Дети-404. ЛГБТ-подростки: в стенах молчания - Климова Елена (е книги .TXT) 📗
Дарья, 15 лет (Иркутск):
– Болезнь – это то, что убивает человека или мешает его жизни. Мне это не мешает, в чем тогда моя болезнь?
Нюта, 17 лет (Щекино):
– А что значит нормальность? Жить по правилам, которые запрещают мне нормально жить, любить и быть собой? Законы, по которым я не вписываюсь в понятие «человечность»? Может, я и больна. Больна, раз живу в России и уважаю эту страну. Нельзя судить о человеке только по его ориентации.
Лиза, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Мне кажется довольно странным считать себя ненормальным только из-за того, что группка людей, верующих в то, что люди произошли от Адама и Евы, считает это болезнью. А научное сообщество еще с 70-х годов ХХ века утверждало, что гомо- и бисексуальность – варианты нормы.
Евгения, 15 лет (Няндома):
– Ни психических, ни физических отклонений у меня нет. Но гомофобы почему-то продолжают спорить с ВОЗ, исключившей гомосексуальность из списка болезней.
Г., 16 лет (Элиста):
– I was born this way (c). Я полноценный член социума, что бы мне ни говорили.
К сожалению, есть те, кто так и не может принять себя либо находится на полпути от отрицания к принятию.
Александра, 16 лет:
– Никто не знает, что творится у меня внутри. Я боюсь рассказать кому-либо, потому что мне стыдно. Потому что я ненавижу себя. Потому что не хочу, чтобы близкие чувствовали отвращение ко мне. Потому что не хочу видеть выражение их лица в момент, когда я откроюсь. Потому что не хочу потерять их. Потому что в глубине души хочу быть «нормальной», чтобы люди не презирали меня. Потому что даже себе не могу признаться в том, что я лесбиянка.
Без подписи:
– Я воспитана в России, и, видимо, из-за этого в моей голове засела мысль, что «нельзя» любить человека того же пола. Меня не заботит реакция близких, заботит сам факт, что я бисексуалка.
Без подписи, 17 лет:
– Я просто би, и я не люблю себя за это. Нет, не говорите, что не надо стесняться или что-то еще. Я знаю, что это не очень хорошо. Ибо это находится под запретом многие тысячи лет. Я склонен ходить из крайности в крайность, поэтому гей и натурал враждуют между собой. Со стороны натурала я веду холодный расчет. Что гомосексуализм приведет к разрушению института семьи, что это нелогично со стороны биологии, религии и даже, в какой-то мере, политики. Со стороны гея ничего нет. Он просто любит смотреть на парней. Хочет повеситься милому на шею, обнимая, и целовать его. И больше ничего.
Эти две разные стороны враждуют между собой изо дня в день. И первая сторона побеждает. Вторая ведет подпольную жизнь.
Даша, 16 лет:
– В последнее время мне становится все хуже и хуже. Я стала больше плакать, корить себя, кричу себе, что ненормальная, так не должно быть.
Без подписи, 16 лет:
– Каждую ночь я корю себя. И плачу. Каждую, черт побери, ночь я плачу. Меня разрывает изнутри осознание своей никчемности и слабости. А еще и обстановка в стране. Все твердят (пусть обобщенно), что я не человек. Я – отродье, не имеющее права жить и дышать одним воздухом с «нормальными» людьми.
А. С., 17 лет:
– У меня отец – священник. Все, что я знала о геях и лесбиянках, – что это грех, это наказуемо. Содом и Гоморра, все дела. Самое печальное – я до сих пор так думаю. Я не могу принять себя.
Джек, 14 лет (Москва):
– В девять лет я понял, что мне нравятся мальчики. Именно тогда я узнал, что такое гей. Тогда я думал, что это очень плохо, что это болезнь и мне надо лечиться. В некотором смысле я до сих пор так думаю. О том, что я гей, никто не знает, потому что я боюсь признаться даже самому себе.
