И плачут ангелы - Смит Уилбур (чтение книг .TXT) 📗
— Да ладно тебе! Ты ведь прекрасно знаешь, для чего используется оружие в лесу прямо сейчас.
— Зло не в оружии, а в людях, его применяющих, — то же самое относится и к гаечным ключам.
Он затянул болты на лебедке и высунул голову из люка.
— На сегодня хватит! «А в седьмой день Он почил и покоился». Как насчет пива?
Крейг вынес динамик на кокпит, и парочка устроилась на солнышке, попивая пиво и слушая музыку.
— Джанин, даже не знаю, как бы сказать потактичнее, но я не хочу, чтобы ты еще с кем-то встречалась — понимаешь, о чем я?
— Опять про то же самое! — Она прищурилась, и в глазах блеснули льдинки. — Крейг, заткнулся бы ты наконец!
— После всего, что между нами было, — упрямо продолжал он, — я думаю, что мы…
— Зайка, у тебя есть выбор: или ты снова меня разозлишь, или заставишь хихикать — ты что предпочитаешь?
В понедельник Джанин пришла к нему на работу в обеденный перерыв. Они съели его обед — бутерброды с ветчиной, — и Крейг показал ей оружейную мастерскую. Помимо воли Джанин увлеклась выставкой захваченного у противника оружия и взрывчатки. Крейг объяснил, как работают различные виды мин, как их можно обнаружить и обезвредить.
— Террористы, конечно, свиньи, но ребята мощные, тут ничего не скажешь, — признался Крейг. — Они тащат эти штуки на себе — двести миль по лесу. Попробуй поднять одну из них, и поймешь, о чем я.
Напоследок он отвел Джанин в маленькую комнатку.
— Это мое особое задание — «ПиО», то есть проследить и опознать. — Крейг показал на завешанные графиками стены и ящики с гильзами возле стола. — После каждого боя с террористами наши ребята прочесывают местность, подбирая все гильзы. Сначала их проверяют на отпечатки пальцев. Если террорист нам уже известен, то его можно сразу опознать. Если он вытер патроны перед тем, как зарядить оружие, или у нас нет его отпечатков, то мы все равно можем точно определить, из какого оружия произведен выстрел.
Крейг дал Джанин посмотреть в стоявший на столе микроскоп.
— Боек каждого ружья оставляет на гильзе вмятину, которая так же индивидуальна, как отпечатки пальцев. Мы способны отследить бои любого террориста, достаточно точно определить общее число боевиков и выявить «горячих».
— Что значит «горячих»? — спросила Джанин, поднимая глаза от окуляра микроскопа.
— Из каждой сотни террористов примерно девяносто прячутся в надежном укрытии возле поселков, откуда их снабжают едой и девушками. Такие стараются избегать опасности и держаться подальше от наших ребят. «Горячие», наоборот, лезут на рожон — они настоящие тигры, фанатики, убийцы. — Крейг подвел ее к стене. — Посмотри на этот график. Этого парня мы прозвали Лютиком, потому что боек на его автомате оставляет отпечаток, похожий на цветок. Он воюет в лесу уже три года и побывал в девяноста шести боях — почти по одному бою каждые десять дней! Он, наверно, железный.
Крейг провел пальцем вниз по графику.
— А вот еще один. Его мы назвали Лапа Леопарда — видишь, какой отпечаток оставляет боек? Этот парень появился недавно, первый раз перешел через реку, но уже принял участие в нападениях на четыре фермы, в одной засаде и вступил в бой с отрядом Роли. Не многие террористы выживают после стычки с бойцами Роли — ребята у него крутые. Они уничтожили большую часть группы террористов, однако Лапа Леопарда дрался умело и увел с собой часть людей. Согласно отчету Роли, четверо спецназовцев подорвались на фугасах, оставленных отходившими террористами, и еще шестеро погибли в перестрелке — за всю историю отряда Баллантайна это самые тяжелые потери, понесенные в одном бою. — Крейг постучал по графику. — Вот уж действительно «горячий» террорист — мы о нем еще услышим.
Джанин передернуло.
— Какой ужас! Сплошные смерти и страдания! Это когда-нибудь кончится?
— Это началось с тех самых пор, как люди впервые поднялись на задние лапы, и закончится явно не завтра. Давай лучше поговорим про сегодняшний вечер. Я заеду за тобой в семь, договорились?
