Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Рыдайте, мать и все родные, Хочбар готов вонзить клинок… Но тотчас женщина меж ними Свой черный бросила платок.
Затем перед Хочбаром встала, Ее слова услышал он: – В горах и так нас, горцев, мало. Друг друга резать не резон.
Затем пред ним старик согбенный Покорно голову склонил, И, как велит обычай древний, Собой он жертву заслонил.
И отпустил Хочбар Муслава, И свой кинжал вложил в ножны. – Ну что ж, я бился не за славу. Мы помириться с ним должны.
Муслав меж тем схватил проворно Свой обесславленный кинжал И острием, как ворон, черным К своей груди его прижал.
– Пускай умру, чем жить с позором! – И к небу поднял он зрачки, Но тут Хочбар движеньем скорым Оружье выбил из руки.
Хочбар
Наследный сын Кази-Кумуха, Ты смел, ты полон юных сил, Ты, как орленок, крепок духом, И я тебя не победил.
Забудем ссору, перебранку. Тебе я буду кунаком. Победа нынче за горянкой, Что разделила нас платком.
Сын хана
Твои слова, конечно, сладки, Но милость не возьму из рук. Меня ты бросил на лопатки, Все это видели вокруг.
Хочбар
То было брошено лишь тело, А тело – это, мальчик, вздор. Но победило наше дело, Святой обычай наших гор.
Дух горцев, гордый дух героев, Он в нашей выиграл борьбе. Его в могилу не зароешь И не повесишь на столбе.
Сын хана
Овца цела, и волки сыты. Но я в горах рожден на свет. Но честь моя? О ней забыл ты? Я дагестанец или нет?
Хочбар
Я сомневался в том сначала, Тебе признаюсь так и быть. Что ж честь твоя вчера молчала, Когда пошел меня ловить?
Когда пленил ты женщин ловко, Полк целый бросив на меня? Когда связал меня веревкой, Отняв оружье и коня?
Когда вокруг невесты пленной К дверям принюхиваться стал, Когда переплевал надменно Меня ты, и пересвистал,
И тотчас важно поклонился Зевакам всем, раскрывшим рты, Признаться, сильно усомнился Я в том, что дагестанец ты.
По вот дошло до честной драки, До поединка, наконец. Не устрашась меня, однако, Ты доказал, что ты – боец.
Когда же в бурке, как барана, Тебя я поднял на руках, А ты потребовал у хана Смертельной драки на ножах,
Тогда я понял: благородством Аллах тебя все ж наградил, Что бьется все же сердце горца В твоей неопытной груди.
Перед лицом беды не лгущей В тебе проснулись совесть, честь И дух, с младенчества присущий Мужчинам, что рождались здесь.
Так не давай им распылиться, Их свято пестуй и лелей. Тебе все это пригодится И для врагов, и для друзей,
Для свадьбы мирной и для боя. В том нашей стойкости секрет. Без чести нет и нас с тобою, Без нас и Дагестана – нет.
Сын хана
По-твоему, выходит, стану Нуцала я благословлять За то, что отдал дочь Улану, А мне не захотел отдать?
Так получилось, что уместно Тебе спасибо говорить За то, что ты мою невесту В Шуру хотел препроводить?
И в этом совесть, честь, отвага! Жить с этим можно не скорбя? Но я спрошу тебя, однако: Как ты сейчас бы вел себя,
Когда бы на мое встал место, Когда бы сам был женихом И видел, как твою невесту Увозят к морю прямиком?
Xочбар
Я для тебя ее не сватал, И сам не сватался я к ней. Да и она не виновата, Отцу, как знаешь сам, видней.
Мы ни при чем. Напрасно рьяно На нас вчера ты бросил рать, Но… Можешь ты сказать Улану Все, что хотел бы мне сказать.
Вам как-то более пристало Делить девицу меж собой. Иль можешь ты сказать Нуцалу Все, если ты такой герой.
Но на твоем-то месте я бы, Тебе отвечу без затей, Не стал бы спорить из-за бабы, В дорогу проводив гостей.
Мы в путь бы дальний без заботы Рассветной двинулись порой. А там… своди, пожалуй, счеты С Хунзахом, с Темир-Хан-Шурой.
Кто я? Гонец и провожатый, Но если б мне башку отсек, Перед потомками, пожалуй, Не оправдался бы вовек.
Когда б под радостные крики Ваш суд бы совершился скор, Позор бы пал на вас великий, В горах неслыханный позор.
