Дитя Всех святых. Цикламор - Намьяс Жан-Франсуа (электронные книги бесплатно txt) 📗
– Мы все будем молиться за тебя…
Восстание было готово разразиться. Новый кюре Сен-Совера, не скрывавший своих симпатий к англичанам, был схвачен толпой. Рено Сент-Обен взбежал на ступени церкви и громогласно крикнул:
– Оставьте его, пусть убирается, куда хочет, хоть к дьяволу! Ваш священник теперь я!
Все узнали того, кого прежде прозвали «священниковым сынком», и встретили его появление радостными криками. Рено обратился к церковному сторожу:
– А ты бей в набат. Подними всех добрых людей!
Вскоре колокол зазвонил во всю мочь, и к церкви начали стягиваться нищие со Двора Чудес. Хоть они и не были настоящими патриотами, но, как и все, ненавидели англичан, потому что из-за блокады им было нечем поживиться. Присоединившись к восстанию, они станут грозной силой…
Рено Сент-Обен обратился к ним с пламенной речью. Он напомнил о Жанне д'Арк, указавшей путь к освобождению. Прогнать англичан – значит завоевать себе место на небесах. Какими бы ни были их грехи, какими бы ни были их преступления, если они сейчас возьмутся за оружие, рай им обеспечен!
Неистовый гвалт поднялся в ответ. Как раз в этот момент подскакало несколько всадников из гарнизона. Их забросали камнями, и они повернули назад, за подмогой. Восстание началось.
Памфилу Леблону, повару во дворце Сент-Поль, недавно исполнилось двадцать лет. Каждый знал о ненависти, которую он питал к англичанам, поэтому дворцовые слуги и избрали его своим вожаком. В самом деле, у поваров под рукой всегда имеется оружие – кухонные ножи, топоры, вертела. Вполне естественно, что мятежное движение должно было начаться из их рядов.
Когда вдалеке послышался набат Сен-Совера, Памфил не колебался. Потрясая окровавленным разделочным ножом, с помощью которого только что свежевал лань, он закричал: – Бей англичан!
Вслед за ним вопящая орда, вооруженная тесаками всех размеров и длинными, острыми, как пики, вертелами, рассыпалась по всему дворцу. Застигнутые врасплох стражники, в ужасе от одного только вида восставших, сдались без малейшего сопротивления. Вскоре их латы и мечи сменили владельцев, а сами англичане остались в одном исподнем под смех и шуточки горничных.
Но это было отнюдь не карнавальное переодевание. Во дворце Сент-Поль хранилось много оружия: луки, арбалеты и даже пушки. Скоро под началом у Памфила Леблона оказался грозный отряд.
Восточнее, на Рынке, население столицы взбунтовал Мишель Лалье. Его окружало немало именитых горожан: Жан де Лафонтен, Пьер де Ланкрас, Тома Бидаш, Жан Анселен, Никола де Лувье. Многие занимали должности в муниципальной администрации, и от этого их призывы к восстанию звучали еще более весомо.
Мишель Лалье беспрестанно возвращался к поистине волшебному доводу:
– Прощение короля получено. Я сам читал грамоты о помиловании!
Вскоре набат зазвонил и на церкви Святого Евстахия, в приходе которой находился Рынок, а на улицах Модетур, Лебяжьей и Конопляной поднялись первые баррикады…
Лорд Уиллоуби попытался пресечь бунт. Он собрал свои войска и, поскольку казалось, что у восстания три очага, разделил их на три части. Сам он возглавил основной отряд, а два остальных доверил парижскому прево Жану Морье и главарю мясников Жану Сент-Иону…
Адам вместе с лордом Уиллоуби направился к Рынку. Прибыв на улицу Модетур, они наткнулись на баррикаду. Уиллоуби приказал ему пробиваться здесь, а сам двинулся по улице Сен-Дени.
По приказу Адама англичане бросились в атаку с яростными криками:
– Святой Георгий!
– Убивайте всех!
– Предатели французы, вам конец!
Но вскоре англичанам пришлось отступить. Опасность исходила даже не столько от баррикады, сколько от самой улицы. Из домов на врагов посыпался настоящий град метательных снарядов: камней, поленьев и всевозможной мебели. Адам получил по шлему табуреткой, которая начисто снесла один из рогов и чуть не сбила самого Адама с лошади. Крики восставших оглушали:
– Да здравствует король Франции!
