Кризис современной цивилизации (СИ) - Козлов Валерий (онлайн книга без txt) 📗
По мнению М. Киммела, гендерное неравенство следует объяснять прежде всего социально. Все начинается еще в детстве: "С раннего возраста мальчиков учат, что насилие не просто приемлемо в качестве разрешения конфликта, но и вызывает восхищение. Среди мальчишек подросткового возраста в четыре раза больше, чем среди девочек, тех, кто считает драку приемлемой, если кто-то ведет себя вызывающе" [67, с. 25]. Майкл Киммел цитирует биолога Рут Хаббард: "Если общество одевает половину своих детей в короткие юбки и не велит им двигаться так, чтобы были видны трусики, а другую половину - в джинсы и комбинезоны, поддерживая их желание лазать на деревья, играть в мяч и другие активные дворовые игры; если позже, в юности, детей, которые носили брюки, убеждают, что "растущему мальчишке надо много есть", в то время как дети в юбках предупреждены, что надо следить за весом и не толстеть; если половина в джинсах бегает в кроссовках и ботинках, в то время как половина в юбках ковыляет на шпильках, то эти две группы людей будут различаться не только социально, но и биологически" [67, с. 78-79].
Но главное различие лежит в сфере отношения к общественному производству. Майкл Киммел приводит здесь прекрасный пример, ссылаясь на исследование Маргарет Мид гендерного поведения в племени чамбули: "Здесь только люди одного пола занимались воспитанием детей, сплетнями, нарядами и покупками. Они завивали волосы и носили много драгоценностей, и Мид описывала их как "очаровательных, изящных, кокетливых". Они, кстати, были мужчинами, и эти мужчины ничего так не любили, как "демонстрировать все великолепие своих украшений из перьев и раковин и проводить дни, наслаждаясь покупками". Доминировали здесь энергичные женщины, обеспечивавшие благосостояние семей. Именно они ловили рыбу, а от рыбной ловли зависела вся культура, именно им "принадлежали реальные позиции власти в этом обществе"" [67, с. 84].
Но вернемся к современному капитализму. Гендерное неравенство в отчуждении личности и ее подчинении правилам корпорации проявляется здесь уже при выборе делового костюма: "Женщина, работающая в гендерезированном институте, носит одежду, "обозначающую" что-то. Она посмотрит на деловой костюм и скажет себе: "Нет, выгляжу грузновато, и в таком костюме меня никто серьезно не воспримет как женщину!" Поэтому она купит костюмчик поменьше размером и подумает: "В этом я чуть постройнее, и все на меня будут смотреть как на женщину, но тогда уже не отнесутся серьезно как к работнику"" [67, с. 36]. Конечно, женщины в современном обществе нередко тоже делают карьеру, но такая карьера обычно подразумевает их подчинение "мужским" стереотипам поведения. Ссылая на исследование Розабет Мосс Кантер "Мужчины и женщины корпорации", М. Киммел пишет: "...различия в поведении мужчин и женщин в организациях гораздо меньше связаны с их индивидуальными характеристиками, чем со структурой организации. Позиции в организации "подразумевают характерные образы людей", которые должны их занять..." [67, с. 161]. При этом в структурировании власти и полномочий доминируют именно мужские принципы [67, с. 162]. Именно "тестостероновая" мужская культура жесткого управления является доминирующей в современном мире, подчиняя себе и руководителей-женщин. Достаточно вспомнить Маргарет Тэтчер, которую льстивая пресса окрестила "железной леди", а "любящие" граждане в день ее смерти постоянно заказывали песню "Ведьма умерла".
К тому же следует отметить, что немалая часть женщин, идущих во власть, не имеет детей, а часто и мужей. Как пишет М. Киммел: "Проблема состоит в том, что таких людей "без гендера" принимают с тем, чтобы они полностью посвятили себя своему рабочему месту, не имели детей или семейных обязанностей, и их, может быть, даже будут поддерживать в семье ради такой целеустремленной преданности рабочему месту. Таким образом, работник "без гендера" как раз оказывается гендерно сформированным мужчиной" [6, с. 163]. Хорошо известно, что такие "маскулинные" женщины-руководительницы, особенно если у них нет детей, обычно весьма склонны к крайне жесткому стилю управления. В последнее время подобный тип женщины-управленца все чаще рекламируется в СМИ. Россиянам достаточно вспомнить сериал "След". В условиях современного роста нестабильности всей сферы трудовых отношений подобное поведение чревато резким усилением конфликтности. Даже А. Н. Никонов считает, что современная цивилизация должна развиваться от "тестостероновой" к "окситоциновой", т. е. от агрессивной к толерантной: "Поскольку народу на планете становится все больше, люди столетие за столетием прессуются на цивилизованных территориях все плотнее и плотнее, то, чтобы избежать войн, их толерантность друг к другу должна расти, а агрессивность падать" [9, с. 220-221]. Но не выдает ли он желаемое за действительное?
