Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник) - Купер Джеймс Фенимор (читать книги без TXT) 📗

Заметив, что приятели с безмолвным вниманием следили за всеми ее движениями, молодая девушка сделала усилие, чтобы приподнять крышку, но безо всякого успеха: крышка не приподнялась ни на волос.

– Я не могу, Бампо, приподнять крышку, – сказала она. – Не лучше ли нам совсем отказаться от этого намерения и поискать других средств для освобождения наших пленников?

– Нет, Джудит, нечего об этом и думать. Если не дать хорошего выкупа, пленники останутся навсегда во власти наших врагов. Крышку вы не можете открыть, разумеется, потому только, что она слишком тяжела для вас.

Сказав это, Зверобой сам принялся за дело, и через минуту крышка уступила его усилиям. Джудит задрожала, когда бросила первый взгляд на содержимое сундука. Мало-помалу она успокоилась.

– Вот все богатство перед нашими глазами, – сказал Бампо. – Мы должны теперь осторожно перебирать и пересматривать каждую вещь, а это отнимет довольно много времени. Змей, потрудись принести скамейки, а я пока выложу на пол это полотно.

Делавар повиновался. Зверобой учтиво пододвинул табурет Джудит, сам уселся на другом и начал приподнимать холщовую покрышку. Он действовал решительно, но осторожно, боясь, что внутри хранятся какие-нибудь бьющиеся предметы.

Когда убрали холстину, то прежде всего бросились в глаза различные принадлежности мужского костюма. Все они были сшиты из тонкого сукна и по моде того времени, отличались яркими цветами и богатыми украшениями. Мужчин особенно поразил малиновый кафтан, петли его были обшиты золотым позументом. Это, однако, был не военный мундир, а гражданское платье, принадлежавшее эпохе, когда общественное положение больше, чем в наши дни, сказывалось на одежде. Несмотря на привычку к самообладанию, Чингачгук не мог удержаться от возгласа восхищения, когда Зверобой развернул кафтан. Роскошь этого наряда несказанно поразила индейца. Зверобой быстро обернулся и с некоторым неудовольствием поглядел на друга, выказавшего такой признак слабости. Затем, по своему обыкновению, задумчиво пробормотал себе под нос:

– Индеец всегда индеец, будь он даже проницателен, как Змей. Всякая блестящая безделушка его отуманит и выведет из себя. Впрочем, кафтан на самом деле удивительный и, должно быть, очень дорогой. Ну, Джудит, если это платье было в свое время сделано для вашего батюшки, я не удивляюсь вашей чрезмерной склонности к нарядам.

– Нет, нет, – отвечала с живостью молодая девушка. – Мой отец никогда не носил этого платья, оно слишком длинно и, очевидно, сшито не для него.

– Пожалуй, и так. Вот что Чингачгук: кафтан как раз приходится на твой рост: примерь его, если хочешь, а мы полюбуемся на тебя.

Чингачгук безо всяких отговорок согласился и, сбросив старую истасканную куртку старика Хаттера, немедленно украсил свою особу щегольским платьем знатного сановника. Восторг индейца был неподдельный: он раз двадцать смотрел на себя в маленькое зеркало, употреблявшееся Хаттером для бритья, и жалел от души, что Уа-та-Уа не могла видеть его в эту минуту.

– Довольно, Змей! Сними! Пощеголял, и будет с тебя, – сказал невозмутимый Бампо. – Эти платья не для нашего брата. Нет для тебя наряда приличнее соколиных перьев, байковых одеял и вампума [100], точно так же, как моим обыкновенным нарядом должны быть звериные шкуры, кожаные чулки и крепкие мокасины. Да, Джудит, и мокасины: хотя я белый человек, но должен в некоторых случаях для своего удобства подражать краснокожим. Без мокасинов было бы слишком неловко бродить по этим лесам.

– Я не понимаю, Зверобой, – возразила Джудит, – отчего же не всякому идет малиновое платье? Признаюсь, мне бы очень хотелось посмотреть на вас в этом щегольском кафтане.

– Мне надеть щегольской кафтан знатного вельможи! С чего вы это взяли, Джудит? Я еще, кажется, не сошел с ума. Простой охотник американских лесов, я очень хорошо понимаю, что идет мне, а что нет.

