Кризис современной цивилизации (СИ) - Козлов Валерий (онлайн книга без txt) 📗
Современный американский политолог Кристина ди Стефано в своей статье "Мускулинный Маркс" обвиняет основателя марксизма в том, что тот исключил "мать" из общего анализа общественных отношений [119, с. 222]. По ее мнению: "Преувеличенный акцент на самосозидании отрицает факт нашего рождения, вскармливания и воспитания. Он отрицает биосоциальную основу продолжения рода и проектирует ее исключительно на область "труда"" [119, с. 220]. Думается, данная критика совершенно несправедлива. Свою главную задачу К. Маркс видел не в том, чтобы описать мир, а в том, чтобы найти пути его изменения. И здесь его сосредоточенность на проблематике способа производства совершенно оправдана, т. к. сфера семейных отношений, во-первых, значительно более консервативна, во-вторых, в условиях капитализма явно вторична. Именно семейные и гендерные отношения менялись под влиянием капитализма, а не наоборот.
При этом капитализм изначально паразитировал на гендерном неравенстве, как и на любых других. Так, например, еще на заре промышленной революции в Англии в базовой отрасли этой революции, в текстильной промышленности, снизить стоимость рабочей силы и сломить сопротивление организованного по цехам и гильдиям предпролетариата промышленникам удалось во многом именно за счет использования при первоначальной механизации производства крайне дешевого труда женщин и детей [81, с. 353]. Позднее, однако, вместе с ростом уровня жизни, механизации и требований к интенсивности труда в наиболее развитых и богатых странах Запада женщины вновь оказались вытеснены в сферу домашнего производства. Так, например, в США к 1890 г. лишь 2% замужних женщин работали вне дома [67, с. 187]. Но в ХХ в. новая волна механизации, автоматизации и рационализации опять позволила капиталу привлечь значительные массы женщин в производство и в растущую сферу услуг, где их более дешевая рабочая сила стала составлять серьезную конкуренцию мужской. В тех же США, как отмечает Л. Ю. Бондаренко, в 1900 г. 20% женщин работали вне дома, а в 1987 г. - 55%. В 1990 г. 2/3 всех замужних американок работали. Изменилась и ситуация среди женщин с маленькими детьми. К концу 1980-х работали вне дома ¾ замужних женщин с детьми школьного возраста. Но мало того, работали вне дома и более половины замужних женщин с детьми до года [37, с. 122]. Последнее, думается, происходило не от хорошей жизни.
По мнению А. В. Готноги, гендерное неравенство в современном обществе сохраняется и даже имеет тенденцию к усилению: "Дискриминация по половому признаку - явление, которое, несмотря на либеральную риторику, так и не было изжито капитализмом на восходящей ветви эволюции и стадии зрелости. Более того, к социальным ролям и видам деятельности, традиционно считавшимся "женскими", в буржуазном обществе добавились многие другие, по мере того как капитал вынуждал мужчин избавляться от низкооплачиваемых профессий в пользу высокооплачиваемых или высокодоходных занятий. Вместе с тем женщина выступает основным субъектом экономической активности в таких областях, лежащих за пределами собственно капиталистического производства, как домашнее хозяйство и так называемая "неформальная экономика"" [30, с. 218].
В отечественной социально-гуманитарной мысли гендерная проблематика становится привычной в период поздней перестройки на рубеже 1980-90-х гг. Первоначально в условиях идеологического разгула антисоветизма и антикоммунизма феминистская публицистика по данной проблематике тоже в значительной степени была антисоветской. Так, например, С. Г. Айвазова в статье "Идейные истоки женского движения в России" (1991 г.) писала: "Женские трудовые бригады, стахановское движение, первые трактористки, героини-ткачихи, строительницы Комсомольска-на-Амуре. И все, по разнорядке, в президиумах собраний и съездов. Это атрибуты широковещательной компании по решению женского вопроса, вопроса "труда и быта" советской женщины. Наконец, в 1936 г. сталинская Конституция СССР торжественно провозгласила, что этот вопрос решен - выполнена задача огромной исторической важности и на деле обеспечено подлинное равноправие женщины. С тех пор это утверждение прочно вошло во все постановления, официальные речи, научные труды и школьные учебники. Правда, эмансипированная таким нехитрым путем женщина не знала, куда ей деться от двойной нагрузки - на работе и дома, от забот о хлебе насущном, от страха за брошенных дома детей" [37, с. 30]. В постсоветское время ее антисоветская риторика усиливается, она уже пишет, что женщину освободили от самой свободы, подчинив тоталитарному государству [37, с. 53].
