Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (читать книги полностью txt) 📗
В крохотной комнате, где на лавке лежало ее темное, бесформенное платье, в плетеной корзинке спали двойняшки. «Пять лет Саре, — глотая слезы, одеваясь, подумала Малка, — а он ее уже бьет. И Ривку бьет.…Девочки, бедные мои девочки…». Много раз, на кухне, ее рука тянулась к ножу. Разделывая курицу, она представляла себе, как ночью, в темноте, достает нож из-под своей кровати и вонзает в нависшее над ней лицо, как течет кровь по рыжей бороде.
Двойняшки заворочались. Малка, торопливо прикрывшись шалью, стала их кормить. Девочки были маленькие, хрупкие. Она, глядя на свою, едва видную грудь, почувствовала, как закружилась у нее голова. Они довольствовались объедками — тем, что оставалось после многолюдных праздничных трапез, когда за большим столом в гостиной усаживалось двадцать человек, и она, выбиваясь из сил, носила туда тяжелые, серебряные блюда с мясом. Потом, на кухне, они с девочками, молча, торопливо ели. Малка, дрожала, слыша, как там, за дверью, поют молитву. Она накладывала девочкам больше, глядя на их худенькие ручки, на испуганные, блестящие глаза.
Его хвалили там, в гостиной, — за праведность, за то, что кормит бедняков и платит за обучение детей. Он заседал в суде, издавал книги. Откинувшись в своем большом, удобном кресле, улыбаясь, рав Судаков говорил: «Каждый должен быть строг в соблюдении заповедей, и начинать надо со своей собственной семьи. Все наши беды, несчастья — все из-за того, что мы не следим за скромностью». Он поднимал белый, холеный палец: «Надо устраивать проверки, заходить к людям в дома. Надо увещевать грешников, тех, кто своим поведением ставит под опасность общину. И выгонять, — он качал головой, — безжалостно выгонять, тех, кто упорствует в своем грехе».
— Как папу, — горько думала Малка. Потом они опять пели, парадная дверь хлопала, они уходили в ешиву. Малка убирала со стола, замачивала грязные скатерти, носила воду из колодца, мыла посуду, укладывала девочек спать, и просила — тихо: «Господи, пожалуйста, дай мне отдохнуть сегодня. Хотя бы один день. Пусть он вернется поздно, после полуночи. Пусть он забудет обо мне».
Она не могла лечь спать — когда муж приходил из ешивы, все должно было быть уже убрано. Она приносила ему серебряный стакан с чаем. Опустив укрытую платком голову, Малка ждала, пока он, отставив его, не кивнет коротко в сторону лестницы, что вела в спальни.
Ночью кто-то из девочек непременно просыпался, звал ее. Малка, наскоро одевшись, шла в их комнату, и укачивала плачущую дочь. Голова кружилась, хотелось спать. Она, шепча что-то ласковое, вдыхая сладкий, детский запах, и сама потихоньку успокаивалась. Старшие девочки не плакали. Они уже знали, что нельзя беспокоить отца, нельзя говорить с ним, пока он первый не заговорит.
Малка поменяла девочкам пеленки. Уложив их в корзинку, сунув ноги в грубые, растоптанные туфли, женщина вздохнула: «Он и не говорит с ними. Даже имена путает. Господи, Сара там за всеми присматривает. Четыре малышки у нее на руках, только бы не нашалили».
Девочки не шалили. Они были тихие, серьезные, в темных, глухих платьях, бледненькие. Малка знала — мужа хвалят за хорошее воспитание детей. Он запрещал им одним ходить по улице. Малка, поднявшись наверх, — миква была в подвале, — увидела его. Муж стоял, заложив руки за спину, высокий, в собольей шапке, рыжая борода светилась под бледными лучами луны. Серые глаза блестели холодом.
Он кивнул в сторону дома. Малка, неся корзину, пошла за ним. «Господи, — думала она, опустив голову, глядя на мирно спящих дочек, — я папу шесть лет не видела. Папу, Батшеву…, Как они там? Как Рахели?»
Она взглянула на широкую спину мужа и боязливо подумала: «Записку бы передать…, Если бы Элишева в микву ходила…, Но ведь он велел ее туда не пускать. Она, наверное, где-то в ручье окунается. А если через Исаака? Он ведь ровесник Саре, пять лет ему. Но ведь он и девочкам одним запрещает гулять…»
Муж, не оборачиваясь, открыл калитку их дома. Малка заторопилась следом. Она посмотрела на окна кухни и успокоено подумала: «Кажется, все в порядке».