Да если б и сорвать папаху С моей отпетой головы, Потом последнюю рубаху Неволей отдали бы вы.
Нас, гидатлинцев, так учили, Что каждый долг отдачей свят. Не прав я разве? Что молчите, Кази-кумухский джамаат!
12
Когда кумухцы спорить станут, То горячатся, как в бою. Одни к себе веревку тянут, Другие в сторону свою.
Но хан взъярился, зол и страшен, Спор прекратил рывком руки. – Хочу услышать самых старших, Пусть слово скажут старики.
Пускай подумают без шума, Чай, набрались ума, пожив – И погрузились старцы в думу, На палки руки положив.
Усердно думают, степенно, Не поднимая головы. Хан вопрошает в нетерпенье: – Ну, говорите! Что же вы?
Но отвечает самый белый И с бородой по всей груди: – Нет, хан, постой… Такое дело… Еще немного подожди.
Сидят не мудрствуют, не спорят, Не тараторят всей гурьбой, То кверху на небо посмотрят, То в землю прямо под собой.
Как будто слушают, как травы Растут и вянут на земле, Как облака плывут, курчавы, Как тучи копятся во мгле.
Река грохочет в жестком ложе, И ей внимают старики. Им это все доступно тоже, Понятен им язык реки.
Кругом задумались утесы, Примолкли скалы, словно ждут Они решения вопроса, Что наконец решится тут.
А на дорожном повороте И от аула в стороне Надгробья каменные вроде Насторожились в тишине.
Они застыли в напряженье, Все, как один, сюда глядят, Как будто тоже ждут решенья, Что скажет горский джамаат.
Кто год назад в жилище тесном, Кто три столетья погребен, Им вековая честь известна, Они свидетели времен.
Все было отдано свободе, Смешны мольбы, кровавы дни. Но все же кажется сегодня, Что милосердья ждут они.
Молчат деревья в хороводе. Молчит, задумавшись, гора. И все, что мудрого в природе, Как будто тоже ждет добра.
Притихли люди, дышат реже, Отбушевал страстей разгул. На стариков глядит с надеждой, Как говорится, весь аул.
Не торопя с решеньем скорым, И хан на них глядит в упор У них же перед мудрым взором Весь Дагестан в скопленье гор.
Седой Кавказ. В снегу вершины. Эльбрус, печальный Арарат. Ущелья горные, стремнины, Казбек – родной Эльбруса брат.
Потоки, что текут, сливаясь, Чей путь до Каспия не прям. Аулы, что к горам прижались, Как дети жмутся к матерям.
И вот выходит самый старший И хану смело говорит: – Ты, хан, послушай слово наше, И нас за правду не кори.
Мы, старцы, милостью хранимы, И ты нам должное воздашь. Хоть власть твоя неоспорима, Неоспоримей возраст наш.
Тебе немало жить на свете, А мы – в преддверье темноты, Но то, что мы оставим детям, И то, что им оставишь ты,
Одно и то же. Чуждый тленья, Дороже всех земель и стран, Мы оставляем поколеньям Наш Дагестан, наш Дагестан.
Сокровище среди сокровищ, Среди алмазов всех – алмаз. Сквозь море слез, огня и крови Он проводил по жизни нас.
Его высоты не измерить, Не указать его пути. Мы все умрем, а он бессмертен, Нам истлевать, ему – цвести.
Из многих он камней построен Народов многих и племен. Обычаи – его устои, Их растрясти, и рухнет он.
Так без корней засохнет крона, Как ни заботься, ни храни, Их много, правил и законов, Порой сменяются они.
Одни уходят – ни следа их, Другие лишь обновлены, Те сохраняются в преданьях Седой и славной старины.
Они ушли своей дорогой, Их голос умер и затих. Но три обычая не трогай. Наш Дагестан стоит на них.
Им не гореть в огне, не тлеть им, За них в огонь и в тлен идут. Их из столетия в столетье, Из рода в род передают.
Без них ни славы и ни стати, Погибнет войско, вымрет рожь. Мужчины в целом Дагестане Ты для папахи не найдешь.
Без них погибнет дело наше, И все развеется как прах. Вот первый – уваженье к старшим – Священнейший закон в горах.
За непочтительность к сединам, За небрежение к годам От очага родного сына Отец прогонит навсегда.
Иль обречет на гибель даже. Суров, но справедлив закон: Сопляк! Ты старость не уважил? Так сам не будешь стариком?!
Блюдя закон, ты, хан, без злости Дослушай слово стариков. Безмерно уваженье к гостю – Второй обычай наш таков.