– Проклятие англичанам!
Требовались арбалеты, пушки. Адам послал за ними на ближайший бастион. И тут раздалась канонада. Казалось, пальба доносилась с севера, со стороны квартала Сен-Совер. Кто же там стреляет? Друзья или враги?
Обезумев от ярости, Адам бросился на баррикаду. Он был так страшен в своих черных доспехах, со своей ужасной булавой, что французы отхлынули. Адам захватил баррикаду один.
На самом деле англичане и их сторонники были разделены не на три группы, а на четыре. В четвертой под защитой нескольких опытных рыцарей находились неспособные к ношению оружия – женщины и духовные лица. Их набралось около сотни. Они пробирались через квартал Гревской площади, то выдвигаясь вперед, то отступая назад из-за стычек мечущейся по городу толпы.
Парижское население не трогало эту безоружную группу, однако было настроено враждебно. Особенно донимали безоружных женщины и детвора: насмехались, осыпали отбросами, обливали помоями.
Лилит находилась здесь же, рядом с епископом Пьером Кошоном. Ночной горшок, брошенный с верхнего этажа, окатил их нечистотами обоих. Толстый церковник завопил:
– Сволочи! Подонки!
Теперь канонада слышалась почти отовсюду. Ситуация оставалась по-прежнему неясной. Если французская армия замешкается и не войдет вовремя, можно опасаться, как бы англичане не опомнились и не устроили резню.
Французы же как раз вошли в Париж, но об этом еще не было известно. Хотя бои велись и на востоке, и на западе, и на севере столицы, решительный прорыв произошел на юге.
Французскую армию задержало непредвиденное препятствие. Как было условлено, коннетабль де Ришмон, маршал Вилье де Лиль-Адан и Бастард Орлеанский на заре приблизились к воротам Сен-Мишель; остальная армия заняла позиции чуть дальше, за картезианским монастырем. Но какой-то человек замахал им со стены своим капюшоном.
– Здесь слишком много англичан. Идите к воротам Сен-Жак. Путь свободен!
Ворота Сен-Жак находились недалеко. Они возвышались всего в нескольких сотнях метров оттуда, за обителью якобинцев, курьезно выступавшей из стены. Но приходилось отвести армию, чтобы дать ей возможность перестроиться, а поскольку речь шла о десятке тысяч человек, это потребовало времени.
Наконец, Ришмон подъехал к воротам Сен-Жак. Охранявший их Анри де Вильбланш показался меж зубцов укрепления.
– Я готов вам открыть, если вы поклянетесь, что все сделанное мной против Карла VII мне простится.
В ответ коннетабль помахал грамотой об амнистии, скрепленной королевской печатью. И ворота открылись! Тотчас же маршал де Лиль-Адан отправился на стену со знаменем, украшенным лилиями, и, укрепив его, крикнул с высоты:
– Город наш!
Затем армия Карла VII вступила в Париж согласно предусмотренному порядку: сначала авангард в две тысячи человек во главе с Ришмоном и Лиль-Аданом, затем сто подвод с хлебом и, наконец, основные силы войска под командованием Бастарда Орлеанского. Приветственные крики парижан стали еще восторженнее при виде телег с зерном. Располагавшиеся на пути армии церкви одна за другой огласились радостным трезвоном: Сент-Этьен-де-Гре, Сен-Бенуа-ле-Бетурне, Сент-Ив…
Анн де Вивре находился неподалеку от своего крестного, и главной заботой молодого человека было унять слезы, нахлынувшие от неописуемого волнения. Он сдержал свою клятву! Время от времени Анн посматривал на ехавшего рядом Мышонка и думал о Франсуа, об Изидоре Ланфане, о Сабине.
Он в Париже! Ему никак не удавалось поверить в это. Как и для всех его ровесников, воевавших на французской стороне, Париж до сегодняшнего дня всегда оставался недоступным, враждебным. И вот он здесь! Анн озирался по сторонам. Никогда он не видел таких длинных улиц, таких высоких домов.
Стояла изменчивая апрельская погода, солнечные блики то и дело вспыхивали на доспехах… Как это было прекрасно!
Ремесленники приветствовали молодого рыцаря, размахивая капюшонами, девушки посылали воздушные поцелуи. Одна, посмелее других, вскочила на круп Безотрадного. Анн весело спросил:
