Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (читать книги полностью txt) 📗
— Куда ты идешь? — спросил он вслед ее прямой спине.
— Я иду как раз за этим, — Ханеле не оборачивалась, и он услышал усмешку в ее голосе. «Иду учиться, Нахман, как не бояться».
Ханеле провела зиму в горах, в землянке, окунаясь, каждое утро в ледяную воду родника, что бил из-под серых камней. У нее были книги, — по дороге сюда она присматривала за детьми, мыла полы и стирала, — были тетради и карандаши.
Потом она нашла этот лес. Дом был заброшенным, ничейным. Ханеле сама привела его в порядок. Она купила корову и кур, семена, развела огород и даже высадила полоску ржи. В Белостоке, в книжной лавке, она увидела новый том отцовских комментариев к Талмуду. Ханеле вспомнила рукописи, что оставила в Иерусалиме.
— Пусть, — сказала себе Ханеле, идя к синагоге. Она видела отца, и знала, что у нее есть сводные сестры. Она слышала женский плач. Смотря на девушку, — худенькую, маленькую, прижимающую к себе детей, Ханеле тихо сказала: «Ты прости меня, милая. Все у вас будет хорошо, обещаю. Просто надо подождать».
В Белостоке она отправила записку с уезжающими на запад, в Германию, торговцами — одному из тех раввинов, что заказывал у нее амулеты. Ответ не заставил себя ждать. Через год Ханеле, придя в пыльную каморку русского чиновника в Гродно, закрыла за собой дверь. Она положила на стол тяжелый, холщовый мешочек.
Ханеле вышла оттуда с паспортом на имя мещанки Гродненской губернии Ханы Горовиц, вероисповедания иудейского, возраста — двадцати восьми лет, незамужней. Землю ей купить не дали. Однако тот же чиновник, приняв еще один мешочек, взвесив его на руке, выписал ей бумагу о том, что Ханеле арендует мельницу.
— Жидам это разрешено, — он лениво повел рукой. «Там даже стояла какая-то, я слышал. Вся развалилась, наверное».
Ханеле нашла остатки водяной мельницы в гуще бурелома и кустов малины. Все следующее лето, наняв в Белостоке строителей, женщина заново возводила стены и крышу. Жернова задвигались к осеннему урожаю. На мельницу стали ездить крестьяне. Ханеле, стряхивая с ладоней муку, чувствуя, как сладко болит спина, сказала себе: «Вот и все. Ты теперь дома».
Она вынырнула из заводи. Выжав волосы, натянув рубашку, женщина застыла — наверху плыли, перекликались журавли.
Ханеле прислушалась. Улыбнувшись, она побежала к дому. На крохотном дворе царила чистота. Женщина взяла решето с зерном. Бросив его курам, Ханеле села доить корову. «Хлеб надо испечь, — пробормотала она себе под нос. «Пару куриц зарезать, рыбы наловить».
В доме была всего одна комнатка — с низким потолком. У печи был отгорожен закуток. Ханеле, замешивая тесто, отделяя халу, посмотрела на тканые половики, на широкую лавку, где она спала, на задернутый холщовой занавеской шкаф с книгами. Посадив хлеб в печь, Ханеле взяла прислоненное к стене удилище и деревянное ведерко.
Идя к реке, она поняла, что напевает себе под нос. Она помнила эти слова с детства — их пел дедушка. Потом Ханеле слышала их от дяди Аарона — колыбельную для девочки, красивой девочки, что дремала в колыбельке, сладко посапывая, подложив себе ладошку под щеку.
— Так и будет, — уверенно сказала Ханеле. Утроившись на берегу реки, она забросила веревку в заводь.
— Ратуша здесь, конечно, — сказал Наполеон, принимая от хозяина трактира вино, — не сказать, чтобы впечатляла.
Мишель оглянулся, — они сидели на рыночной площади. Теплый ветер гонял по булыжникам какие-то перья. Юноша посмотрел на невидное здание с двумя башенками, под черепичной крышей.
Город был совсем, крохотным. Только дворец магната Браницкого, за кованой решеткой, окруженный ухоженным парком с фонтанами, заставил Наполеона остановить лошадь и усмехнуться: «Вот же эти поляки! Непременно надо построить свой Версаль, пусть и маленький».
— Впрочем, — продолжил император, закурив сигару, — я сам не в столице родился, в отличие от тебя, дорогой мой адъютант, — он подмигнул Мишелю и закрыл глаза.
