Психиатрическая власть - Фуко Мишель (полная версия книги .txt) 📗

нijwтх исТОПЫ 1Л С^ 1СГТ£*(*че« об эпидРМИИ сл^*ГТVPT rOROnMXTi К Я к

раз о вихре о некой воздушной воронке 'устремленной в глубь

психиатпии,с ее дигтшплинарной системой Так как же развива

гшс гобмти _Я9 пЧгмят что в этой войне между невпологией и лт,ь сииьпии. думаю,чш в лии виипс мс ду мс ywivис

МГТРПМРЙ МП*НЛ RыIIеnHTk ПЯТТ MTHPRnflR

Первый маневр можно было бы назвать организацией сим-птоматологического сценария. Схематически ее можно представить следующим образом: чтобы поместить истерию на одной плоскости с органическими болезнями, чтобы она стала настоящей болезнью, подлежащей дифференциальной диагностике, то есть чтобы врач стал настоящим врачом, от истерички нужно добиться стабильной симптоматики. Таким образом, признание

* В подготовительной рукописи М. Фуко добавляет: «а также с бессловесными соглашениями и перемириями».

361

*

невролога, в отличие от психиатра, врачом с необходимостью подразумевает выдвигаемое больной исподволь — подобно тому, как это делалось в психиатрии, — требование: «Дай мне симптомы, причем стабильные, строго установленные, правильные симптомы», — и эта правильность, стабильность симптомов требуется сразу в двух формах. Прежде всего они должны быть постоянными, всегда, при каждом неврологическом обследовании, наличествующими у больной: простимся с болезнями, которые появляются и исчезают, давая в качестве симптомов лишь время от времени проскакивающий жест или повторяющиеся припадки; мы хотим стабильных симптомов, которые сможем обнаружить всегда, когда это потребуется. В ответ на этот запрос определяется то, что Шарко и его последователи окрестили «стигматами» истерии. «Стигматы» — это феномены, отмечаемые у любой истерички, даже если она не в припадке:2^ сужение поля зрения,30 одно- или двусторонняя гемианестезия,31 глоточная анестезия, дугообразные контрактуры.32 Впрочем, Шарко предупреждает: эти стигматы характерны для истерии, постоянны при истерии, но вопреки их постоянству надо признать что весьма часто они наличествуют не все а в редких случаях не бывает и ни одного из них.33 Но так или иначе эпистемологический запрос был налицо, требование выдвигалось и ля лее

я покажу вам что все эти пресловутые стигматы

служили '

ответами на команды — пошевелиться почувствовать трение или прикосновение к телу.

И кроме того, сами припадки должны быть упорядоченными и регулярными, то есть развиваться по некому типичному сценарию, достаточно близкому к той или иной существующей болезни, реальной неврологической болезни, чтобы можно было провести границу дифференциального диагноза, и вместе с тем отличными, чтобы этот диагноз состоялся. Этим объясняется кодификация истерического припадка по модели эпилепсии.34 В итоге обширная область, которую до Шарко именовали «ис-тероэпилепсией», «конвульсиями», распадается надвое.35 Отныне есть две болезни: одна включающая элементы эпилептического припадка — тоническую клоническую фазы и период ступора, и другая, также с тонической и клонической фазами, но и с рядом элементов свойственных именно истепии ди них фаза алогичных, или беспорядочных движений; фаза

362

страстных поз, то есть выразительных, красноречивых жестов, которую называли также «пластической», поскольку истеричка воспроизводила и выражала определенные эмоции, например похоть, ужас и т. д.; и наконец, впрочем, на сей раз известная и в эпилепсии, фаза бреда. Таковы две классические таблицы, отличающие истерию и эпилепсию.36

В рамках этого маневра ведется, как вы наверняка заметили, двойная игра. С одной стороны, отыскивая эти якобы постоянные истерические стигматы и регулярные припадки, врач тем самым изглаживает свой собственный стигмат, то, что на самом деле он — просто психиатр и вынужден постоянно, при каждом своем действии возвращаться к опросу: «Ты безумна? Так покажи мне свое безумие! Обнаружь его!» Добиваясь от истерички стигматов и регулярных припадков, врач просит у нее дать ему самому возможность осуществить сущностно медицинский акт — дифференциальную диагностику. Но в то же время истеричка — на сей раз именно она одерживает верх, потому-то и положителен ее ответ на эту просьбу психиатра, — ускользает тем самым от медицинской экстерриториальности или просто-напросто выходит за территорию лечебницы. Ведь стоит ей действительно обнаружить симптомы, которые своими постоянством и регулярностью позволяют неврологу поставить дифференциальный диагноз, как она перестает быть безумцем в лечебнице; она приобретает право на пребывание в больнице заслуживающей свое имя в больнице которую уже нет оснований считать каким-то приютом. Благодаря постоянству и регу-лярности своих симптомов истеричка получает право быть не безумной, но больной

