История и память - ле Гофф Жак (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT, FB2) 📗
в роскоши - к ее избытку, от общей и разделенной на всех славы - к славе единоличной... Сила племенного духа уже несколько надломлена. Люди привыкают к раболепству и покорности... Третье поколение полностью забыло время суровой жизни бедуинов. Оно утратило вкус к славе и кровные связи, потому что им управляют при помощи силы... члены его зависят от династии, которая их оберегает, как женщин или детей. Родовой дух исчезает совершенно... Таким образом, властитель вынужден опираться на своих сторонников, на свою свиту. И Бог допускает приход того дня, когда монархия будет уничтожена» [Ibid. I. 3. Р. 334-335]. Узловым моментом этой теории является идея об уподоблении социополитической формы человеческой личности - это органицистская, биологическая модель истории. И тем не менее «Муккаддима» - одно из выдающихся творений исторического знания. Как сказал Жак Берк, «это мышление магрибское, исламское и мировое... Для этого впавшего в немилость человека история именно данного времени отмечена горькой радостью понимания, и ему принадлежит заслуга первым найти для него место в столь же масштабной перспективе».
Но вернемся к Западу. Греко-римская античность не обладала истинным чувством истории. Она лишь предложила в качестве общих объяснительных схем природу человека (иначе говоря, неизменность), судьбу и удачу (иначе говоря, иррациональность), органическое развитие (иначе говоря, биологизм). Исторический жанр она отнесла к области литературного искусства и приписала ему в качестве функций развлекательность и нравственную полезность. Однако античные авторы предвосхитили «научную» концепцию и практику истории, подчеркивая значение свидетельств (Геродот), доступности для понимания (Фукидид), исследования причин (Полибий), поиска истины и уважения к ней (все вышеперечисленные и, наконец, Цицерон). Христианство наделило историю смыслом, но подчинило ее теологии. XVIII и, главным образом, XIX в. обеспечили триумф истории, придав ей светский характер при помощи идеи прогресса объединив присущие ей познавательную функцию и функцию мудрости посредством научных (и практических) концепций, уподоблявших ее либо реальности (историцизм), либо практической де тельности (марксизм).
Однако промежуток, который отделяет средневековую теологию истории от победившего в XIX в. историзма, с точки зрения философии истории не лишен интереса.
Как считает Джордж Надель, золотой век философии истории приходится на период, который продолжается приблизительно с 204
1550 по 1750 г." Его исходным пунктом стало утверждение Полибия (I, 2): «Наилучшее воспитание и наилучшая подготовка к активной политической жизни - это изучение истории».
Я хочу сделать одно замечание. Действительно, в этом можно увидеть влияние Макиавелли и Гвиччардини, но при условии, что мы отметим оригинальный взгляд каждого из этих мыслителей на соотношение истории и политики. В этом вопросе я следую за Феликсом Жильбером. Важнейшей идеей Макиавелли была идея о специфичности политики. И политика, которая в известном смысле является поиском социальной стабильности, должна противостоять истории, представляющей собой вечный поток, подчиняющийся капризам Фортуны, как считали Полибий и историки античности. Согласно Макиавелли, люди должны отдавать себе отчет в «невозможности организовать не претерпевающий изменений социальный порядок, при котором уважалась бы воля Бога и справедливость распределялась бы таким образом, чтобы удовлетворять все человеческие потребности». Таким образом, «Макиавелли твердо придерживался идеи о том, что политика имеет свои законы, а потому она является или должна быть наукой; цель же ее заключается в том, чтобы поддерживать жизнь общества в вечном потоке истории». Последствиями этой концепции были «признание необходимости сохранения единства в политике, а также тезис о самостоятельности политики, увидевшей высшую фазу развития в понятии государства» [Gilbert. Р. 171].
Гвиччардини, напротив, был сторонником автономии истории и реализовывал эту идею исходя из той же констатации изменения (о которой в шутку говорят, что она является единственным законом истории, который может быть сформулирован). Специалист по изуче нию изменения, «историк получал, таким образом, свою специфическую функцию, а история обретала самостоятельное существование в мире познания; значение истории нужно искать лишь в самой же истории. Историк становился регистратором и одновременно интерпретатором. "Storia d'Italia" Гвиччардини - последний выдающийся исторический труд, написанный в соответствии с классической схемой, и в то же время - первое выдающееся произведение современной историографии» [Gilbert. Р. 255].
