«Мягкая сила», «цветные революции» и технологии смены политических режимов в начале XXI века - Наумов Александр Иванович
Буазизи скончался от ожогов только через три недели, однако конкретные обстоятельства его смерти не стали предметом публичного расследования. Более того, трагическая гибель уличного торговца была не первой, а уже четвертой за время продолжавшихся уже почти три недели антиправительственных выступлений в Тунисе [364]. Но именно действия Буазизи получили широкий резонанс среди населения страны и спровоцировали массовые протесты против безработицы и высоких цен на товары первой необходимости.
Движущей силой «жасминовой революции» стала образованная и зачастую безработная молодежь, которой удалось найти канал в виде Интернета для мобилизации сил для организации демонстраций (по злой иронии исторического процесса Бен Али объявил 2010 год в Тунисе «Годом молодежи»). Взрыв недовольства молодежи потянул за собой более инерционные общественные слои — участниками антиправительственных выступлений стали представители среднего класса, деловой и культурной элиты Туниса.
Правящий режим ввел жесткую цензуру на телевидении, радио, в газетах и на большинстве Интернет-сайтов. Были закрыты многие оппозиционные издания, арестованы журналисты, телевидению запретили показывать волнения и манифестации. Однако власти не смогли контролировать социальные сети и блоги, вероятно, рассматривая Facebook и Twitter чем-то вроде светского развлечения. Кроме того, оппозиционеры использовали разработанное в США и бесплатно предоставленное им программное обеспечение TOR, позволявшее шифровать все виды посланий и действовать в Интернете анонимно [365].
Как уже отмечалось, Тунис располагал относительно многочисленным средним классом, а доля пользователей Facebook среди молодежи была самой высокой в Северной Африке. Немаловажную роль сыграло и возникновение новых социальных медиа: мобильные телефоны с возможностью выхода в Интернет получили в арабских странах большое распространение; особенно поразительную динамику демонстрировал Тунис, где с начала 2000-х годов количество мобильных телефонов на сто человек увеличилось в восемнадцать раз [366].
Вообще, распространение Интернета в Тунисе началось в конце 1990-х годов. Тогда же в Сети стали появляться первые группы кибердиссидентов. В 1998 году, например, была организована виртуальная группа «Такриз», получившая неформальное название «Сеть уличного сопротивления». Ее ключевой аудиторией стала лишенная возможности участия в политической жизни страны молодежь, привлечение которой в Интернет-сообщество осуществлялось посредством использования агрессивного уличного сленга и грубого высмеивания властей. В 2000 году «Такриз» была заблокирована, однако вскоре ее место заняли другие веб-сайты. В 2004 году появился коллективный блог «Наваат», призванный стать публичной площадкой для тунисских диссидентов, а также публикации информации о коррупции в стране и случаях нарушений прав человека. «Наваат», как и другие подобные группы, принимали участие в освещении протестов декабря 2010 года, причем Интернет-активисты нередко выполняли роль посредников для традиционных средств массовой информации, поскольку журналисты активно использовали посты блогеров. Эффективным инструментом распространения информации стало использование так называемых хэштэгов — тематических меток, содержащих слово или фразу, о которой идет речь в записи. Так, к примеру, фраза «Сиди Бузид» (родной город М. Буазизи) широко применялась для маркировки сообщений и стала своего рода лозунгом восстания [367].
В сложившихся условиях скрыть информацию о беспорядках в Сиди-Бузиде от многочисленной Интернет-аудитории Туниса официальным властям оказалось не под силу. Уже 19 декабря в Facebook появилась первая страница, посвященная протестам против режима Бен Али. С этого дня в социальных сетях тунисцы начали активно публиковать видеоролики и фотографии с митингов и акций протеста, а также выкладывать репортажи мировых телеканалов о происходивших событиях.
К освещению массовых протестов действительно подключились влиятельные глобальные СМИ, которые также сыграли важную роль в событиях «жасминовой революции» (а потом и в ходе «финиковой революции» в Египте). Именно через них осуществлялось отражение политических выступлений и происходило формирование международного общественного мнения в отношении «революционных» событий в арабских государствах. Значительную роль в этом сыграли англо-американские и арабские телеканалы: CNN (США), ВВС (Великобритания), Al-Jazeera (Катар) и Al-Arabiya (Саудовская Аравия). Некоторые аналитики даже считают вклад традиционных СМИ в победу арабских «революций» более весомым, чем Facebook или Twitter. Так, редактор агентства «Франс-Пресс» Ж. Шармело полагает, что спутниковые каналы «сыграли фундаментальную роль не только в освещении данных событий, но в изменении режимов в арабском мире. Если социальные сети мобилизовали людей на протестные действия и выход на улицы, то настоящими «структурами», которые «двигали» эти революции, стали именно спутниковые электронные СМИ» [368].
Глобальные западные и арабские СМИ целенаправленно внедряли в сознание обывателей в государствах, по которым прокатилась «арабская весна», имидж богатых и преуспевающих западных стран, роскошной жизни западного населения и всех тех благ, которые сулит обществу демократия. В результате у многомиллионных масс молодежи, сравнивавшей собственную бедность с процветанием на Западе, возник разрыв между ожиданиями благосостояния и действительностью, что и спровоцировало их впоследствии на активное противодействие правящим режимам. Причем зачастую реальное положение вещей было не столь катастрофическим, как его представляли зрителям СМИ.
Особенно ангажировано вели себя арабские спутниковые телеканалы. С самого начала протестов против режимов Бен Али и Мубарка со стороны персидских монархий началась настоящая информационная война. Искажение информации носило самый разнообразный характер, начиная с характера и масштаба антиправительственных выступлений и развития ситуации на местах и вплоть до фабрикации репортажей о судьбе тех или иных индивидов. СМИ, как правило, старались подчеркнуть их массовость и мирный характер и показать, насколько беспощадно с этими мирными демонстрантами расправляется режим [369].
Особенно следует отметить деятельность флагмана «теле-революции» в арабском мире — Al-Jazeera, которая благодаря новаторскому стилю вещания обладала гигантской популярностью у населения стран Магриба. И, принадлежа эмиру Катара, активно использовала свои преимущества: в подаваемой информации светский тунисский (а затем и египетский) режим представлялся душителем свободы и прав человека, а оппозиционные силы, в свою очередь, преподносились как мученики за свободу собственного народа в частности и всего арабского мира в целом. Характерен пример трагедии М. Буазизи, ставшей благодаря регулярно повторяемым репортажам Al-Jazeera символом социальных несчастий Туниса. Можно согласиться с американским исследователем М. Линчем, что шаг Буазизи не являлся спонтанным актом отчаяния, каким его пытались преподнести, а был хорошо просчитанным политическим ходом, нацеленным именно на ту реакцию, которую он в итоге и получил [370]. Необходимо в этой связи упомянуть о весьма натянутых и сложных взаимоотношениях между тунисским режимом и Al-Jazeera и его владельцем. Официальный Тунис не раз блокировал работу телеканала в стране, а в 2006 году и вовсе закрыл посольство в Дохе в знак протеста против «враждебной кампании» телеканала. Al-Jazeera, однако, даже в таких условиях удалось создать целую сеть собственных агентов в Тунисе, которые с началом «жасминовой революции» активно снабжали телеканал самой актуальной информацией с мест.