Однако на чем основывается это ее право? Оно основывается на зависимости, в которую попадает от нее врач. Ибо если бы истеричка отказалась обнаружить симптомы, то врач в свою очередь не смог бы стать по отношению к ней неврологом; ему пришлось бы ограничиться статусом психиатра и вынести абсолютный диагноз, ответить на не допускающий нюансов вопрос: «Безумен индивид или нет?» Неврологическая функция врача зависит от истерички которая предоставляет ему правильные симптомы и поэтому то что приобретает психиатр, не только обеспечивает ему статус невролога но и дает преимущество над ним больной, ибо, обнаруживая свои симптомы, больная стано-

363

вится выше врача, как раз поскольку признает его врачом, а не просто психиатром.

Понятно, что к этому властному дополнению, которое получает истеричка, когда от нее требуют правильных симптомов, и устремляется весь его интерес. Понятно также, почему она всегда, не колеблясь, дает куда больше, чем у нее просят, — ведь чем больше она обнаружит симптомов, тем больше будет ее утверждаемая тем самым сверхвласть над врачом. О том, что истерички демонстрировали симптомы в избытке, свидетельствует хотя бы тот факт, что одна из пациенток Шарко, находившаяся в Сальпетриере тридцать четыре года, — и это лишь один из многих примеров, —на протяжении пятнадцати лет обнаруживала один и тот же стигмат: «почти полную левостороннюю потерю чувствительности».37 Стабильность симптомов налицо, но не разочаровывала и их частота: другая больная за тринадцать дней перенесла 4506 припадков и, мало того, через несколько месяцев достигла показателя в 17 083 припадка за две недели.38

Второй маневр я бы определил как маневр «функционального манекена».39 Он последовал за предыдущим, после того как врач, попав в описанную выше ситуацию переизбытка симптомов, от которых зависели его статус и власть, оказался одновременно в выигрыше и в растерянности. В самом деле, этот град симптомов, эти 17 083 припадка за две недели не могли не превысить возможности контроля с его стороны; его скромный аппарат неврологической клиники не мог совладать с такими цифрами. Врачу понадобилось пусть не средство контроля нед этим натиском истерической симптоматики но хотя бы которое позволяло бы вызывать именно проявления истерии только проявления истерии не распыляясь на эти тысячи при-

падков за несколько дней —это немного напоминает стремле-

ние Дюшена де Булоня понять «как ограничить электрическую стимуляцию, чтобы она действовала на одну-единственную

мbHIIHV))

Вызывать симптомы в нужное время, при необходимости, всегда иметь эти патологические феномены под рукой, — чтобы достичь этой цели, чтобы в некотором роде умерить разгул симптоматики, это безудержное рвение, с которым истерички перекрывали свои достижения, были разработаны две техники.

364

Во-первых, техника гипноза и внушения. Пациента требовалось ввести в такое состояние, в котором он выказывал бы по команде вполне отчетливый истерический симптом — паралич той или иной мышцы, неспособность говорить, дрожь и т. д.; в котором, иными словами, он имел бы такой симптом, как нужно, когда это нужно, и никак иначе. Именно это достигалось с помощью гипноза, которым Шарко пользовался вовсе не для умножения истерических проявлений, а скорее, подобно локальной электризации Дюшена, для их ограничения и контролируемого обнаружения.40 Но как только с помощью гипноза появляется возможность намеренно вызывать один истерический симптом в отдельности, врач оказывается перед затруднением: если я вызвал этот симптом, если я сказал загипнотизированному больному: «Ты не можешь говорить», — и он стал афази-ком, то болезнь ли это? Или тело больного просто повторяет то, что ему приказывают? Таким образом, будучи полезной техникой изоляции истерических проявлений, гипноз в то же время опасен, ибо может оказаться не более чем следствием отданной команды — эффектом, а не ответом.