Монах и его спутник
(поют)
Мы прежде рожденья знали
Суть наших судеб,
Мы прежде рожденья знали
Суть наших судеб.
Путь жизни мгновенен, а путы
Страдания вечны.
Сквозь множество жизней гонимы
Стрекалом желаний,
В тенетах причин и следствий
Слепцы блуждают.
Мы ни к чему не привязаны,
Невозмутимо сердце!
Разрешили мы узы родства!
Жалость отринули
К родителям милым давно.
Так и о нас
Позаботиться более некому.
Мы забыли детей.
Что для нас тысяча ри —
Путь недалекий!
Мы в скитаниях передохнем
В одичалом поле.
Нам ночлегом простая скала,
Наша кровля — небо.
В нас прибежище заключено
Истинной правды!
В нас прибежище заключено
Истинной правды!
Монах и его спутник отходят в глубь сцены и садятся. На сцену вносится складное сиденье, означающее разрушенную гробницу-ступа. Звучит музыка, и, опираясь на клюку, медленно выходит "ситэ" в роли старухи, проходит по помосту, время от времени садится отдохнуть.
Старуха
(поет)
Плавучей, плакучей травы [237]
Оборваны корни,
Плавучей, плакучей травы
Оборваны корни,
Но уж не плыть ей покорно по зову
Текучей влаги!
(Говорит нараспев.)
Ах, какая владела в те давние дни
Мной надменная спесь!
Словно бы зимородка крыла,
Иззелена-черны,
Сияли струистою влагой речной
Пряди волос,
Извивались, как ивы тонкая ветвь
На весеннем ветру.
И была соловьиная лепота
В лепетанье речей,
И я красовалась прекрасней цветов
Хаги в полном цвету,
Когда они хладной росою полны
И вот-вот опадут!
А теперь служанка ничтожная,
Простая мужичка и та
Гнушается мной.
Всем — горчайший мой стыд
Выдает напоказ!
Безотрадные,
Налегли на меня
Луны и дни,
Столетней старухою
Пред вами стою!
(Поет.)
Я в столице от суетных глаз
В тень отступаю.
Так и жду: "Поглядите, она
Увяла, обвечерела!" —
Круглый день по заулкам кружу,
До предлунных теней.
И с луной заодно — к закату
Отхожу от столицы,
И с луной заодно — к закату
Отхожу от столицы.
Покидаю
Стоярусный Терем —
Облачную Обитель —
Гору Просторных Чертогов [238],
Где так тесны входы.
Даже горный страж не окликнет
Горестную старуху.
Он на луну смотрит, сокрытый
Тенью деревьев…
Я скольжу бесприютною тенью
От столицы прочь…
Так в тени пропали, сокрылись
Любви Могила,
Что в селении Птичьи Крылья,
И Гора-Осень [239].
Вот луна в реке Лунного Лавра —
Ладья речная…
Но кто ее к берегу правит,
В лад опуская весла,
Кто ее к берегу правит,
В лад опуская весла?
Совсем я выбилась из сил. Сесть разве передохнуть на этом трухлявом пне?
Снимает шляпу, тихо приближается к складному сиденью и опускается на него. Монахи встают.
Первый монах.День смеркается. Нам должно спешить. Однако что это? Сия жалкая нищенка сидит — на чем бы ты думал — на благодатной ступе, святом надгробье?! Следует вразумить ее и попросить уйти.
Второй монах со словами: "Воистину, следует!" — обходит старуху со спины. Он, первый монах и старуха образуют на помосте треугольник.
Эй, почтенная нищая! Не грешно ли тебе сидеть здесь, ведь это ступа. Подобье святолепного облика Будды, насколько мы можем постичь его с помощью пяти наших чувств! Изволь встать и отдохни где-нибудь в ином месте.
Старуха.Подобье святолепного облика Будды, грешно — говоришь ты. Но здесь нет ни письменных знаков, ни резных изображений. Я вижу всего только обветшалый пень, и пени твои напрасны.
Первый монах
Пусть даже в горной глуши
Затаилось трухлявое древо,
По единственному цветку
Вишня откроется сердцу.
И разве нет на этом святом подобии облика Будды ни малейшего знака резных из дерева изображений?!
Старуха
Я никчемна давно — под землей
Окаменелое древо.
Но почуяло дивную красоту
Сердце — цветок остатний;
И разве не верный знак:
Сой цветок — приношенье ступе?!
Изъясните ж теперь, отчего она —
Подобье облика Будды?
Второй монах
Ведомо: ступа есть проявленье
Обетованья Будды, чье имя:
Познавший Суть Великого Света — Дайнити Нёрай,
А он воплотился на время в нашей юдоли
Бодхисаттвою Конгосатта —
Имя значит:
Чудотворный алмазный жезл!
Старуха.Сколько же статей у этого проявленья?
Первый монах
Земля, Вода, Огонь,
Ветер, Пустота.
Старуха
Пять ярусов, пять основ,
Как в человеческом теле?!
Значит, ступа и тело равны,
Где же между ними различья?!
Второй монах
