Пол и характер - Вейнингер Отто (книги онлайн txt) 📗
Самым же важным является следующее обстоятельство: женщина презирает и высмеивает девственность не только у других женщин, но даже и свое собственное целомудрие она рассматривает, как состояние весьма малоценное. Правда, женщина способна придать известное значение и девственности, но лишь с точки зрения товара, обладающего в глазах мужчины величайшей ценностью. Вот почему замужняя женщина является для них существом высшего порядка. Насколько природа женщины в глубочайшей основе своей устремлена на половой акт, видно из беззаветного преклонения молодых девушек перед женщинами, недавно вышедшими замуж: смысл ее существования ясно выступает наружу, а она находится в зените его. С другой стороны, каждая молодая девушка видит в другой какое-то несовершенное существо, стремящееся, подобно ей самой, достигнуть своего призвания.
Таким образом я вполне ясно показал, что житейский опыт самым решительным образом подтверждает положение, которое мы вывели из явления сводничества: идеал девственности не женского, а мужского происхождения. Мужчина требует целомудрия и от себя, и от всех прочих людей, но в особенности от того существа, которое он любит. Женщина стремится к возможности потерять свою девственность. Даже от мужчины она требует не добродетели, а чувственности. «Примерных мальчиков» женщина не может понять. Но всем известно, что она летит в объятия того человека, который особенно широко прославился, как Дон-Жуан. Женщина хочет только сексуальности мужчины, так как только это дает ей бытие и существование. Она не видит никакого смысла в эротике мужчины, как явлении, сохраняющем определенную дистанцию между людьми. Напротив, ту сторону мужчины, которая толкает его на путь захвата и обладания предметом своего вожделения – она отлично понимает. Мужчина, у которого слабо развиты животные инстинкты, не привлекает ее. Даже высшая платоническая любовь мужчины представляет собою явление не особенно желательное для них: она льстит им, щекочет их, но она им ничего не говорит. И если молитва на коленях перед ней продолжалась бы слишком долго, то Беатриче стала бы столь же нетерпеливой, как и Мессалина.
В половом акте лежит глубочайшее низведение, в любви – высочайшее вознесение женщины. Тот факт, что женщина предпочитает половой акт любви, означает ни более, ни менее как то, что она хочет быть низведена, а не вознесена. Последняя противница женской эмансипации есть сама женщина. Половой акт безнравственен не потому, что он полон наслаждений, что он является изначальным прототипом всякой страсти, присущей низшей жизни. Аскетизм, признающий наслаждение само по себе безнравственным, сам безнравственен, ибо он ищет критерия неправды в явлениях, сопровождающих известное действие, в следствиях из него, а не в помышлении: он гетерономен. Человек может стремиться к наслаждению, он может желать устроить свою жизнь более веселой и радостной, но он не должен принести в жертву своим стремлениям ни одной нравственной заповеди. В аскетизме человек хочет обрести нравственность путем самораспинания, хочет достигнуть ее как некоторого следствия из некоторого основания, он хочет ее как некоторой награды за бесконечные лишения, которым он себя подвергал. Поэтому следует отвергнуть аскетизм и как принципиальную точку зрения, и как психологическое настроение, ибо он связывает добродетель с чем-то Другим, как результат последнего, превращает ее в следствие из известной причины и лишает ее значения непосредственной самоцели. Аскетизм – опасный соблазнитель: он очень часто вводит в заблуждение тем, что наслаждение является самым обычным побудительным мотивом оставить путь законности, и вот тут лежит возможность ошибочного Заключения, что, заменив наслаждение страданием, нам с меньшей зажатой энергии удается остаться на правильном пути. Само по себе наслаждение ни нравственно, ни безнравственно. Когда же влечение к наслаждению побеждает в человеке волю к ценности, – тогда человек пал. Половой акт является безнравственным потому, что нет ни одного мужчины, который в этот момент не видел бы в женщине средства для достижения известной цели. Он отбрасывает ценность человечества как в своей собственной, так и в ее личности, и подчиняет ее целям наслаждения. В половом акте мужчина забывает для наслаждения и самого себя, и женщину. Последняя потеряла для него значение психической сущности она приобрела лишь физическое бытие. Он хочет от нее или ребенка, или удовлетворения своего сладострастия: в обоих случаях он видит в ней не самоцель, а средство во имя посторонних расчетов. Только по этой причине, и никакой иной, половой акт безнравственен.
