Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (читать книги полностью txt) 📗
— Ваше превосходительство, — подбежал к нему вестовой, — его величество требует, чтобы вы явились к нему в палатку.
Иосиф отдал Мишелю дымящуюся сигару и широкими шагами пошел к простому, холщовому шатру.
Наполеон был один. Он стоял, расстегивая темно-зеленый мундир, и, завидев Иосифа, чихнул: «По твоей милости, после этого утреннего купания, у меня теперь нос заложен. Даже Александр это заметил, спросил — не болею ли я. Завтра во всех газетах будут мне мыть кости — император умирает, не оставив наследника, — он коротко усмехнулся. Иосиф начал: «Ваше величество…»
Наполеон поднял руку: «Единственная возможность мне тебя не расстреливать, Жозеф — это не задавать вопросы». Он подошел к походному столику. Иосиф подумал: «Десять лет прошло с Арколе, а ничего не меняется. Этот столик я еще с Италии помню. И койка у него та же».
Наполеон открыл шкатулку для сигар и выбрал одну: «Два вопроса я все же задам. Она выживет?»
Иосиф долго молчал, а потом, угрюмо, ответил: «Я сделал все, что мог. Но она пока не в силах стоять, и тем более, ходить. Она может навсегда остаться парализованной. Так что вам придется привязать ее к носилкам, чтобы расстрелять».
— Большего дурака свет не знал еще, — буркнул Наполеон, раскуривая сигару. Он помолчал, выпуская дым: «Это я о тебе. Сделаем так, — он прошелся по комнате, — кроме меня, там, — император махнул рукой в сторону реки, — в шатре, ее никто не видел. Гренадеры ошиблись, — он пощелкал пальцами, — бывает. Под огонь попала несчастная женщина, рыбачка. Там и лодка какая-то болталась. Как только ей станет легче, отвезешь ее в Амстердам, а там уже… — Наполеон не закончил. Иосиф, потрясенно, пробормотал: «Ваше величество…»
— Я же говорил, с женщинами я не воюю, — Наполеон прислонился к холсту, скрестив руки на груди, дымя сигарой. «А теперь, Жозеф, второй вопрос, и не лги мне — ты знал обо всем этом?»
— Нет, — честно сказал Иосиф. «Я ничего не знал, ваше величество».
— Я тебе верю, — Наполеон помолчал, и остро блеснув синими глазами, подошел к Иосифу. Император поднял голову: «Кто с ней был? — требовательно спросил Наполеон. «Человек, которого застрелили, на реке — кто это?».
— Тоже — не знаю, — хмуро ответил Иосиф и вздохнул про себя: «Это мог быть и не Джон. А если…Трое детей у него, Джо брата потеряет. Даже думать об этом не хочу».
— Мы подписали договор, — сказал Наполеон. «Англия теперь в полной блокаде». Он потушил сигару: «Лечи эту англичанку, все равно Европа скоро будет моей. Король Георг сам ко мне на коленях приползет. Я хочу, чтобы ты просмотрел вот это, — он взял папку с походного стола, — донесения наших людей из Санкт-Петербурга и Вены, касательно здоровья подходящих мне принцесс. Напиши свое заключение, — синие глаза императора погрустнели. Иосиф, принимая бумаги, кивнул: «Хорошо. Ваше величество, я…»
— Иди уже, — Наполеон чуть улыбнулся. «Иди, у тебя раненый на руках. И знай — если еще раз такое повторится, я уже не буду столь склонен тебе верить, Жозеф».
— Не повторится, — Иосиф по-военному четко повернулся. Наклонив голову, — палатка была низкой, — он вышел.
— Не повторится, — хмыкнул Наполеон, глядя вслед его широкой, мощной спине. Он сел на койку и закрыл глаза: «Нет ничего проще, чем расстрелять человека. Его, эту англичанку, заодно и Мишеля — вдруг он русский шпион. Фуше бы так и сделал, а Талейран, если бы узнал о сегодняшнем — обозвал бы меня дураком. Ничего, — император весело рассмеялся, — лучше уж я буду дураком, чем мерзавцем».
Он взял походную, оловянную чернильницу. Устроившись у стола, разгладив лист бумаги, император увидел перед собой дымно-серые глаза. «Иосиф поедет в Амстердам, — сказал себе Наполеон, — и передаст мои письма, их, еврейскими путями. Почему-то так всегда быстрее получается, — он окунул перо в чернильницу. Он всегда писал ей длинные письма — как будто бы говорил с ней, как будто они сидели у камина, за ставнями выл зимний ветер, на много миль вокруг лежал снег. У них в комнате было тепло, и на ковре играл ребенок — девочка, черноволосая, сероглазая, так похожая на мать.