Что касается М. Киммела, по его мнению: "Дегендеризация общества в новом столетии и новом тысячелетии идет не к тому, что женщины и мужчины станут более одинаковыми, а к тому, что они станут более равными. Ибо те качества и модели поведения, которые прежде считались мужскими или женскими, - компетентность или сострадание, честолюбие и привязанность - суть исконно человеческие качества, доступные и женщинам, и мужчинам, которые достаточно повзрослели, чтобы об этом открыто заявить. Это предполагает некую форму гендерного протейства - изменчивость и адаптивность к своему окружению с использованием всего многообразия переживаний и способностей" [6, с. 412]. И здесь, похоже, желаемое выдается за действительное, во всяком случае, для ближайшего будущего.
Подведем некоторые итоги, поместив проблему в историко-географический контекст. Капитализм изначально эксплуатировал гендерное неравенство, как и все прочие виды неравенств, основанных на аскриптивных статусах (связанных с расой, национальностью, возрастом и т. д.). Наблюдаемое с середины XIX в. снижение процента работающих женщин в развитых странах ядра капиталистической миросистемы было вызвано не заботой о женщине-матери, а стремлением получить максимальную прибыль от интенсификации труда каждого работника в условиях ограниченного количества рабочих мест. Именно такой подход мы наблюдаем уже во второй половине ХХ в. в быстро индустриализирующихся странах Азии, например в Южной Корее. С этим же связан и резкий рост женской безработицы во время рыночных реформ в странах бывшего СССР. Женщина оказывается в капкане двойного отчуждения, когда ее эксплуатируют в качестве более дешевой рабочей силы и одновременно не признают полноценным работником, когда у нее меньше зарплата, меньше возможностей для карьерного роста и больше нагрузка на работе и дома, когда постоянно приходится доказывать свой профессиональный статус и свое соответствие роли "настоящей женщины". Такое усиление гендерного неравенства особенно наглядно проявляется в неустойчивых экономиках стран полупериферии и достаточно индустриализированной периферии капиталистической миросистемы, например, в России, на Украине, в Индии, в странах Латинской Америки. В идеологии и ментальности мужской части населения этих стран формируются представления о неком биологическом превосходстве мужчин, получившие в латиноамериканской культуре название "мачизм". В условиях грозящего обществу в связи с комплексной автоматизацией производства резкого роста безработицы и кризиса традиционной структуры специальностей мачизм становится серьезным фактором нарастания конфликтности.
Одновременно в связи с общим ростом производительности труда во всех более или менее развитых странах наблюдается разрастание сферы услуг, имеющее для гендерногого неравенства двойственные последствия. С одной стороны, благодаря той же бытовой технике и пищевым полуфабрикатам домашний труд женщин значительно упрощается, появляется возможность частичной взаимозамены женщин и мужчин в домашнем хозяйстве и более активного привлечения женщин к общественному производству, в т. ч. и в самой сфере услуг, где создание новых рабочих мест обычно не требует таких капиталовложений, как в промышленности. С другой стороны, новые рабочие места часто не требуют особой квалификации (например, на предприятиях быстрого питания, в торговых сетях) и заполняются преимущественно женщинами (а в развитых странах и регионах - еще и иммигрантами). Работа здесь, как правило, весьма далека от творческой и часто плохо оплачивается. Таким образом, гендерное неравенство в условиях отчуждения труда резко усиливается, что и породило в странах Запада такое явление, как феминизм. Даже в тех случаях, когда женщины прорываются на какие-то вершины экономической или политической власти, становятся руководителями, они вынуждены играть по "мужским" правилам, и часто такие женщины-руководители более склонны к принятию жестких решений, чем мужчины. Общая "тестостеронность" систем управления, таким образом, только нарастает, что в условиях усиления страха перед безработицей, консъюмеризма и общей неустойчивости социальных связей также чревато серьезными конфликтами. Одновременно в средней и нижней части мужской иерархии может наблюдаться резкий рост безответственной агрессивности, часто разнонаправленной и замешанной на мачизме.