Е. Б. Груздева, Л. С. Ржаницына и З. А. Хоткина в статье "Женщина на рынке труда" (1992 г.) отмечали, что из 10 человек, обратившихся в 1991 г. на биржу труда в Советском и Черемушкинском районах Москвы, 8 оказались женщинами. При этом "лишними" оказались в первую очередь работницы умственного труда с высоким образовательным цензом: инженеры-технологи, экономисты, механики, техники, программисты. 85-90% безработных женщин имели среднее специальное или высшее образование [37, с. 283-284]. Но вместо проблемы глобальной и губительной для страны деиндустриализации данные авторы склонны искать причины безработицы в жизни самих женщин, которые зачастую ранее занимались нетворческим, рутинным трудом [37, с. 284]. Более того, с точки зрения данных социологов виновным оказывался весь советский строй: "Три поколения советских людей привыкли ожидать, что государство "должно" решать многие из тех проблем, которые в условиях рынка и конкуренции каждый человек решает сам и считает это не только своей обязанностью, но и привилегией, поскольку это позволяет ему чувствовать себя не объектом социальной политики государства, а активным субъектом изменений, происходящих в обществе" [37, с. 289]. Кто направил этих дам в социологи? Почему они считали, например, торговлю на рынке (где оказались многие бывшие женщины-инженеры) более творческой, чем работа инженера или программиста? И почему они сами в таком случае не отправились на рынок?
Отечественным феминисткам подыгрывали зарубежные, сосредоточившиеся на более глобальных вопросах критики марксизма и коммунизма. Так, например, американский политолог Т. Е. Осипович в статье 1993 г., посвященной феминизму А. Коллонтай, писала: "По-видимому, представить себе, что в определенных условиях домашний труд и воспитание детей могут стать источником радости и приятным досугом, социалисты того времени не могли. Явно преувеличивают они рациональность и привлекательность общественной сферы обслуживания. Но более всего ошибаются в своем взгляде на человека и на его способность оценить и принять идеологию коммунизма" [37, с. 35].
Постепенно, однако, под влиянием жестоких реалий 1990-х происходило отрезвление. Так, например, Н. И. Абубикирова в статье "Что такое "гендер"?" (1996 г.) пишет: "Если сравнить советский кинематограф 50-х годов с сегодняшним, можно ясно увидеть смену построения оценки образа женщины. Политическая установка на привлечение женщин к социальной активности в то время вела к созданию на экране образов героинь, которые не только строили свою жизнь сами, но и оказывали влияние на общество, т. е. женщин самостоятельных. Героиня сегодняшнего дня - чаще всего красивая игрушка с длинными ногами в качестве положительного образа или дешевая проститутка в качестве образа отрицательного" [37, с. 86].
Л. Ю. Бондаренко, статью которой "Мир, в котором мы живем" (1997 г.) мы уже цитировали, развенчивает миф о невовлеченности американских женщин в общественное производство, указывая на то, что к 1987 г. 55% женщин США работали вне дома [37, с. 122]. Конечно, в советском обществе уровень вовлечения был выше, к середине 1980-х здесь 92% женщин трудоспособного возраста работали или учились [37, с. 122]. Но вряд ли стоит рассматривать это как недостаток. Массовое привлечение советских женщин к общественному труду было вызвано не только потребностью в дешевой рабочей силе, но и стремлением предоставить каждому гражданину СССР рабочее место даже в ущерб средней индивидуальной производительности труда. Проблема избавления граждан от безработицы оценивалась в СССР не только экономически, но и экзистенциально.