Мари Галант. Книга 1 - Гайяр (Гайар) Робер (читаем книги онлайн .TXT) 📗
И они на всякий случай прислушивались к разговорам в гостиной. Ведь в замок Монтань они прибыли с единственной целью: узнать новости, которые помогут им угадать, чего ждать от жизни в будущем.
По правде сказать, они не очень-то верили в Мари Дюпарке. Ее супруг восхищал их твердостью, мужеством и всеми качествами выдающегося правителя, чья вошедшая в поговорку приветливость, а также патриархальный стиль управления широко способствовали росту колонии; они не обязаны были знать, что огромную роль в большинстве его начинаний сыграла жена. Для них Мари была всего-навсего простолюдинкой, а Пьерьер, затем сам Гурсела и еще человек десять рассказывали, что она женщина доступная, тем более способная поддаться искушению, что она хороша собой, у нее много воздыхателей и в прошлом она явно имела связь с каким-то иностранцем.
Разумеется, они были неприятно удивлены, когда в зале неожиданно появился человек, не присутствовавший на похоронах генерала: шевалье Режиналь де Мобре!
О нем, об иностранце, они говорили, когда вспоминали, как Мартиника едва не попала в руки англичан; именно он находился при Мари, когда стало известно, что на остров проник шпион, дабы сообщать врагам необходимые сведения.
Вот почему они внимательно прислушивались к словам Байярделя.
Босолей, Виньон, Сигали даже подошли поближе к кружку капитана, когда тот прощался. Великан не успел еще посмотреть в сторону двери, как Босолей, переглянувшись с приятелями, изрек:
– Господин майор! Мы с друзьями слышали, хотя это произошло помимо нашей воли, о чем вы говорили с нашими добрыми и уважаемыми отцами Боненом и Шевийяром…
Взгляды всех присутствовавших обратились в его сторону.
– Мы бы очень хотели получить уверенность на будущее – полагаю, что выражаю здесь мысль большинства колонистов Мартиники, – так вот, мы бы хотели иметь уверенность в том, что ни один пират, как и ни один дикарь не подойдет отныне к берегам острова без нашего на то желания!
Отец Шевийяр, сидевший рядом с главой иезуитов, встал, обращаясь к колонисту.
– Сын мой! – слащаво заговорил он. – Следует различать пиратов и флибустьеров. Как, впрочем, и среди дикарей бывают люди разные.
Недалеко от обоих собеседников раздался чей-то голос. Он принадлежал колонисту Пленвилю дю Карбе.
– Что тут рассуждать? – возмутился он. – С тех пор, отец мой, как жизнь наших близких под угрозой, да и наше состояние, плод нашего тяжелейшего труда, может по вине некоторых нечестивцев пойти прахом, стоит ли делать различие между мошенником, который грабит, насилует и убивает, и бандитом, который убивает, не щадит наших жен и дочерей и лишает нас нажитого? Есть ли на земле хоть один убийца, которого не осуждают небеса? Послушать вас, так, пожалуй, поверишь в это!
– Сын мой! – отвечал отец Шевийяр все так же мягко. – Существуют пираты, что совершают все преступления, о которых вы говорите, но есть и французские флибустьеры, кому мы обязаны – повторюсь вслед за капитаном Байярделем – не только нашей свободой, но и жизнью ваших жен, колонисты! Когда я говорю это, у меня из головы не выходит имя капитана Лефора!
Он помолчал, выжидая, пока стихнет поднявшийся ропот, и продолжал, но уже строже, чеканя каждое слово:
– Можно не любить Лефора, можно называть его морским разбойником! Я даже допускаю, что на его совести немало грехов, может быть, смертных грехов! Тем не менее, господа, не забывайте, что этот человек с горсткой своих людей вырвал нас из когтей дикарей! Как верно сказал капитан Байярдель, он сделал это, как нарочно, именно в ту минуту, когда английская эскадра, уверявшая, что идет к нам на помощь, отступила под угрозой его пушек!
Голос монаха зазвучал громче. Святой отец обращался теперь не только к членам своего кружка, но ко всем, присутствовавшим в гостиной. Его голос звенел, словно под сводами его церкви, все набирая силу; у слушателей захватило дух. Все замерли.
– Кроме того, – продолжал монах, – я сказал, что и среди дикарей встречаются люди разные.
