Испытание Эриксоном. Личность мастера и его работа - Зейг Джеффри К. (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
Три или четыре года я была хозяйкой и официанткой в гостинице. В некоторые дни мне нравилось там, в некоторые дни — нет. Я порывала с мужчинами примерно три раза. Когда мужчина глядел на меня так, как если бы на мне не было одежды, это меня смущало, но я не смущаюсь так, как это было до того, как я вышла замуж. Первый раз я порвала с немецким официантом. Я влюбилась в него. Мне был двадцать один год. Он был женат, но снял свое обручальное кольцо, и я думала, что он холост. Он назначил мне свидание, а моя подруга узнала, что он женат, и рассказала мне. Я этому не поверила, потому что не думала, что кто-то может сыграть такой мерзкий, грязный трюк с девушкой, которая еще не была замужем. Итак, я пошла к кассирше, Пэм, и спросила ее, женат ли он. Она сказала «да», она знала это наверняка, и его жена была беременна. Этой ночью у меня с ним было свидание, поэтому я послала Питера, одного из официантов для обслуживания номеров, на пятый этаж к Хаймену, где он обслуживал ужин, и сказала ему, что я не приду на свидание. Потом, в ту ночь, я пошла в комнату Барбары. Она была кассиршей на пятнадцатом этаже. Я осталась у нее на всю ночь, да так и не заснула. Вот почему я рассталась в первый раз — с женатым немецким официантом.
После того как у него родился ребенок, мы действительно снова гуляли вместе. Я хотела поцеловать его, чтобы почувствовать, на что это похоже. Я уже знала, на что это похоже, когда я его не поцеловала, и я хотела почувствовать, будет ли так же хорошо, когда я его целую. Да, это было так, и я встречалась с ним еще несколько раз, но у нас никогда не было половых сношений. Он принес свою маленькую девочку к моему дому, когда ей было девять месяцев. Ее звали Мэри. Она не любила незнакомых людей, но со мной она оставалась целое утро.
Мы поехали в Белль-Айсл, и я сняла ее фотоаппаратом. Я щелкнула на фото Билла, одного из дружков официантки. Потом, когда мы проявили эти снимки в компании Дж. Л. Хадсона, там была карточка Билла с другими, и Хаймен очень рассердился. Он начал меня расспрашивать, а я сказала: «У тебя полное право задавать мне вопросы, когда ты — женатый мужчина. Этот человек — парень Дорис Делвин, и я сняла эту фотографию в ее выходной день, так что ты можешь быть полностью удовлетворен».
Он хотел уехать со мной в Чикаго и бросить свою жену, но я сказала «нет». Это могла быть забавная любовь, но я слишком его любила и знала: однажды он устанет от меня и вернется к своей жене и к своей маленькой девочке, потому что предполагается, что кровь гуще воды. Будь я ловкой, я бы не упустила свой шанс и поехала в Чикаго и жила бы с ним, но мне было лишь двадцать один, и я не знала жизни. Я никогда не разговаривала со своей матерью, потому что эти разговоры смущали меня. Я никогда не раздевалась перед матерью, но могла раздеться перед отцом и братьями, не думая ничего такого. Перед своей матерью я испытывала забавное чувство. Однажды она сняла свою одежду передо мной, и я покинула комнату.
В те времена я была отпущена под честное слово к Элоизе. Когда мать сообщила, что мой отец умер, я просто сказала: «Ты проклятая лгунья. Отец никогда не умрет». Мне становилось все лучше, и я никогда не чувствовала, что отец мертв. То, что ты хранишь в своем сердце, это твои собственные идеи, независимо от того, что думают другие, и неважно, какие видения ты видишь и какие голоса ты слышишь. Я не такая уж чертова придурочная, как обо мне думают люди. Про таких людей любил говорить мой отец: ложись с кучей блох, и ты проснешься с блохами. Я часто слышала от него такие вещи. Моя мать, бывало, говорила: те, кто подслушивают, не слышат о себе ничего хорошего. У меня была бабушка, которая разговаривала с моим отцом, а я слушала их. Она была черной ирландкой. Я — ирландка, и я — индианка, и я — англичанка, и я — валлийка, и индуска, и немка, и не знаю кто еще. Как, бывало, говорил мой брат: «Мы побочным образом связаны с Ллойдами из Лондона». Однако затем он выстраивал цепочку несуразностей отсюда до Сен-Луиса. Когда брат учился в институте, я делала за него все домашние задания — ему никогда не приходилось учиться. Мне приходилось изучать определенные предметы. Я преуспела в гимнастике, музыке и английском, любила историю и профессиональную информацию. Я не очень интересовалась биологией — мне не нравилось что-то резать, вскрывать. Никогда не любила ловить бабочек и накалывать их на булавки — мы занимались этим в начальной школе. Но мой брат Пол любил биологию. Он любил издеваться — в некотором смысле он был похож на моего мужа. Муж любил наблюдать, как пытают людей — любил следить за их реакциями. Мать говорила, что он сумасшедший, но он не был сумасшедшим. У него был блестящий ум, как у моего брата Пола, моего мужа и у меня. Мы были бы сегодня все вместе, если бы не Маргарет Росс — эта грязная сука. Я всегда говорю, что есть приличные суки и есть бульварные суки. Приличная сука — это приличная сука, а бульварная сука — это бульварная сука. В Библии говорится, что блудница — это та, кто торгует своим телом. Однако я никогда не торговала своим телом, но намерена этим заняться, когда я выберусь из этого местечка, потому что устала ишачить, как проклятая. И я больше не собираюсь работать".
