсоров, в Персии - за русских и т.д. Эти самозванцы не только совершали все церковные службы, но и с большим успехом торговали различными видами церковных реликвий. В российской провинции они выдавали себя за греческих священников, которые пользовались доверием местных жителей, и наживались, продавая "реликвии", которые, как они утверждали, были привезены из Иерусалима, Афона и других святых мест. Среди этих "реликвий" были фрагменты того самого креста, на котором был распят Иисус Христос, волосы Девы Марии, ногти Николая Угодника, зубы Иуды, приносящие обладателю удачу, подковы лошади Георгия Победоносца и даже череп и ребра этого святого. Все это охотно раскупалось невежественными людьми. И многие из тех предметов впоследствии хранились в церквях и домах верующих. Поэтому армяне и называли айсоров церковными ворами. Армян, в свою очередь, дразнили солеными, потому что у них существовал обычай посыпать солью новорожденных детей. Хочу заметить, что этот обычай не так нелеп, как может показаться на первый взгляд. В соответствии с моими собственными наблюдениями могу утверждать, что младенцы, рожденные в других местностях, гораздо больше, чем армянские дети, страдали от кожной сыпи в тех местах, которые необходимо обрабатывать кожной присыпкой для предотвращения воспалительных процессов. У армянских младенцев кожная сыпь наблюдается очень редко. Этот факт я объясняю антисептическим действием соли.
У Абрама отсутствовали черты, характерные для его соплеменников. Хотя он был очень вспыльчивым человеком, его никак нельзя было назвать злопамятным. Вспылив, он быстро остывал и, если чувствовал, что обидел кого-то своим поведением, старался как можно быстрее уладить конфликт. Абрам отличался терпимостью к другим верованиям. Однажды, обсуждая деятельность миссионеров, которые съезжались сюда из разных стран, чтобы наставить местное население "на путь истинный", он сказал: "Не важно, каким богам молится человек, главное, чтобы он обладал верой. Вера - это совесть человека, основы которой закладываются в детском возрасте. Человек, меняющий одну веру на другую, теряет свою совесть, а совесть - это самое ценное в человеке. Если я уважаю совесть человека, а совесть поддерживается верой, то я обязан уважать и его религию. Осуждать чужую религию такой же грех, как разрушать в человеке его совесть".
Елов был необычайно предан своим друзьям. Для человека, к которому он испытывал симпатию, он мог сделать все что угодно. Когда Елов и Погосян подружились, они заботились друг о друге, как родные братья, хотя внешние проявления их дружбы были довольно курьезными. Чем крепче они дружили, тем чаще поддразнивали друг друга, скрывая за внешней грубостью нежность чувств. Некоторые проявления этих дружеских отношений так трогали меня, что я не мог удержать слез, которые невольно навертывались на глаза.
Мне вспоминаются такие случаи. Когда Елову случалось быть в гостях, иногда его угощали какими-нибудь сладостями, которые он, как было принято, должен был съесть тут же, чтобы не обидеть хозяев дома. Однако, даже будучи сладкоежкой, он не ел их сам, а прятал в карман, чтобы отнести По-госяну, причем отдавал их ему, сопровождая свои действия градом насмешек и издевательств.
Обычно это происходило так. За обедом Абрам как будто неожиданно для себя обнаруживал в кармане конфету и предлагал ее Погосяну, говоря: "Как, черт побери, эта гадость оказалась у меня в кармане? Лопай скорей, ты просто чемпион по поеданию всяких гадостей, от которых другие воротят нос". Погосян отправлял конфету в рот со следующей тирадой: "Эти деликатесы не для таких олухов, как ты. Лопай лучше желуди, как твои собратья свиньи". На что Елов отвечал с гримасой отвращения: "Посмотрите, он заглатывает конфеты быстрее, чем карабахский осел жует чертополох, а потом будет бегать за мной как шелудивая собачонка, дожидаясь следующей подачки", И дальше обмен репликами продолжался в подобном же духе,
Обладая феноменальными познаниями в области литературы, он к тому же был полиглотом. Я, владея восемнадцатью языками, чувствовал себя молокососом по сравнению с ним. Прежде чем я успевал выучить несколько слов нового языка, он уже владел им так хорошо, как родным языком. Подтверждением моих слов может служить следующая история.
