Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд (книга регистрации .txt) 📗

Скотт оставил инструкцию тому, кто найдёт его дневник: непременно прочитать его перед отправкой на родину. Аткинсон забрался в палатку и читал, казалось, час за часом, пока не узнал, что случилось. Затем все собрались вокруг него, и он пересказал им всю историю.

Люди внимательно слушали — и шок от сделанного открытия сменялся другим тяжёлым чувством. Скотт, Уилсон и Боуэрс скончались так близко от товарищей, которые спешили им на помощь! Как выразился Гран в своём дневнике,

я не могу избавиться от мыслей, что мы могли спасти Скотта. Возможно, мы добились бы успеха, если бы Черри знал навигацию. Мои товарищи слишком флегматичны. Иногда бывает неплохо поскандалить. Вероятно, больше всех стоит винить самого Скотта. Он не хотел рисковать жизнями других ради спасения его собственной. Но мне интересно, не думал ли он тогда вот о чём: если Шеклтон смог вернуться без посторонней помощи, то и ему требовалось это сделать, была бы на то воля Божья… Аткинсон слишком спокойный, слишком консервативный доктор. Он способный, но у него мало воображения. О да, это и правда печально.

Черри-Гаррарда это касалось лично и волновало сильнее других. Ведь именно он предпринимал последнюю реальную попытку оказать помощь. К тому же он очень дружил с Уилсоном и Боуэрсом и теперь узнал, что восемь месяцев назад, когда они с Дмитрием на «Складе одной тонны» повернули свои упряжки назад, его друзья боролись за жизнь всего в шестидесяти милях от него.

Если бы только мы проехали ещё полтора дня [писал он], оставив немного продуктов и топлива у одной из пирамид в надежде, что они это найдут… До конца жизни я больше всего буду сожалеть о том, что мы этого не сделали.

И снова:

Ужасный вопрос о том, что мы могли бы сделать для них с собачьими упряжками, не выходит у меня из головы — но мы исполняли приказы.

До конца своих дней Черри-Гаррард занимался самобичеванием. Если бы только он знал навигацию, если бы он был опытным возницей собачьей упряжки, если бы он мог подчинить своей воле упрямого русского крестьянина — друзья были бы спасены. В итоге его разум помутился от этих мыслей.

Однако теперь он думал об осуждении — или даже о чём-то похуже, — с которым столкнётся, вернувшись на родину. Но волноваться не было нужды. Ропот толпы был быстро подавлен при помощи литературного таланта Скотта. Мастерское самооправдание, с которым он возложил вину на погибших товарищей, сыграло на пользу всем остальным — выжившим.

Стоя в снегах возле последнего лагеря Скотта, они уже предвидели это. Аткинсон закончил рассказ о последнем переходе полярной партии чтением сообщения самого Скотта, предназначенного для публики. Эффект был немедленным.

Об их страданиях, трудностях и преданности друг другу [писал Уилльямсон] мир очень скоро узнает. Подвиги, совершённые ими, равны подвигам на поле боя, они заслуживают уважения и почёта со стороны каждого истинного британца.

Так мягко и естественно пустила корни легенда. Скотт знал, как разговаривать со своими соотечественниками.

Откопали сани с грузом геологических образцов. Черри-Гаррард нашёл это «великолепным, ведь люди… шли и несли с собой то, ради чего умерли».

«Я думаю, — сказал Гран, у которого была другая точка зрения, — что они могли бы спастись, не будь этого груза».

Они тащили тридцать фунтов камней для того, чтобы выдать себя за мучеников во имя науки — маленький патетический жест, с помощью которого они спасали себя от крушения надежд и поражения на полюсе. Возьми они с собой вдвое меньшее количество тюленьего мяса — и оно бы могло спасти им жизнь. Пинта керосина или банка пеммикана стоили для них больше, чем самые ценные камни мира. К тому же оказалось, что образцы не имели никакого научного значения. Шеклтон уже выполнил основную часть этой работы, и к тому моменту, когда были опубликованы результаты экспедиции Скотта, события, происходившие в мире, окончательно отодвинули их в тень.