Джанин позвонила Крейгу в оружейную мастерскую около пяти.
— Крейг, не заезжай за мной сегодня.
— Почему?
— Потому что меня не будет дома.
— А что случилось?
— Роли вернулся.
Крейг немного повозился на баке, устанавливая крепительные утки для кливера, а когда стемнело, пошел вниз и неприкаянно бродил по яхте. Джанин оставила солнцезащитные очки на столике возле койки и забыла помаду на умывальнике. В салоне все еще пахло ее духами, в мойке на камбузе стояли два бокала.
— Пожалуй, я напьюсь, — решил Крейг.
Однако тоника не осталось, а джин с водой оказался таким отвратительным на вкус, что он вылил эту гадость в мойку. Крейг поставил было кассету с «Пасторальной симфонией», но она навевала такие воспоминания, что сердце разрывалось. Он выключил магнитофон, взял со стола переплетенную в кожу тетрадь сэра Ральфа и пролистал ее: дневник Крейг прочитал уже дважды. На выходных надо было бы съездить в Кингс-Линн, Баву наверняка ждал, что внук приедет за следующим дневником.
Крейг начал читать записи в третий раз, и боль одиночества мгновенно утихла.
Подумав, он порылся в ящичке и достал разлинованную тетрадку, где рисовал схемы кают и камбуза, — в ней еще оставалось больше сотни чистых листов. Вырвав использованные страницы и взяв твердый карандаш из навигационного набора, Крейг уселся за штурманский стол и почти пять минут разглядывал чистую страницу. Потом он написал:
Африка притаилась на горизонте, словно лев в засаде, рыжевато-золотистая в первых лучах солнца, обожженная холодом Бенгельского течения. Робин Баллантайн всматривалась в далекий берег…
Крейг перечитал написанное, и его охватило странное возбуждение, которого он никогда раньше не испытывал. Перед глазами стояла девушка: она нетерпеливо задрала подбородок, длинные волосы развевались на ветру.
Карандаш торопливо заскользил по чистой бумаге: девушка ожила, ее голос звучал в ушах Крейга. Он перевернул страницу и продолжал писать — и не успел опомниться, как вся тетрадка заполнилась словами, написанными угловатым почерком, а в иллюминаторе разгоралась утренняя заря.
Сколько Джанин себя помнила, в конюшне позади ветеринарной клиники отца всегда были лошади. Когда ей исполнилось восемь лет, отец впервые взял ее с собой на охоту, а вскоре после своего двадцать второго дня рождения и незадолго до отъезда в Африку она получила значок охотника, став полноправным членом местного охотничьего клуба.
Роланд Баллантайн подарил Джанин великолепную гнедую кобылку без единого светлого или темного пятнышка. Тщательно вычищенная шкура лоснилась под солнцем, точно мокрый шелк. Джанин и раньше нередко ездила на проворной и легкой кобылке — между всадницей и лошадью давно установилось взаимопонимание.
Роланд ехал верхом на громадном черном жеребце, названном Мзиликази в честь древнего короля матабеле. Под кожей плеч и живота, словно змеи, извивались вены. Между ног свисали гигантские яички — грубый и неотразимый признак мужественности. Когда жеребец прижимал уши и оскаливал зубы, перепонки в уголке глаз наливались кровью — исходящие от него высокомерие и угроза пугали и в то же время притягивали Джанин: конь был вполне под стать всаднику.
Высокие сапоги Роланда Баллантайна были начищены до зеркального блеска, короткие рукава белой рубашки плотно обхватывали мускулистые бицепсы. Джанин подозревала, что он всегда носит белые рубашки, чтобы подчеркнуть темный загар лица и рук. Роланд невероятно красив, но безжалостность делала его куда более привлекательным, чем красивое лицо само по себе.
Прошлой ночью, когда они лежали в постели в ее квартире, Джанин спросила:
— Сколько людей ты убил?
— Столько, сколько потребовалось, — ответил он.
И хотя она думала, что ненавидит войну, смерть и страдания, Джанин пришла в такое возбуждение, что потеряла всякий контроль над собой. Когда все закончилось, Роланд засмеялся:
— А ты, оказывается, маленькая извращенная сучка!
