Наука Плоского Мира III: Часы Дарвина (ЛП) - Стюарт Йен (читать книги txt) 📗

И что же из этого вынесла публика? Позже президент общества сообщил, что 1858 год был довольно скучным годом и «не был отмечен поразительными открытиями, которые тотчас же становятся революцией в той области науки, к которой они относятся.»

Но это было неважно. Страх Дарвина перед любыми спорами был теперь неуместен, так как кот уже был вытащен из мешка и шансы засунуть его обратно были равны нулю. Однако, обсуждение было не таким громким, как представлялось ранее. Заседание Линнеевского общества прошло в спешке, и его члены разошлись, тихо бормоча и вздыхая, чувствуя, что должны быть возмущены такой богохульственной идеей, и одновременно недоумевая, что чрезвычайно уважаемые Хукер и Лайель считали оба документа заслуживающими внимания.

Но эти идеи запали в их головы. В частности, вице-президент незамедлительно убрал все записи о постоянстве видов в статье, над которой работал.

Теперь Дарвин мог поклясться головой, что напечатав книгу, которую он ранее решился не писать, но о которой продолжал думать все время, он ничего не потеряет. Он ожидал, что это будет огромный многотомный трактат с обширными ссылками на научную литературу, рассматривающий каждый аспект его теории. Он собирался назвать его «Естественный отбор» (сознательно или подсознательно ссылаясь на «Естественную Теологию» Пейли). Но время поджимало. Он постоянно исправлял и полировал уже существующие статьи, изменив название на «О происхождении видов и сортов посредством естественного отбора». Позже, после совета своего издателя Джона Мюррея, он убирает из названия «и сортов». Первый тираж в 1250 копий поступил в продажу в ноябре 1859 года. Дарвин послал Уоллесу бесплатный экземпляр с пометкой «Одному Богу известно, что подумает общественность».

Несмотря на это, весь тираж был распродан еще до публикации. На эти 1250 книг пришло полторы тысячи предварительных заказов, и Дарвин сейчас же принялся за пересмотр материала, готовя его для второго здания. Чарльз Кингсли, автор книги «Дети вод», приходский священник и ярый христианин, настолько оценил ее, что даже написал благодарственное письмо: «Это так благородно- верить, что Бог создал основные формы жизни, способные к саморазвитию, словно Ему нужно вдохнуть свежий воздух в лакуны [59], которые Он сам и создал». Из за своих взглядов Кингсли считался инакомыслящим, так что его похвала чести не делала.

Отзывы, непоколебимые в своей религиозной ортодоксальности, были куда менее приятными. Хотя в «Происхождении» о человеке упоминалось лишь мимоходом, все обычные жалобы о людях и обезьянах, а также об оскорблении Бога и церкви немедленно всплыли на поверхность. Что особенно раздражало рецензентов, так это то, что обычные люди покупались на эти вещи. Для высшего класса играться с радикальными взглядами было обычной забавой, не более чем озорством, совершенно безобидным для образованных господ (женщин в расчет не брали). Но обычные люди были подвержены влиянию таких идей, что могло привести к нарушению установленного порядка. Ради всего святого, книга купили даже жители пригородной зоны за станцией Ватерлоо! Она должна была быть изъята из продажи!

Но было слишком поздно. Мюррей готовился отпечатать три тысячи экземпляров второго издания, продажи которого наверняка не пострадали бы от общественных споров. Лайель, Хукер, и антирелигиозный евангелист Томас Генри Хаксли — люди, мнение которых было для Дарвина очень важным, были впечатлены, и более того, почти убеждены в теории. В то время как Чарльз оставался в стороне от общественной дискуссии, Хаксли решил вступить в бой. Он был полон решимости обратиться к атеизму, и «Происхождение» дало ему точку начала. Радикальные атеисты полюбили книгу — ее общее послание и научная весомость была достаточным для них основанием, а тонкости их не особо интересовали. Хьюитт Уотсон даже назвал Дарвина «величайшим революционером в естественной истории своего века».