Геологическая коллекция была только частью груза. Гран поражался: «Просто невероятно, как же много всего они везли в санях… массу пустых упаковок из-под провизии и изношенную одежду».

Партия продолжила двигаться на юг в поисках Оутса, но удалось найти только его пустой спальный мешок, лежавший в нескольких милях от обнаруженной ранее палатки. Там построили ещё одну пирамиду и установили крест, к которому прикрепили записку: «Здесь умер храбрейший джентльмен, кап. иннискиллингских драгун Л. Е. Г. Оутс».

После этого все немедленно повернули обратно к Сорроуфул-Кэмпу, «скорбному лагерю», как назвал его Уилльямсон. Там, перебирая вещи и решая, что можно оставить, Гран и Уилльямсон случайно нашли сумку с письмом Амундсена к королю Хаакону VII. Она лежала среди камней в санях Скотта, всю зиму погребённая под снегом.

У пирамиды, установленной в память о полярной партии, Гран надел лыжи Скотта для обратного путешествия. По его собственным словам, «эти лыжи хотели и могли завершить своё двухтысячекилометровое странствие».

Теперь они торопились на север, чтобы спасти Кэмпбелла и его людей.

До Хат-Пойнта они дошли 27 ноября, где узнали, что Кэмпбелл спасся самостоятельно. Он со своей партией провёл зиму в снежной пещере в Эванс-Коувс, на побережье южной части Земли Виктории, охотясь на тюленей и пингвинов. Это была великолепная история выживания. Лишь одно обстоятельство омрачало её — Аббот, один из матросов, в Хат-Пойнте сошёл с ума.

Теперь им ничего не оставалось, кроме ожидания корабля, который почему-то опаздывал. Они скрепя сердце начали готовиться к третьей зимовке 17 января. На следующий день Гран записал в своём дневнике:

Видим «Терра Нова». Ура! Ура! Великая радость — ура!

Командиром корабля был «Тедди» Эванс, излечившийся от цинги. После тридцатишестичасовой круглосуточной работы корабль был загружен и отправился вверх по проливу в Хат-Пойнт — на холме для наблюдений решили установить крест в память о полярной экспедиции. На нём написали предложенную Черри-Гаррардом строку из «Улисса» Теннисона «Искать, найти, дерзать, не уступать» [116] — ту самую, которую шесть лет назад выбрал Нансен, прославляя в Лондоне подвиг покорения Амундсеном Северо-Западного прохода.

После этого «Терра Нова» отправился в путь. Десятого февраля в три часа дня они достигли порта Оамару в Новой Зеландии, где Аткинсон и Пеннелл сошли на берег и отправили телеграммы в газеты, а «Терра Нова» в это время курсировал вдоль берега, чтобы предотвратить утечку новостей. В Литтлтон он вошёл 12 февраля. Флаги были приспущены. Страницы пестрели огромными заголовками. Смерть Скотта потрясла мир. «Приключение закончено, — написал Гран в своём дневнике, — и наше путешествие остаётся в прошлом».

В Лондоне лейтенант военно-морского флота Барри Домвилль [117], услышав новости, прокомментировал их так: «Мне никогда не нравились эти экспедиции с участием офицеров флота, и, хотя, конечно, мне жаль Скотта, чрезмерно переживать по этому поводу я не могу».

Более типична такая запись в дневнике одной школьницы из Бристоля:

Вторник 11 фев. 1913 — страшный день. Никогда не забуду этот печальнейший день для тех женщин, которые узнали, что после титанических усилий капитана Скотта и его четырёх храбрых товарищей достичь Ю. полюса (и тем самым дать повод Британии для гордости) пять человеческих душ стали жертвами Антарктики — этих людей ждали дома жёны и дети, и последней волей капитана Скотта было, чтобы о них позаботились на родине. Да будет так.