Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
VIII.
То ль оттого, что шустрым был, Хотя совсем зеленым, Но у парней аульских слыл Я лучшим почтальоном.
Написанное в тишине Тайком в укромном месте Бесспорно доверялось мне, Чтобы отнес невесте.
Мне помнится, конверты те (А делали их сами) Были украшены везде Цветами-вензелями.
Я их носил, прижав к груди, Тропинкой неприметной. И где-нибудь на полпути Читал их непременно.
Как будто цензор, я дрожал Над запятою каждой, Чужой любви запретный жар Вдыхая не однажды.
Читая о ночах без сна, О горестных страданьях, О зове — как взойдет луна — Явиться на свиданье.
О пылких вздохах, море слез, О страсти необъятной… И этот клад я гордо нес Прекрасным адресатам.
Одна краснела, будто мак, Пунцово… А другая От вида тайного письма Бледнела, замирая.
Но третья, статна и смела, Насмешкой огорошив, Прочь с глаз гонца любви гнала С его бесценной ношей.
… А в сумерках, когда звезда Плыла по небосклону, Я из укрытья наблюдал За парочкой влюбленной.
Не зги не видя, за кустом Я трясся, как в припадке, Не то от холода, не то От поцелуев сладких.
Увы, чужих… Я брел домой И, затаив обиду, В постель бросался с головой И спал в ней, как убитый.
И снилось мне, что я гонца К любимой посылаю, Что, как костер, от письмеца Лицо ее пылает.
Что на арабском скакуне, Одной укрывшись буркой, Несемся мы, обнявшись с ней, И в дождь, и в снег, и в бурю.
Ах, детство, я прощусь с тобой В главе этой навечно. Сны сбудутся… Да и любовь Теперь уж недалече.
IX.
Почтальонская закваска Пригодилась мне, друзья. В педучилище Буйнакска Поступил успешно я.
И прослыв большим поэтом, Автором высоких од, Я редактором газеты Был назначен в тот же год.
Эх, печать моя стенная, В том студенческом раю Ты от края и до края Жизнь заполнила мою.
Ты вполне мне заменила В общежитье городском Под луной свиданья с милой И аул, и отчий дом.
Мне казалось — чудо это Будет длиться целый век, Если б не растаял летом На вершинах белый снег…
Х.
И вот, наконец, наступила пора Поведать о том мне, как солнце с утра Вставало над миром… И как травостой Ягнят тонкорунных скрывал с головой.
Как птицы в раскидистых кронах дерев Торжественный свой зачинали напев. И эхо, за криком гоняясь в горах, — Ээ-гей!.. — Повторяло за ним впопыхах.
Как грозный утес опасался упасть В ущелье, разверзшее страшную пасть. И красные скалы в рассветных лучах Сверкали, как искры в девичьих очах.
И как у селения два родника Звенели, как струны пандура, слегка… Из первого парни поили коней Студеной струей, что слезинки светлей.
Аульские девушки шумной гурьбой Несли от второго кувшины с водой. Ах, знойное лето, в родимом краю В тот год ты удвоило жажду мою.
… Прости, друг читатель, мне долгий рассказ, Но день этот вижу я, точно сейчас. Он испепеляет меня изнутри — Ведь я повстречался впервые с Шахри.
XI.
Как раз в то памятное лето Семнадцатый пошел мне год… В селе считался я поэтом И этим был ужасно горд.
К тому ж средь сельской молодежи Я городским слыл как-никак — Носил сандалии из кожи И парусиновый пиджак.
Был и заносчивым, и смелым, Да и работал ой-е-ей!.. Хотя считал позорным делом Осла гонять на водопой.
Уж коль трудиться, так с азартом, А отдыхать, так от души… И вот однажды на базар я С утра пораньше заспешил.
Хоть две версты туда, не боле, Я влез без спросу на коня… Ведь я давно уже не школьник — В кармане паспорт у меня.
Базар… Он кучей муравьиной Казался с дальнего холма. А подойдешь — Как рой пчелиный, Гудит людская кутерьма.
Все изобилие района С рассвета здесь переплелось: Кричит глашатай исступленно, Ревет ишак ему назло.
Там туша горного барана Мясистый выставила бок. Хозяин отрезает рьяно Для покупателя кусок.
Здесь мнут бока коровам тучным, Похлопывают бычий зад. Как будто океан могучий, Ревет, волнуется базар.
Там унцукулец с дивной тростью, Здесь кубачинец с серебром. Впервые в жизни довелось мне Такое увидать добро.
