Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху - Калдор Мэри (книга бесплатный формат .txt) 📗
Иногда высказывались мнения, что ЮНА заимствует приемы из своего исторического прошлого, когда она была партизанским движением. Несомненно, что локализованный и децентрализованный характер этой войны имеет много параллелей с партизанской войной. Самой организацией частей ТО подразумевалось, что в войне можно задействовать многих обученных резервистов на местном уровне и что стрелковое оружие на местных складах легко доступно. Впрочем, этнические чистки во многих отношениях являются диаметральной противоположностью партизанской войны, которая опирается на поддержку местного населения. Предполагалось, что партизан это, говоря словами Мао, «рыба в море». Целью же этнических чисток было полное уничтожение сообществ, производство «страха и ненависти». Высказывалось даже предположение, что на мышление ЮНА, возможно, повлияли доктрины борьбы с повстанцами, разработанные американцами во Вьетнаме и испытанные в конфликтах низкой интенсивности 1980-х годов. Алекс де Вааль полагал, что эти доктрины оказали влияние на африканских военных стратегов, и этим, возможно, отчасти объясняются сходства боснийской войны с войнами в Африке4?. Несомненно, что штабной состав ЮНА изучал эти войны. Последний министр обороны Югославии генерал Кадиевич шесть месяцев провел в стенах Военной академии Вест-Пойнт, хотя борьба с повстанцами и занимала там только малую часть цикла обучения; также в США обучались и другие офицеры ЮНА. Вероятно, более убедительным было бы утверждение, что стратегия этнических чисток разрабатывалась «на земле», хотя предшествующие дискуссии и опыт должны были иметь к этому отношение.
В стратегии этнических чисток мишенями оказались не только члены других этнических групп. Равным образом это были люди умеренных взглядов, все те, кто отказывался ненавидеть. Впервые это выяснилось в Хорватии, когда Бабич и Мартич, лидеры сербов Краины, взяли под свой контроль город Пакрач и сняли со всех должностей в органах власти не только людей других национальностей, но и сербов. На протяжении всей войны с каждой стороны были люди, отказавшиеся быть втянутыми в трясину «страха и ненависти». В докладах специального представителя комиссии ООН по правам человека все время отмечаются действия отважных сербов, пытавшихся защитить своих соседей из мусульман и хорватов. Газета The Guardian сообщала о сербском «Шиндлере», жившем в Приедоре, который организовал своих друзей и соседей для защиты мусульман. Еврейская община в Мостаре помогала мусульманам спасаться бегством. В разных частях Боснии и Герцеговины до сих пор существуют ненационалистические группы и партии, пусть даже их ряды сильно поредели из-за смертей и оттока населения.
Характер международного участия
Международное участие в войне в Боснии и Герцеговине и, более того, во всех конфликтах на территории бывшей Югославии было с самого начала масштабным. Это участие проявилось как на официальном уровне, так и на уровне гражданского общества. К этой войне было приковано внимание СМИ и различных гуманитарных групп и групп борцов за мир и за права человека, равно как и внимание гражданских институтов, таких как церкви и университеты. В пределах бывшей Югославии на международное сообщество возлагались большие надежды. Для многих людей название «Европа» имело почти мистическое значение, его считали синонимом цивилизованного поведения и символическим выражением альтернативного «гражданского» мировоззрения, к которому стремились те, кто противостоял национализму. Действительное положение дел глубоко разочаровывало, порождая цинизм и отчаяние.
На самом деле международное участие имело две четко различающиеся формы. Одна — это политические переговоры на высшем уровне и различные миссии. Другая — это, по сути, новая форма гуманитарной интервенции. Последняя, я бы сказала, действительно представляла собой значительную инновацию в области международных мер — как по своим целям, так и по своему масштабу и тому, как она способствовала кооперации между международными институтами и гражданским обществом. Однако ее осуществлению мешали противоречия между положением дел на гуманитарном уровне и тем, что происходило на уровне высокой политики, и вытекающее отсюда превратное понимание политической и военной природы войны.
Существует много объяснений неудачи международного сообщества в деле предотвращения или прекращения войн в бывшей Югославии: недостаток единства позиций в ЕС, неготовность правительств предоставить соответствующие ресурсы, недальновидность политиков. Во всех этих объяснениях есть нечто верное. Однако фундаментальная проблема имела концептуальный характер. Она состояла в непонимании того, почему или как велась эта война, и непонимании характера новых националистических политических образований, возникших после краха Югославии. И с политической, и с военной точки зрения эта война воспринималась как конфликт между соперничающими национализмами традиционного эссенциалистско-го типа; так считали и европейцы, подобно сербам полагавшие, что всякий национализм должен одинаково осуждаться, и американцы, которые, как правило, видели в сербах плохих «тоталитарных» националистов, а в хорватах и мусульманах — хороших «демократических» националистов. Хотя сербский и хорватский национализм действительно были бесперспективными, а мусульманский национализм был не так уж плох, в этом анализе упускалось из виду то обстоятельство, что этот конфликт был конфликтом между новой формой этнического национализма и цивилизованными ценностями. Националисты разделяли общий интерес к упразднению интернационалистического гуманитарного мировоззрения как в пределах бывшей Югославии, так и в глобальном масштабе. И с политической, и с военной точки зрения их война была войной не против друг друга, но, повторим аргумент Буга-реля, против гражданского населения и против гражданского общества.
Так называемое международное сообщество угодило в националистическую ловушку, приняв всерьез и легитимировав то восприятие этого конфликта, которое желали распространить националисты. В политическом плане националисты имели общую тоталитарную цель — снова установить ту разновидность политического контроля, которым некогда уже обладала коммунистическая партия на основе этнических сообществ. Для этого им надо было разделить общество по этническому признаку. Исходя из того, что «страх и ненависть» были эндемичны боснийскому обществу и что националисты представляли все общество в целом, международные посредники не смогли найти иного решения, кроме того компромисса, к достижению которого стремились сами националисты. Не понимая, что «страх и ненависть» не являлись эндемичными, но вырабатывались во время войны, они фактически способствовали достижению националистических целей и ослаблению интернационалистического гуманитарного подхода.
Если говорить о военном аспекте, предполагалось, что основное насилие происходило между так называемыми воюющими сторонами и что гражданские лица, так сказать, попадали под перекрестный огонь. Притом что факт этнических чисток был очевиден, это трактовали как побочный эффект боевых действий, а не как цель войны. Войска ООН, посланные в Боснию и Герцеговину для защиты гражданского населения, были связаны по рукам и ногам, потому что их начальство боялось, что войска втянут в обычную войну. Между поддержанием мира и участием в боевых действиях было проведено четкое различие. Поддержание мира значило, что войска действуют на основе согласия между воюющими партиями. Тогда как участие в боевых действиях означало бы, что войска ООН встают на ту или иную сторону. Боязнь того, что любое применение силы будет означать принятие чьей-либо стороны и приведет к эскалации международного военного участия, всю войну мешала войскам ООН эффективно осуществлять гуманитарные задачи, для выполнения которых они и были направлены. Не было понято то, что между сторонами было довольно мало боевых действий (в традиционном смысле) и что главная проблема заключалась в непрекращающемся насилии против гражданского населения. Предполагалось, что войска ООН являются войсками по поддержанию мира, что они действуют на основе согласия сторон. В результате они оказались неспособны защитить конвои с гуманитарными грузами или безопасные убежища. Вместо этого они стояли, по словам одного сараевского шутника, «как евнухи на оргии».