Наша вера учит прощать. Сегодня я собственными глазами видел пятьдесят дикарей с Карибских островов на похоронах человека, умевшего их понимать и обращавшегося с ними человечно ради того, чтобы не повторилась резня, свидетелями которой мы были. Разве вы считали дикарями людей, что пришли бросить горсть земли на гроб, который мы предавали могиле с глубочайшим почтением к покоящемуся в нем человеку? Дети мои, взвешивайте свои слова! Я должен вас предостеречь против злобы, клеветы, злых умыслов, жертвами которых мы рискуем пасть на этом острове после смерти его повелителя, вечная ему память! Вы говорите: кое-кто заинтересован в том, чтобы посеять раздор в наши ряды! Давайте же сплотимся вокруг будущего преемника генерала Дюпарке, кто бы он ни был, раз на него укажет Высший Совет, ведь членов этого Совета назначил сам ушедший от нас дорогой наш генерал…
Полагая, что сказал достаточно, отец Шевийяр приготовился сесть. Он, очевидно, считал, что спор исчерпан и теперь все вернутся к более или менее частным разговорам.
Капитан Байярдель, поглядывавший прежде на дверь, услыхав взволнованную речь в свою поддержку, а также в защиту Лефора, внезапно остановился и ждал, чем кончится обсуждение. Теперь он тоже счел инцидент исчерпанным.
Велико же было его изумление, когда он услышал, как колонист Пленвиль воскликнул:
– Отец мой! Прошу прощения, но я не могу оставить без ответа изложенные вами доводы. Существуют дикари, которых мы можем допустить в свои ряды, например, те, которые спустились нынче со своих холмов, чтобы отдать последний долг нашему уважаемому генералу. Но есть еще между Бас-Пуантом и Кюль-ле-Саком англичане, решившиеся добраться до наших хижин и перерезать наших близких, – вы это знаете лучше, чем кто-либо еще! Что до меня, даю слово, буду их уничтожать до последнего человека и без малейшего угрызения совести!
Одобрительный гул почти заглушил его голос. Однако колонист продолжал:
– А что касается капитана Лефора, вам известно, что это бандит. По существу, он дезертир, которому генерал спас жизнь. Потом стал убийцей, который заманил в ловушку около двадцати лучших колонистов острова. Не успокоившись на достигнутом, он приложил все усилия, чтобы были приговорены к смерти многие из наших, замешанные, по его словам, в заговоре. Мне известно, что генерал помиловал этих людей, но к Лефору это помилование отношения не имеет!.. Надо ли напоминать, что он продался командору де Пуэнси, подставив прежде всего губернатора Ноэля Патрокла де Туази? И что с того дня этот негодяй вооружен? Что в его распоряжении корабль, вооруженный самим Пуэнси?
Такого капитан Байярдель вынести был не в силах. Быстрее молнии он выхватил из ножен длинную шпагу и громовым голосом взревел:
– Смерть наглецу, с чьих уст сорвались эти лживые слова!
Эфесом он отстранил капитана Лагарена и Летибудуа де Лавале, двинувшихся к нему, чтобы его задержать. На фоне ярких камзолов голубоватая сталь сверкала молнией.
Капитан Байярдель был не из тех, кто способен на предательство. Очутившись перед колонистом Пленвилем, он прокричал все так же угрожающе:
– Дайте этому человеку оружие! Пусть кто-нибудь даст ему шпагу, и я засуну обратно ему в глотку все те глупости, которые достигли вашего слуха.
Пленвиль сильно побледнел, отступил назад и стал искать дверь. Он знал понаслышке, что капитан умелый фехтовальщик, и был вовсе не склонен к сопротивлению, хотя только что грозил перебить население чуть ли не всех Карибских островов.
– Шпагу! Шпагу этому слепцу! – не унимался Байярдель и, кося налитым кровью глазом, искал оружие, которое мог бы сорвать с пояса у кого-нибудь из присутствующих, чтобы бросить к ногам обидчика.
В гневном ослеплении, взбешенный, он, забывшись, кинулся за шпагой к майору Мерри Рулзу. Трудно было поверить, что такой великан способен на проворство, однако он одним прыжком легко преодолел разделявшее их с майором расстояние и уже был готов вцепиться в рукоять его шпаги, как вдруг с верхней ступени лестницы послышался спокойный голос, холодный и властный; сразу становилось понятно, что его владелец прекрасно умеет справляться со своими чувствами.