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Возвращаясь к Наделю, отмечу его тезис о том, что доминирующей концепцией истории от Ренессанса до Просвещения была концепция истории назидательной, дидактической в плане изложения, индук-
99 Nadel G. H. Philosophy of History before Historicism // History and Theory. Vol. III. №3. P. 291-315.
тивной по своему методу и основанной на общих положениях стоиков, риторов и римских историков. История, как и во времена Полибия, вновь стала учебной дисциплиной для правителей. Концепция истории, понимаемой как magistra vitae, вызвала к жизни как частные ис следования, так и трактаты об истории - «Artes Historicae» (собрание этих трактатов - «Artis Historicae Penus» - было издано в двух томах в 1579 г. в Базеле), наиболее значительными из которых в XVI в. были «Methodus ad facilem historiarum cognitionem»340 Жана Бодэна (1560), в XVII в. - «Ars Historica» (1623) Воссиуса, для которого история была познанием частностей, память о которых полезна, «ad bene beateque vivendum» («чтобы жить хорошо и счастливо»), а в XVIII в. - «Метод изучения истории» Лангле дю Френуа, вышедший в 1713 г., за его первым изданием последовали несколько других.
Открытая идеям цивилизации и прогресса, история философов Просвещения, которые стремились придать ей рациональный характер, не смогла заменить концепцию назидательной истории; в результате история ускользнула от великой научной революции XVII и XVIII в. Эта концепция просуществовала вплоть до того времени, ког да ее сменил историцизм. Новая господствующая концепция истории родилась в Германии, а точнее в Геттингене. В конце XVIII и начале XIX в. преподаватели университетов, мало интересовавшиеся публикой, для которой история являлась этической наукой, превратили ее в занятие профессионалов, специалистов. «Борьба между историком-антикваром и историком-философом, между ученым педантом и хорошо воспитанным джентльменом закончилась победой эрудита над философом» [Nadel. Р. 315]. Уже в 1815 г. Савиньи говорил: «Истори более не только собрание примеров, но единственный путь к истинному познанию своеобразных условий нашего существования»341. Большая четкость отличает высказывание, ставшее знаменитым и принадлежащее Ранке: «Историю наделяют функцией судить прошлое и просвещать настоящее, дабы сделать будущее полезным; я не пытаюсь ставить перед собой задачу достичь столь высоких функций, я лишь стремлюсь показать, как все происходило в реальности»342.
Прежде чем рассматривать новые концепции истории немецкой ученой истории XIX в., иначе говоря, историцизм, я хотел бы внести две поправки в интересную идею Наделя. Первая состоит в том, что идеи ведущих историков конца XVI в. не сводятся к идее назидательной истории, и что теория полной, или всеобщей, истории идет гораз дальше. А вторая - на что, собственно, и намекает Надель - заключается в том, что христианская провиденциалистская теория истории продолжает существовать в XVII в. и свое наиболее заметное выражение находит в «Рассуждении о всеобщей истории» Боссюэ (1681).
Определенное число французских историков второй половины XVI в. занимали крайне честолюбивую позицию в отношении завершенной, или совершенной, всеобщей истории. Мы встречаем э концепцию у Бодэна, у Николя Винье, автора «Общей истории французов» (1579) и «Историальной библиотеки» (1588), у Луи ле Руа («О превратности, или Изменчивость вещей во вселенной...», 1575) и особенно у Ланселота Ла Попелиньера с его тремя трактатами, объединенными в одном томе: «История историй», «Идея завершенной истории» и «Очерк новой истории французов» (1599). Бодэн больше всего известен своей идеей о влиянии климата на историю, в чем он предвосхитил Монтескье и историческую социологию. Однако его «Метод» (1566) - всего лишь введение к большому трактату «Республика» (1576). Это философ истории и политики, а не историк. В основе его концепции истории лежит гуманистическая идея полезности. Все эти ученые придерживались трех идей, которые луч ше всех выразил Попелиньер. Первая заключается в том, что история не является чистой наррацией, литературным сочинением. Она должна исследовать причины. Вторая, наиболее новая и наиболее значительная, состоит в том, что объектом истории являются цивилизации и цивилизация. И начинается она еще до возникновения письменности. «Ла Попелиньер, - пишет Джордж Хапперт, - в простейшей форме утверждает, что историю следует искать повсюду - в песнях и танцах, в символах и других мнемотехнических приемах» [Huppert, 1970. Р. 143]. Это история тех времен, когда люди были «сельскими и нецивилизованными». Третья идея сводится к тому, что история должна быть всеобщей в наиболее полном смысле этого слова: «История, достойная этого имени, должна быть всеобщей». Мирья Ярдени справедливо отмечает, что подобная история отличалась бы новизной и что Ла Попелиньер как раз и подчеркивает ее новизну. Однако он был поставлен в невыгодное положение своей пессимистической христианской концепцией .