— Милая моя Анна, любовь моя! — начал он. «Сначала опишу тебе Неман. Река здесь, у Тильзита, очень широкая, вокруг лежит равнина…»
В изящной гостиной было тепло, даже жарко, трещали дрова в камине. Темноволосый, синеглазый мальчик радостно сказал: «Елочка!»
— Да, милый мой, — Мэри посадила сына на колени. «Скоро Рождество, видишь, какая она у нас красивая».
— Тележка, — Майкл повертел деревянную, искусно вырезанную игрушку. «Как у папы тележка. Хочу кататься!»
— Летом покатаемся, старина, — Майкл потянулся. Отложив бумаги, поднявшись, он поцеловал Мэри в кудрявый затылок. «Мама поедет на континент, а мы с тобой сначала в Уэльс отправимся, там будем кататься. А потом в Лидс, к тете Рэйчел и дяде Пьетро».
— Там много детей, — восторженно сказал Майкл. «Это все их дети, да?»
— Да, — Мэри улыбнулась и почувствовала, как муж обнимает ее за плечи. «Жарко, как жарко, — прошептала она. «Господи, да почему я вся горю».
— Тихо, тихо, — услышала женщина знакомый голос. «Выпей».
Она ощутила на языке кислый вкус воды с лимоном. Жадно проглотив ее, Мэри с усилием открыла глаза. «Дядя Иосиф, — поняла она. «Господи, да что случилось…, Где Джон, где…».
Иосиф сидел на походном, холщовом табурете рядом с ее койкой. У него было усталое лицо. Мэри внезапно подумала: «Ему ведь шестой десяток. Вот сейчас видно, что он пожилой человек».
Он потер обросший темной щетиной подбородок. В палатке было пусто, сквозь полотнища виднелся золотистый свет заката. «Тебя ранили, — наконец, сказал Иосиф. «Я сделал операцию, сейчас у тебя жар. Это не страшно, он спадет».
Мэри ощутила тупую боль в пояснице. «Как только окрепнешь, — продолжил Иосиф, — я тебя отвезу в Амстердам, а там уже… — он не закончил. Мэри спросила: «Он меня узнал?»
Иосиф только кивнул. Она все молчала, а потом шепнула: «Дядя Иосиф, а где…»
Он покачал головой и взял ее руку: «Мне очень жаль, Мэри. В вас обоих стреляли. Его тело, скорее всего, мы уже не найдем — река тут глубокая, течение быстрое. Мне очень жаль. Попробуй, — велел Иосиф, — сжать мне ладонь».
Она подчинилась, моргая глазами, чтобы скрыть слезы. «Трое детей у него, — подумала Мэри, — трое…, Трое сирот. И Джо, Элиза…»
— Хорошо, — Иосиф улыбнулся и откинул грубое одеяло. Он взял маленькую ступню и попросил: «Пошевели пальцами».
В палатке наступило молчание. Мэри спрятала лицо в подушке и помотала головой: «Не могу. Не получается, дядя Иосиф. Это теперь… — она подышала, — навсегда?»
— Посмотрим, — только и сказал он и погладил ее по голове: «Я все еще генерал, хоть и вражеской тебе армии, поэтому слушай распоряжение — ты сейчас будешь отдыхать и поправляться. А остальное, — Иосиф повел рукой, — это потом. Спи, — он подоткнул вокруг нее простыню.
— Я поправлюсь, — твердо сказала себе Мэри. «Обязательно. Поправлюсь и вернусь домой. К Майклу и Бену. Я не могу их бросать, они меня ждут».
Она заснула и не услышала, как Мишель, осторожно войдя в палатку, поставил на табурет глиняный кувшин с полевыми цветами. Юноша постоял, глядя на нее. Прошептав что-то, перекрестив женщину он так же неслышно вышел. Снаружи уже был слышен голос Наполеона: «Господа, у нас завтра совместный смотр войск, я не хочу, чтобы вы ударили лицом в грязь».
— Мир, — подумал Мишель, обернувшись. «Господи, не могу поверить, и в самом деле мир. Пусть никто, никто больше не умирает». Он положил руку на шпагу и пошел становиться в строй.
Эпилог
Харперс-Ферри, Виргиния, лето 1807 года
На деревянном, шатком мосту было тихо, внизу шумела река. Марта взглянула на мэрилендский берег — там светились редкие огоньки ферм. Девушка облегченно подумала: «Совсем немного осталось. Пройдем через Мэриленд, а там уже Пенсильвания, свободный штат. Четыре станции, и мы в безопасности».
