Собрание сочинений. Том 1 - Симонов Константин Михайлович (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
И кровь на нем! И сердце мое стынет
От бешенства холодного и страшного,
От этого наследья дня вчерашнего.
Лежу. Молчу. А спутник все неистовей
Мне соловьем про Фергали насвистывает:
- Хотя и стар, но выглядит так молодо,
Когда плывет по рынку с белым золотом,
Как весел он, как вежлив, вот увидите!
Всегда с гвоздикой свежей, вот увидите!
И тут, себя сдержать уже не пробуя:
- Давайте спать! - я говорю со злобою.
Но сам всю ночь египетскую, лунную
Все не могу заснуть, с башкой чугунною.
Огни и звезды портового города...
А сердце, как ножом, тоской распорото!
Глаз не сомкнув, с утра иду на вылазку:
За домом дом, за вывескою вывеску -
Смотрю лавчонки, лавки, магазинищи...
Голодных ребра и жратвы корзинищи -
Открытое без всякого смущения
Богатства с нищетой кровосмешение.
А вот и порт, толпой судов заставленный,
И рынок здешний, до небес прославленный,
С его египетского хлопка кипами,
Со звоном денег, с криками и всхлипами,
С его торговцев языками бешеными,
Как колокол над городом подвешенными.
И среди этого столпотворения -
Вдруг мне навстречу, как стихотворение,
Сам Фергали с гвоздикой неизбежною,
Розовощекий, с сединою снежною.
Мы рынком сведены, людьми представлены,
Друг перед другом он и я поставлены.
Да, это верно, выглядит он молодо,
Нет на лице следов забот и голода.
Он горд, людей он криком не преследует,
Как тот бедняк, что продает последнее.
Всего одно движенье пальцем подано -
И горе тысяч куплено и продано...
Да, это верно, он нежнее нежного
Мне хвалит море хлопка белоснежного,
Но не хотел и на день бы остаться я
В его руках на белых тех плантациях,
Где крик батрачки, в кровь бичом обласканной,
Торчит гвоздикой красною из лацкана,
Где молоком грудным, как бык, он выпоен,
Из тысячи голодных сытым выкроен,
С улыбкой розовой, с походкой важною,
С гвоздикою, от слез ребенка влажною.
Наш разговор с ним тонкой ниткой тянется;
Сейчас рвану - и два конца останется!
Обоих нас я этим лишь обрадую,
Но как же быть тогда с моей балладою?
Чем гладкою концовкой быть испорченной,
Пусть лучше остается незаконченной,
Поскольку на гвоздику эту красную
И есть, и будут точки зренья разные.
Эту свою балладу
начну я в глуши такой,
Где не найти адвоката,
лишь судьи есть под рукой.
Безмолвны рощи какао,
в хижинах нет огней;
Как вымерла вся деревня,
один лишь дымок над ней.
В хижине у Воттуна
все племя сошлось чуть свет.
Уже очаг догорает,
а Воттуна все нет.
Воттун пошел к англичанину,
три дня уже нет его.
Пошел передать он мысли
племени своего.
Но английский начальник
в железо его заковал
И только потом его мысли
к себе на допрос позвал.
Так легче выиграть диспут,
когда, придя на допрос,
Помнит, что он закован,
тот, кто мысли принес.
Ночное позднее время;
полисмену не по душе,
Что снова сошлось все племя
в Воттуновом шалаше.
Воттун говорил здесь речи,
он не просто болтун,
Говорят, что для всей империи
стал опасен Воттун,
Руки Воттуна закованы,
но в одной из газет,
Говорят, на первой странице,
напечатан его портрет.
Говорят, он сказал англичанам,
что земля под ними горит,
Говорят, это очень отчаянно -
то, что он говорит,
Будто бы масло пальмовое
и каучуковый сок,
Чем отдавать англичанину,
лучше вылить в песок,
Будто бы тот, кто спину
гнет для чужих барышей, -
Будто бы он унижен
таким порядком вещей.
Будто бы он поэтому
голоден, болен, слаб,
Будто бы здесь, в Нигерии,
есть еще слово "раб",
Будто бы это слово
надо выжечь дотла.
Будто б тогда Нигерия
счастливой страной была!
О чем еще говорил он?
О чем говорил? Ах да!
Будто б врачей побольше
надо послать сюда;
Будто б надо лекарствами
пичкать черных детей;
Будто б они не выживут
без этих его затей;
Будто бы надо черным
школы построить тут;
Будто б они без грамоты
ну прямо не проживут;
Будто б все они люди,
у всех своя голова, -
И так говорил он, будто бы
сам верил в свои слова!
Полисмен идет по деревне.
Все заперто на замок,
Но над хижиною Воттуна
вьется в небо дымок.
Вьется тонкий, как волос,
среди непроглядной мглы
И упрямый, как голос,
закованный в кандалы.
Полисмен идет по деревне.
Полисмен до утра следит.
Хозяина нет, но в хижине
племя его сидит.
- Воттун в кандалы закован,
а что же сделаем мы?
Неужели мы свои мысли
не выручим из тюрьмы?
Против нас англичане
сети плетут свои.
Судья - племянник начальника,
начальник - дядя судьи.
Начальник сказал: - Из Лондона
пусть едет к вам
адвокат.
Но нанять адвоката
может тот, кто богат.
Тысяча фунтов стерлингов
адвокату цена.
У адвоката дети,
у адвоката жена.
Адвокату ехать и ехать -
Нигерия далеко.
Нет, нанять адвоката
племени нелегко:
Весь урожай какао
за самый хороший год
Тысячу фунтов стерлингов
племени не дает!
И все-таки, все-таки, все-таки,
пусть целый год голодать,
Надо тысячу фунтов
адвокату отдать.
Пусть берет свою тысячу,
пусть скорее едет сюда,
Чтобы спасти Воттуна
от неправедного суда!
Уже решается племя
на долгий голодный год.
Но у порога хижины
негр молодой встает:
- А вдруг у начальника нашего
и в Лондоне есть друзья?
А вдруг адвокату окажется
родственником судья?
И они с судьей соберутся
и все решат, как хотят.
И наши голодные дети
нам этого не простят!
Нет, лучше напишем в Гану,
там есть один адвокат.
Он черный, он телеграмму
нам дал, что приехать рад.
С начальником незнаком он,
судье не родственник он.
Он денег у нас не просит
за то, что знает закон.
Ему нужна только виза,
чтоб это дело начать.
Начальник должен поставить
на ней большую печать!
- Пусть ставит! - сказало племя. -
Пусть среди ночи встает.
И то, что назвал ты визой,
нам прямо в руки дает! -
И, покинув шалаш Воттуна,
все племя ночью пошло
К большому дому начальника,
где бетон и стекло.
Где в комнатах вентиляторы,
лед и водопровод.
Где день и ночь полисмены
вдвоем стоят у ворот.
Но их начальнику мало
в такую бурную ночь.