Приложение 3. Милли Партон
Во-первых, я не пациентка. Моя тетушка и дядюшка привели меня сюда два дня назад. Я вполне уверена, что у моей тетушки были добрые намерения. Она полагала, что мне требуется какое-то лечение. А какое — не имею ни малейшего понятия. Пока я была там, они поселили меня в Белльвью в Нью-Йорке. Последние три года я там выживала и проживала. Я бы сказала, что по большей части выживала, потому что все это время мой муж находился на службе. Я приезжала домой и находилась там с тетушкой или дядюшкой, пока муж не уволился. Он находился в больнице в течение двенадцати недель.
Я очень люблю мою тетю и моего дядю. Как я уже говорила, я уверена, что у них добрые намерения. Мой дядя Вальтер немецкого происхождения. Мою мать звали Бонни Скейт. Она была одной из трех девочек. Раэ — младшая, а средняя — Джун. У нее была дочь… Нет, полагаю, две дочери — не уверена. У нее, во всяком случае, была одна дочка, у Джун — Крис. А у Раэ детей не было. Я — дочь Бонни, и моя мать умерла при моем рождении. Я родилась в больнице Палмер в Детройте, Мичиган.
Мой дядя вырастил меня, он был очень добр ко мне. Я была счастлива там, пока не повзрослела. А потом… знаете, я думаю, что каждый вступает в тот возраст, когда хочется иметь свой дом. В этом нет ничего дурного или противоестественного, ведь правда? Но они относились ко мне как собственники и не разрешали бывать с Джоном по какой-то непонятной причине. Они никогда его не видели. По крайней мере, я не думаю, что они когда-нибудь видели мальчика. Но впоследствии я выяснила, что видели. Они пытались разлучить нас и не одобряли этого. Вы понимаете?
Меня никогда не удочеряли официально. Свидетельство о моем рождении находится здесь, в Детройте, в управлении здравоохранения, и в нем написано: «Младенец Партон». Я выяснила, что должна была носить имя Кэролайн, однако прохожу под именем Милли. Кэролайн мое среднее имя. Понимаете? Однако во время своей деловой активности я работала под именем Милли. Я начала работать в семнадцать лет и пользовалась фамилией моего приемного отца, Бунтиг. Это немецкая фамилия. Я не знаю, что дурного в том, чтобы носить немецкое имя. Но, похоже, что, как только в этой стране начинается война, для людей с немецкими именами наступают дьявольские времена. И мне определенно просто хотелось бы знать, почему! Три года назад в Нью-Йорке со мной произошла неприятность, когда началась война, — и все из-за моей фамилии. Поэтому Джон изменил ее, и мы стали мистером и миссис Джон Т. Филлипс. Джон более известен мне как Джек — мой муж, если вы не возражаете. Он замечательный. Он — в медицинской части. Он был, следовало бы сказать, но сейчас его восстановили, я уверена.
Он был уволен как негодный к службе. Вы, конечно, знаете, что это значит! Почему, я не знаю: он не психоневротик и никогда таковым не был. Очевидно, что армия продержала его в больнице в Чикаго двенадцать дней или это сделал кто-то другой, и у меня есть смутная мысль, кто это мог быть. Это были мои приемные родители, которые имели к этому какое-то отношение, или мой дядя. Боб Херман, адвокат из Детройта. Он имел к этому огромное отношение. Он никогда не любил меня даже как ребенка, и Крис тоже. Я не знаю, что он сделал — ничего определенного. Знаете, надо иметь доказательства, прежде чем обвинять людей. Я просто не знаю, однако говорю вам следующее: «Где-то что-то не так!»
