Первая встреча, последняя встреча... - Валуцкий Владимир Иванович (лучшие книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Старуха, ветхая и хмурая, сидела на крыльце своей лесной хижины, а у ног ее лежал большой грязный кабан, и старуха осторожно вынимала из его бока стрелу.
— Здравствуй, Ярославна! — сказала ведунья, не оборачиваясь, и Анна вздрогнула от такой неожиданности, но любопытство пересилило:
— Здравствуй. Откуда знала, что приду?
Старуха выдернула стрелу, понюхала, отбросила в сторону.
— Ветер донес, дубы нашептали. Подай-ка мне кувшинец, — ведунья указала на глиняный сосуд с мазью, и Анна, сойдя с коня, подала ей кувшин. Ведунья принялась втирать мазь кабану в раненный бок. — Час твой близится, скоро ехать девице с отчего двора. Хочешь небось узнать, что ждет за дальними лесами, за синими горами?
Непривычно было Анне, что так разговаривают с дочерью великого князя, но любопытство все равно брало верх.
— Скажи. Я тебе золота дам, — Анна сняла с шеи тонкую золотую гривну.
— А не скучно будет, если все наперед знать будешь?
— Ты же — знаешь наперед, тебе не скучно?
— Почем тебе известно? — ведунья усмехнулась. — Может, меньше бы знала, позже состарилась. А так — ни сна, ни покою, и цари земные, и звери лесные — все ко мне идут. — Закончив втирать мазь, она похлопала кабана по боку. — Ну, полежи, отдохни. А ты поближе подойди, да не бойся.
— Я ничего не боюсь, — поспешила объявить Анна, подошла и протянула старухе гривну.
Та внимательно оглядывала Анну, и Анне показалось, что хмурый взгляд ее прояснился, и разгладилось сухое, морщинистое лицо, и, может быть, даже обозначилась на нем улыбка.
— Мертвого золота мне твоего не надо, — сказала ведунья. Она протянула руку к голове Анны, выдернула длинный волос, занесла над огнем костра, и волос вспыхнул тонкой золотой нитью. — Вот оно, червонное живое… Сколько же лет-то прошло…
Волос змеился в теплом воздухе, складываясь в разные замысловатые фигуры, Анна зачарованно наблюдала его пляску, и голос ведуньи доносился до ее ушей.
— Не давно и не вчера, — тихо говорила старуха нараспев, — а семнадцать лет назад… прискакал князь с победой из земли Червенской, последних врагов своих разбил… и в ту же ночь дочь у него родилась… И сказала я тогда: неспроста, князь, золотая заря взошла до утра!..
Желтые глаза ведуньи глядели на Анну, и в них отражались огонь костра и золотая пляска нити.
— Рыжей ты родилась, Анна, — породнилось в тебе солнце с золотом. Так отметил тебя Ярило. Солнце укажет тебе путь к золоту, а золото — к славе. Будет утро золотое, и конь золотой, и всадник в золотом плаще… Вот отчего говорят, что рыжим всегда везет! — неожиданно рассмеялась старуха, бросила волос в огонь, и он, вспыхнув золотой молнией, погас.
И вслед за тем тревожно хрюкнул боров — конские шаги послышались невдалеке, и Анна увидела встревоженное лицо Даниила.
Они вдвоем возвращались из дубравы, и Анна виновато поглядывала на Даниила, почтительно, но строго выбранившего ее за суеверные разговоры с лесной ведьмой.
— Но Даниил… — робко возразила тогда Анна. — Разве тебе не хочется иногда знать, что тебя ждет?
— Не ведает человек ни дня, ни часа своего, — отвечал Даниил. — Так говорит Писание.
— Скучный ты, Даниил, — в сердцах вздохнула Анна. — Сам как Писание…
Даниил поднял глаза на Анну и увидел, что она глядит на него с равнодушным сожалением. Он ответил смиренно, но несогласно:
— Знаешь ли ты Писание, хуля его?
— Знаю. — Анна пожала плечами. — Там везде — о грехе, о смерти, о вечном огне…
— Там говорится и о цветах, и о весне… «Вот зима уже прошла, — помолчав, тихо произнес Даниил. — Дожди миновали, цветы показались на земле, время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей…»
Анна слушала недоверчиво и заинтересованно.
— «… смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, благоухают… Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, покажи мне лицо твое, дай услышать голос твой, потому что голос твой сладок и лицо прекрасно…»
— Так сказано в Писании?