Без сомнения, женщина является глашатаем полового акта и употребляет себя, как и все остальное в мире, лишь как средство для этой цели. В мужчине она видит или средство для наслаждения, или средство для получения ребенка. Она сама хочет, чтобы мужчина пользовался ею, как средством к цели, как вещью, как объектом, объектом собственности. Она жаждет, чтобы он изменял ее, придавая ей ту форму, какая ему заблагорассудится. Никто не должен в жизни своей допустить, чтобы им пользовались, как средством к цели. Мало того. Положение мужчины по отношению к женщине ни в коем случае не должно определяться одним тем фактом, что женщина абсолютно ничего, кроме полового акта, не хочет, как бы тщательно она ни скрывала этого желания как от себя, так и от всех прочих людей. В своем страстном томлении Кундри, правда, аппеллирует к чувству сострадания Парсифаля, но в этом именно и заключается слабая сторона этики сострадания, которая заставляет нас исполнять всякие желания ближнего, как бы преступны они ни были. Последовательная этика сострадания, как и последовательная социальная этика, обе одинаково бесмысленны, так как они ставят долг в зависимость от желания (своего ли, чужого или общественного – это совершенно безразлично), а не желание – от долга. Критерием нравственности служит для них конкретная человеческая судьба, конкретное человеческое счастье, конкретный человеческий момент. На самом же деле этим критерием должна была бы служить идея.
Вопрос заключается в следующем: как должен мужчина относиться к женщине? Должен ли он относится к ней, как она сама того хочет, или как предписывает ему нравственная идея? Если он должен относится к ней так, как она этого хочет, то он должен искать полового акта с ней, ибо она хочет полового акта, он должен бить ее, ибо она хочет быть битой, должен гипнотизировать ее, ибо она любит находиться под действием гипноза, он должен далее с изящной галантностью дать ей понять, как низко он ее ставит, ибо она любит только комплименты, ибо она не хочет, чтобы кто-нибудь уважал ее, как таковую. Если же он хочет обращаться с ней так, как повелевает нравственная идея, то он прежде всего должен искать и уважать в ней человека. Правда, Ж является функцией М, функцией, которую он может сотворить и уничтожить.Сами женщины только того и желают, чтобы быть этой функцией и ничем иным. Говорят, что индийские вдовы охотно и даже с некоторой убежденностью идут на самосожжение, что они даже стремятся к этой смерти. Тем не менее этот обычай является образцом отъявленнейшего варварства.
С эмансипацией женщин дело обстоит так же, как и с эмансипацией евреев и негров. Если с этими народами обращались, как с рабами, если их повсюду очень низко ставили, то виною всему этому бесспорно являются их собственные рабские наклонности, они лишены той сильной потребности в свободе, какая свойственна индогерманцам. Если в настоящее время белые в Америке постигли ту мысль, что им необходимо обособиться от негров, так как последние делают очень скверное и недостойное употребление из своей свободы, то все же в войне северных штатов с федеративными, в войне, которая дала свободу черным, право было на стороне первых. Хотя в еврее, а еще больше в негре, и еще значительно больше в женщине человеческие склонности подавлены огромным количеством аморальных влечений, так что борьба его за человечность сопряжена с гораздо большими трудностями, чем борьба арийца, все же человек должен уважать свой последний, даже самый незначительный остаток человечности, он должен преклонятся перед идеей человечества – не идеей человеческого общества, а идеей бытия, души, как некоторой части сверхчувственного мира. Никто, кроме закона, не смеет поднять руку на самого опустившегося, закоренелого преступника. Никто не в праве его линчевать.