Настя, 17 лет (Москва):
– Время от времени провожу ночи в слезах и с мыслями о том, что даже полюбить не выходит, как у «нормального» человека. Прекрасно понимаю, что все это навязано, но ничего не могу с собой поделать. Никто вокруг не воспринимает однополые отношения наравне с «традиционными». Это заставляет меня чувствовать себя неполноценной, ведь мальчики меня привлекают очень редко. Выходит, по общепринятым стандартам я почти не способна на полноценные отношения. Это, конечно, всего лишь чужое мнение, но оно очень сильно давит.
Анимаг, 16 лет (Нижегородская область):
– Внутренних противоречий не было. Два дня самокопания, потом просто забила, подумав, что себя не перекроить. Как ни странно, через два года у меня возникли внутренние противоречия и отвращение к себе. Сейчас пытаюсь бороться с собой, постоянно повторяю: «Хватит об этом думать, ты же нормальная!» Я боюсь, что во мне разочаруются учителя, бабушка и родители… Боюсь представить, что будет, если обо мне узнают.
Николай, 16 лет (Тамбовская область):
– Многие уже начинают косо смотреть и расспрашивать меня на эту тему. Боюсь, скоро все догадаются, и тогда мне незачем больше жить. Я совсем запутался. Я не хочу быть ТАКИМ и принимать себя, но, к сожалению, я такой.
Ян, 18 лет:
– Если честно, я себя ненавижу. Сейчас я более-менее свыкаюсь с мыслью, что я гей, но до конца не могу принять себя. С этим тяжело жить.
ЛГБТ-подросткам приходится очень нелегко. От осознания себя до принятия себя и тем более до камин-аута (добровольного раскрытия СОГИ) проходит достаточно долгое время. Многие говорили о том, что были очень одиноки, не могли никому открыться, ни с кем поговорить и посоветоваться, проходили сложный путь принятия себя в одиночку. «Юность вообще одинокий возраст, но никто не бывает так одинок, как гомосексуальные подростки» 21, – пишет Игорь Кон, и это действительно так.
Нина, 17 лет (Иркутск):
– Когда все началось – самое ужасное было то, что я никому не могла рассказать о своих мыслях, чувствах, не с кем было посоветоваться. Я впала в дичайшую депрессию недели на две. Ограничила общение со всеми.
Без подписи, 16 лет (Уфа):
– Чтобы принять себя, мне понадобилось чуть больше года. Возможно, потому, что, как бы прискорбно это ни было, у меня нет друзей. И мне не с кем об этом поговорить.
Игорь, 16 лет (Ташкент, Узбекистан):
– В седьмом классе я испытал симпатию к однокласснику. Шок. Тупик. Я находился в гомофобной атмосфере, понимая, что я тоже «неправильный». Самокопания, уход в себя. Было больно осознавать, что для всех я извращенец, уродство и ошибка. Жутко хотелось поделиться, но было просто некому сказать, я понимал, что рискну безопасностью, если сделаю это. А когда слышал, что про таких, как я, думает общество, сердце кровью обливалось.
Г., 14 лет:
– Чтобы понять себя, ушло много времени, примерно два года. Это было непросто из-за отсутствия поддержки друга. У меня был Интернет, да, но это не то, что нужно. Было очень много слез, обид, грусти. Я себя просто ненавидела.
Мария, 17 лет (Санкт-Петербург):
– Мой мир начал переворачиваться, в голове была каша от всего, что открылось передо мной, но мне не с кем было обсудить это, некому было выговориться, некому довериться. Я тогда не видела ни одного живого представителя ЛГБТ, жила в довольно консервативном окружении среди постоянных всплесков неприязни и ненависти друзей, родителей. Находиться в подобном окружении, слушать полнейший бред вроде «гомосексуальность возникает, когда людям нечего делать» было невыносимо…
По итогам анкетирования подростков я выяснила, что около половины опрошенных страдали (либо страдают сейчас) от внутренней гомо/лесбо/би/трансфобии. На вопросы «Сталкивались ли вы с внутренней гомо/лесбо/би/трансфобией раньше? Сталкиваетесь ли с ней сейчас?» подростки ответили:
Раньше – да, сейчас – да: 39 (10,3%).
Раньше – да, сейчас – нет: 129 (34,1%).