— Вот же неутомимый, — восторженно подумал Мишель, — всю дорогу только и делал, что подгонял нас. Хватит сидеть, хватит спать, поехали, поехали. И что ему в этом Белостоке надо, — юноша обернулся и увидел Иосифа, что шел к ним.
Наполеон коротко велел: «Пива ему закажи» Подождав, пока юноша уйдет в трактир, император спросил у Иосифа: «Что твои евреи говорят?»
— Вот, — мужчина достал из-за отворота сюртука какую-то бумагу. «Доедете до леса, здесь сорок миль, придется переночевать по дороге…»
Наполеон застонал: «Какие ночевки! Я сюда не спать приехал, Жозеф. Ничего, и в темноте дорогу найду. А потом? — он нетерпеливо выхватил бумагу.
— А потом еще миль тридцать по лесной тропе на северо-восток, — спокойно отозвался Иосиф. «Там мельница, водяная. К ней ездят телеги, путь не заброшен. Компас вам дать?»
— У меня свой, — Наполеон уже поднимался, застегивая сюртук.
— Ждите нас, — велел император, указывая на трактир. Он побежал на задний двор.
Всадник на гнедой лошади пронесся по брусчатке, пыль рассеялась Иосиф, взяв у Мишеля оловянную кружку с пивом, велел: «Садись. Сейчас рыбы закажем, у него свежая есть». Он отпил пиво и поинтересовался: «Ты в карты играешь?»
— Меня папа учил, — растерянно ответил юноша. «А где его…, Где месье Николя?»
— Уехал, — пожал плечами Иосиф, отпивая пиво, глядя на журавлей, что плыли в жарком, полуденном небе. «Пока мы его ждем, заодно и поиграем, лейтенант».
— А долго, — Мишель замялся, — нам ждать придется?
Иосиф поднял бровь и подтолкнул его: «Попроси, чтобы рыбу зажарили. Они по-французски не говорят, а с тобой кое-как объясняются»
Он посмотрел на уже пустынную дорогу и вспомнил веселый голос Наполеона: «Ждите нас».
Иосиф вздохнул. Обрезав перочинным ножом кончик сигары, выпустив дым, он подставил лицо солнцу.
Наполеон шел по лесной дороге, ведя за собой лошадь. Было тихо, наверху, среди ветвей хлопали крыльями птицы. Пахло мхом и свежей водой. Где-то за деревьями журчал ручей. Наполеон остановился и стал рвать цветы.
— Анна, — он закрыл глаза: «Если я Жозефину императрицей сделал, так ее тем более. Анна Бонапарт, — он хмыкнул: «О ребенке Иосифу ничего не говорили. Конечно, заберем его с собой. Мальчик, — Наполеон понял, что не может медлить — ни мгновения больше.
Дом стоял на лужайке, окруженный невысоким частоколом. Он услышал, как шумит вода в мельничном колесе. На высоком дереве, неподалеку, Наполеон увидел большое гнездо аиста. Птица стояла, рассматривая его. Император, отчего-то оробев, замедлил шаг.
Калитка была открыта, во дворе никого не было. Квохтали куры, на крыльце стояло решето с кормом. Он вспомнил свое корсиканское детство и бросил им зерна. Корова медленно жевала сено. Рядом он увидел свободное стойло. Заведя туда лошадь, оглянувшись, взяв деревянное ведро, император пошел к реке.
Он напоил коня. Скинув сюртук, засучив рукава рубашки, он присел на крыльцо, вдыхая теплый, вечерний воздух. «Хорошо как, — подумал Наполеон. Помахав рукой, отогнав зудящих комаров, он услышал сзади нежный голос: «Ты ведь устал».
— Устал, — согласился он. Зашуршал подол. Наполеон, поднявшись, глядя в дымно-серые, обрамленные черными ресницами, глаза, протянул ей ромашки: «Здравствуй, Анна».
Она стояла — высокая, выше его, в крестьянской, холщовой юбке по щиколотку, в изношенных сапожках, в глухой, с высоким воротом и длинными рукавами, блузе.
— Обед готов, — алые губы улыбнулись. Наполеон подумал: «Она все знает. Она меня ждала. Какой я был дурак, что поверил Жозефу. Надо было всю Европу перевернуть, а найти ее».
— Потом, — он внезапно, набравшись смелости, взял ее за руку: «Посиди со мной, пожалуйста. Расскажи мне все».
От нее веяло чистотой и теплом, красивая голова лежала у него на плече. Наполеон, перебирая ее длинные пальцы, целуя их, вздохнул: «Мне очень, очень жаль. Ты ведь хотела его спасти…, А как получилось, что вы оба за борт упали? Ты на руках маленького держала?»