Соблазнительное одеяние, которое, разумеется, никогда не предназначалось для Хаттера, отложили в сторону, и осмотр продолжался. Вскоре из сундука извлекли все мужские костюмы, по качеству они ничем не уступали кафтану. Затем появились женские платья, и прежде всего великолепное платье из парчи, немного испортившееся от небрежного хранения. При виде его из уст Джудит невольно вырвалось восторженное восклицание. Девушка очень увлекалась нарядами, и ей никогда не приходилось видеть таких дорогих и ярких материй даже на женах офицеров и других дамах, живших за стенами форта. Ее охватил почти детский восторг, и она решила тотчас же примерить туалет, столь мало подходивший ее привычкам и образу жизни. Она убежала к себе в комнату и там, проворно скинув свое чистенькое холстинное платьице, облеклась в ярко окрашенную парчу. Наряд этот пришелся ей как раз впору. Когда она вернулась, Зверобой и Чингачгук, которые коротали без нее время, рассматривая мужскую одежду, вскочили в изумлении и в один голос так восторженно вскрикнули, что глаза Джудит заблестели, а щеки покрылись румянцем торжества. Однако, притворившись, будто она не замечает произведенного ею смятения, девушка снова села с величавой осанкой королевы и выразила желание продолжать осмотр сундука.

– Ступайте к мингам так, как вы есть, – сказал Бампо, – назовитесь королевой, бросьте на них величественный взор, и старик Хаттер немедленно получит свободу вместе со своими товарищами по плену.

– Я никогда не думала, что вы способны к лести, – возразила молодая девушка, очень довольная искренним комплиментом. – До сих пор я уважала вас, Зверобой, исключительно за вашу любовь к истине.

– И вы можете видеть в моих глазах истину, и только истину, Джудит, ничего больше. Видел я красавиц на своем веку белых и красных, видел их издалека и вблизи, но ни одна из них не может выдержать ни малейшего сравнения с тем, чем вы кажетесь в эту минуту, – ни одна, и никогда!

Зверобой не преувеличивал. В самом деле, никогда Джудит со своими влажными глазами, полными чувственности и томной неги, не была так очаровательна, как при этих словах молодого человека. Счастливая минута! Еще раз он пристально взглянул на восторженную красавицу, покачал головой и молча продолжил свои исследования.

Они нашли потом несколько добавочных принадлежностей женского туалета, таких же изящных и богатых, как парчовое платье. Все это было положено к ногам Джудит, как будто обладание ими принадлежало ей по праву. Молодая девушка примерила еще два-три платья, между прочими драгоценностями она надела и кружева, дополнившие в совершенстве ее удивительный костюм. Пересмотрев мужские и женские уборы, они нашли другое полотно, покрывавшее остальные вещи сундука. На минуту Зверобой остановился, погруженный в раздумье.

– У всякого, я полагаю, есть свои тайны, – сказал он, – и каждый имеет право беречь их сколько ему угодно. Мы уже отыскали в этом сундуке достаточно вещей, годных для удовлетворения наших нужд: не лучше ли нам остановиться на этом, не развертывая другого покрывала?

– Неужели, Зверобой, вы хотите предложить эти платья ирокезам в обмен за наших пленников? – с живостью спросила Джудит.

– Разумеется! Зачем же иначе мы рылись в чужом сундуке? Этот богатый кафтан, безо всякого сомнения, соблазнит главного ирокезского вождя, и будь у него жена или дочка охотницей до нарядов, это пышное платье удовлетворит самым изысканным требованиям отчаянной щеголихи.

– Вы так думаете, Зверобой? – отвечала озадаченная молодая девушка. – Но зачем и к чему такой наряд индейской женщине? Нельзя же ей носить его в дымном вигваме или таскаться по лесам, цепляясь за сучья в густом кустарнике и хворосте.

– Все это правда, Джудит, и вы даже можете сказать, что эти платья никуда не годятся для этого климата. Ваш батюшка, я уверен, не имеет никакой нужды в этих нарядах и, стало быть, нисколько не станет их жалеть, когда ими будет куплена его свобода. Генри Марч пойдет в придачу.

– Но разве Томас Хаттер никого не имеет в своей семье, кому могли бы пригодиться эти наряды? И неужели вам, Зверобой, не было бы приятно взглянуть когда-нибудь, хотя бы шутки ради, на его дочь, одетую в богатое парчовое платье?