Введение к книге Дарвин начинает с описания предыстории своего открытия: «Путешествуя на корабле ее величества Бигль в качестве натуралиста, я был поражен некоторыми фактами в области распространения органических существ в Южной Америке и геологических отношений между прежними и современными обитателями этого континента. Факты эти, кажется, освещают до некоторой степени происхождение видов — эту тайну из тайн, по словам одного из наших величайших философов. По возвращении домой я в 1837 году пришел к мысли, что, может быть, что либо можно сделать для разрешения этого вопроса путем терпеливого собирания и обдумывания всякого рода фактов, имеющих какое нибудь к нему отношение».

Как бы извиняясь за недостаток места времени, чтобы написать что-то более объемное, чем его том в сто пятьдесят тысяч слов, Дарвин затем переходит к краткому резюмированию основной идеи. Все писатели научных книг едины во мнении, что перед тем, как обсуждать ответ, нужно обсудить сам вопрос. И это, естественно, должно быть сделано в первую очередь. В противном случае ваши читатели не оценят контекст, в который вписывается ответ. Дарвин этот принцип несомненно знал, поэтому начинает с указания, что «натуралист, размышляющий о взаимном родстве между органическими существами, об их эмбриологических отношениях, их географическом распространении, геологической последовательности и других подобных фактах, мог бы прийти к заключению, что виды не были сотворены независимо одни от других, но произошли, подобно разновидностям, от других видов. Тем не менее подобное заключение, хотя бы даже хорошо обоснованное, оставалось бы неудовлетворительным, пока не было бы показано, почему бесчисленные виды, населяющие этот мир, модифицировались таким именно образом, что они приобретали то совершенство строения и коадаптацию, которые справедливо вызывают наше изумление».

Мы видим и поклон в сторону Пейли — «совершенство структуры» это явная отсылка к аргументу часов и часовщика, а фраза «не были созданы независимо» демонстрирует что Дарвин не купился на выводы Пейли. Но мы так же видим и то, что характеризует всё «Происхождение»: готовность Дарвина признать разногласия в своей теории. Снова и снова он поднимает возможные возражения и не в качестве воображаемых аргументов, которые легко могут быть разбиты, а как серьезные вопросы, требующие рассмотрения. Следует отдать должное Пейли, так как он делал тоже самое, хотя и не зашёл так далеко, признавая невежество: он знал, что был прав. Дарвин, как настоящий учёный, не только сомневался сам, но и делился этим с читателями. Он не пришёл бы своей теории, если бы не обращал внимания на слабые места гипотезы, которая лежала в её основе.

Кроме того, он дает понять, что эта работа является дополнением к рассмотренным им ранее «трансмутациям», а именно: он обнаружил механизм изменения видов. Есть своя прелесть в том, чтобы себя ограничивать — вы свободно можете говорить об ограничениях других. А теперь он говорит, что представляет собой этот механизм. «Виды, как мы знаем, изменчивы — одомашнивание кур, коров и собак является наглядным тому доказательством. И хотя такой отбор тщательно проводился человеком, он открывает путь к отбору видов самой природой, без единого человеческого вмешательства — позже я расскажу об изменчивости видов в естественных условиях. Однако, мы можем обсудить, какие обстоятельства являются наиболее благоприятными для появления вариаций. В следующей главе «Борьба за выживание среди всех живых существ во всем мире», что неизбежно следует из их высокой скорости геометрического роста, будут рассмотрены…Фундаментальные основы Естественного отбора будут довольно подробно рассматриваться в четвертой главе; мы увидим, как естественный отбор почти неизбежно вызывает вымирание менее приспособленных форм жизни и пробуждает то, что я назвал Дивергентным характером.

Затем он обещает четыре главы посвящённые «наиболее очевидным и серьезным разногласиям теории», и самым заметным среди них это понимание того, как простой организм или орган может превратиться в очень сложный — ещё один поклон в сторону Пейли. Введение заканчивает цветистым выражением: «.. я нимало не сомневаюсь, после самого тщательного изучения и беспристрастного обсуждения, на какое я только способен, что воззрение, до недавнего времени разделявшееся большинством натуралистов, а ранее разделявшееся и мною, а именно, что каждый вид был создан независимо от остальных, — ошибочно. Я вполне убежден, что виды не неизменны и что все виды, принадлежащие к тому, что мы называем одним и тем же родом, — прямые потомки одного какого-нибудь, по большей части вымершего вида, точно так же как признанные разновидности одного какого-нибудь вида — потомки этого вида. Кроме того, я убежден, что Естественный Отбор был самым важным, но не единственным средством модификации.»