Тут гоцатлинец, там балхарец С кувшинами на вкус любой. Кумык с мукой, с конем аварец, Лезгин с душистою айвой.
Вон горец у андийца бурку Купил и привязал к седлу. С такой не боязно ни в бурю, Ни в снежную седую мглу.
А вот на ветках тополиных Висят папахи — Славный мех!.. Кому короткий, кому длинный — Нетрудно угодить на всех.
— Эй, паренек, купи бухарку, — Кричит хозяин бойкий мне. — В твоей папахе летом жарко, Я кепкой обойдусь вполне.
Прости, читатель, коль наскучил Тебе восторженный мой пыл. Когда бы не счастливый случай, Он вдвое бы короче был.
Но в этот день, Когда в зените Оцепенело солнце вдруг, Впервые я Шахри увидел, Фуражку выронив из рук.
Ах, не взбреди мне до рассвета Подняться и примчать сюда, То не было б ни встречи этой И ни поэмы… Никогда.
ХII.
Как я тебя на шумном рынке встретил, Так ты, Шахри, стихи мои встречай. Припомни, как повеял свежий ветер И губ твоих коснулся невзначай.
Как на траве примятой В шали белой У крепостных ворот в полдневный час Горянка песню радостную пела, Ладонью барабаня в медный таз.
То весело глядела на дорогу, То к небу устремляла взор она, Как будто бы невидимому Богу Была игра ее посвящена.
То цокала, то головой качала, То бровь дугою морщила на лбу. То поводила гибкими плечами — Что восхищало сельскую толпу.
Звенел, как бубен, таз ее луженый, И сильный голос бился, как родник… Торговлю прекратив, На луг зеленый Спешили дружно парень и старик.
И даже пыльный газик из райкома На миг притормозил возле него… И я помчался, песнею влекомый, Не чуя ног и сердца своего.
Та песня без конца и без начала Парила легким облаком вдали. Когда она любовь мне предсказала, Я, не робея выкрикнул: — Сахли!..
Стучали в такт серебряные пряжки У пламенной певуньи на груди. И я подбросил вверх свою фуражку, Как голубя почтового — Лети!
Взмыв высоко, Сизарь мой беззаботный На полпути не выбился из сил, Но возвратясь из славного полета, На голову девичью угодил.
Уж тут-то я смутился не шутку И тихо буркнул девушке: — Прости… Она оторопела на минутку, Ладонями фуражку обхватив.
Лишившись дара речи на мгновенье, Я вновь промямлил, Пот смахнув со лба: — Еще раз приношу я извиненье За то, что кепка так моя глупа.
Красавица взглянула, Но без страха, И засмеялась, бусами звеня: — Не так уж и глупа твоя папаха, Когда из многих выбрала меня.
Я стал краснее вишни переспелой… И вдруг под улюлюканье толпы, Фуражку нахлобучив неумело, Стал убегать от собственной судьбы.
А сердце билось, словно птица в клетке: — Пока еще не поздно, возвратись… Наверно, слишком знойным было лето, Чтоб обожгло любовью на всю жизнь.
XIII.
Базар устал… Поляна опустела. Умолкли разом песни, шум и гам. И горцы, завершив успешно дело, Разъехались, ударив по рукам.
На горку бесконечной вереницей Груженые повозки поползли. Истошный вопль полночной дикой птицы Раздался неожиданно вдали.
Похолодало… Впрочем, был согрет я Внезапной страстью, что ни говори… И вдруг узнал два женских силуэта На фоне отцветающей зари.
Не ведая усталости и страха, Без тягостной поклажи, Налегке, Они шагали в сторону Ахваха И пели на аварском языке.
Одна постарше В легкой шали белой Свой медный таз под мышкою несла. А та, на чей платок фуражка села, С гармошкою за ней вприпрыжку шла.
Спросил я у знакомой мастерицы Их имена, пылая изнутри… — Так это же ахвахские певицы. Мать звать Кусун, А дочь ее — Шахри.
Шахри, Шахри — таинственное имя, Арабских сказок тонкий аромат… На свете не найти его любимей — Так мне казалось много лет назад,
Когда, застыв, глядел я на дорогу С «горящим вздохом в пламенной груди», Когда известно было только Богу, Что сбудется со мною впереди.
XIV.
Я в сумерках нашел коня На площади базарной. Скакун в отличье от меня На верность сдал экзамен.
— Прости хозяина, гнедой, Что пропадал он долго. — Вздохнул я, потрепав рукой Животное за холку.