— Так сказал Соломон, мудрейший из любивших…
— А что… он еще сказал?
— Он сказал еще: «Большие воды не смогут потушить любви, и реки не зальют ее… крепка, как смерть, любовь, люта, как преисподняя… и стрелы ее — стрелы огненные…»
— А почему же отец Феопемпт говорил в проповеди, что земная любовь — греховна?.. Что с тобой, Даниил? — посмотрела на монаха Анна с удивлением.
— Ты дрожишь, тебе холодно?
Лошади мягко ступали копытами по лесной тропе, влажные от росы ветки скользили по лицу Даниила, остужая его.
— Это образ, метафора, как называют греки, — сказал Даниил, и голос его стал опять смиренен, а лицо непроницаемо. — Любовь Соломона — это его любовь к Богу… — Анна слушала, и все глядела на Даниила, дивясь его переменам. — Так, Анна, мы должны понимать Писание.
Они снова поехали молча. А в растревоженном мозгу Анны несоединимо, но упрямо мешались между собой и золотая заря ее рождения, и голос горлицы в стране Христовой, и лютые, огненные стрелы любви, и особенно — чей-то плащ золотой — и самое странное, что не было между всем этим распри, и легко и приятно было верить и в то, и в другое…
Анна спустилась в сени и снова заглянула в каморку Даниила. На сей раз он был на месте и, вздрогнув, обернулся на ее шаги.
— Даниил! Ты слышал — за мною приехали франкские послы!
— Радуйся, Ярославна, — тихо, опустив очи долу, отозвался Даниил, и Анна увидела тощий мешок на его плече и связку книг в руке.
— А ты?.. Разве ты не рад? — она подошла ближе, разглядывая его скарб. — Куда собрался?
— Прощай, княжна. Возвращаюсь в Берестов, в обитель…
— Как — возвращаюсь?.. А я? — Анна выпрямилась удивленно и гневно. — А я тебе не велю! Или я не госпожа твоя, и ты не раб мой?
— Ты мне госпожа, — отвечал Даниил, еще ниже клоня голову. — Но раб я — Божий.
— Ну вот… ты и обиделся, — Анна еще приблизилась, с виноватой улыбкой заглянула в его опущенные глаза. — Как же ты мог помыслить, Даниил, милый, что мы расстанемся? Как я без тебя? Кто мне о земле франкской расскажет?.. С кем риторику буду учить, Писание?.. Латынь — без нее ведь нельзя франкской королеве!
— Кончилось твое учение, — сказал Даниил.
Но как прекрасны были глаза Анны, глядящие в упор и ласково, поставленные широко, как у косули, зеленые, как несозревший крыжовник!..
Ярко пылали светильники, за их колеблющимся пламенем фигура митрополита с посохом в руке казалась неземной и грозной. Даниил распростерся на каменных плитах собора:
— Святой отец! Отмени княжий указ! Позволь удалиться в пустынь!
Митрополит вышел из ореола светильников и вновь стал невысоким, тучным и к тому же весьма настороженным старичком. Всякого подвоха ждал он ежечасно в этой варварской стране.
— Указы мирские, сам знаешь, мне неподвластны. Отчего господина ослушаться хочешь?
Светильники отражались в глазах Даниила, и смятением был полон его голос.
— Пролился я, как вода…
— Покайся.
— С детства знаешь меня, отче, я вырос в обители, смиренно постигал многие науки, пока не призван был ко двору для наставления княжны. Но какой силой теперь укреплю дух и веру ее, когда умер Бог во мне!..
— Кайся, грешник! — произнес митрополит сурово.
— Страшен и сладок мой грех. Люблю… всей силою любви земной…
— Кого? — отступил митрополит.
— Госпожу свою… Анну!
— Замолчи! — Феопемпт испуганно оглянулся.
— Не гони, святой отец, ибо отринул меня Господь!.. Она одна — мое божество. Прекрасны глаза ее голубиные, и нет пятна на ней…
— Замолчи, не скверни Писание!
Феопемпт схватил чашу со святой водой и выплеснул на Даниила. И тот затих на полу, обхватив голову руками. Митрополит озадаченно постоял над ним, потом повернулся и снова исчез в ореоле светильников, и Даниил услышал его недовольный голос:
— Сам грешил — сам неси крест свой… Возьми в дорогу псалтырь. Десять псалмов с утра, десять вечером, постись семь дней в неделю. Плоть умерщвляй бичеванием…