Она услышала плач из распахнутой, парадной двери и умоляющий голос старшей дочери: «Папа, пожалуйста, не надо! Не бей Дину! Мы все вычистим, все уберем…»
Малка увидела, как белокурая Дина, — ей было полтора годика, — рыдая, прячется в углу передней. Девочки тоже плакали. На венецианской плитке в прихожей расплывалось пятно, пахло мочой. Сара, завидев мать, всхлипнула: «Мы не уследили, мы сейчас, сейчас…»
Муж занес руку над ребенком. Малка, сунув корзину с двойняшками старшей дочери, подхватила Дину и закрыла ее своим телом. Двойняшки проснулись и заплакали. «Пять месяцев он меня не трогал, — еще успела подумать Малка, а потом он ударил ее по спине, девочки побежали на кухню. Малка, глотая слезы, только и могла, что просить: «Пожалуйста, не надо…, Дитя еще маленькое, я все уберу, все…».
— Не уберешь к моему возвращению — коротко сказал муж, повернув ее к себе, хлестнув по щеке, — пожалеешь.
Дверь за ним захлопнулась. Дина цеплялась, всхлипывая, за ее платье, и Малка, укачивая ее, зашептала: «Не надо, не надо, милая…, Все хорошо, все хорошо…»
В спальне у девочек, сидя на кровати старшей дочери, рассказывая ей что-то из Торы, — младшие уже дремали, — Малка почувствовала слезы на своей руке. Сара прижалась к ней: «Папа сказал, если ты умрешь, мамочка, я буду ему, как жена. Мамочка, не умирай! — дочь неслышно разрыдалась. Малка, гладя ее по голове, целуя, внезапно похолодев, ответила: «Что ты, милая, не умру».
— Мне нельзя умирать, — обреченно думала она, развешивая во дворе выстиранную одежду. Небо играло странным, холодным, голубоватым светом. Малка, на мгновение, остановилась: «Господи, дай ты мне сил. Пожалуйста, ради девочек. Не сбежать, никуда не сбежать… — она посмотрела на высокую, в три человеческих роста, каменную ограду.
Калитка заскрипела и он велел: «Чаю мне подай». Малка только опустила голову и кивнула. В спальне, она лежала, подняв рубашку до пояса, раздвинув ноги, слушая скрип кровати. Она всегда закрывала глаза — с того, самого первого раза, с брачной ночи, когда она, почувствовав боль, вскрикнула. Подняв веки, Малка тогда затряслась. «Мне привиделось, — твердо сказала себе Малка. «Не бывает такого. Это все из-за страха, потому что я волновалась. Не бывает такого».
Однако глаз она с тех пор не открывала — все шесть лет. Малка почувствовала, как муж тяжело задышал, и грустно попросила: «Господи, пожалуйста, не надо». Муж встал. Вымыв руки, пробормотав благословение, он ушел на свою кровать.
Малка услышала, как в соседней комнате заплакали двойняшки. Выбежав в коридор, она шмыгнула к ним. Она кормила девочек, сидя на узкой кровати. Подмывшись, устроив их рядом, Малка тихо, кусая губы, заплакала. Она так и заснула — обнимая дочерей, вздрагивая, свернувшись в клубочек.
Высокий, крепкий рыжеволосый мальчик с маленьким молитвенником в руках, отошел от Стены и обернулся — едва рассвело, воздух еще не был жарким, крохотная, выложенная камнем площадь, была пуста. «Хоть не шепчутся за спиной, — подумал Исаак. «Правильно дедушка Аарон сказал — будем молиться рано утром, и поздно вечером. А днем он на работе молится, а я дома. И папа так же делает».
Он подождал, пока Аарон подойдет к нему. Посмотрев на темную, сильно побитую сединой бороду мужчины, на добрые, в мелких морщинках глаза, Исаак взял его за крепкую руку. «Дедушка Аарон, — попросил мальчик, — а расскажите, как вы в лесу жили. Пока мы домой идем».
Исаак никогда не уставал от этих рассказов. Он слушал тихий, ласковый голос Аарона, играя с искусно вырезанными, деревянными фигурками зверей — там были змеи, крокодилы, леопарды, попугаи. Бабушка Лея вздыхала: «Они ведь не кошерные, Моше, как ты ребенку разрешаешь на такое смотреть». Отец только смеялся. Закинув сильные руки за голову, он потягивался: «Мама, он каждый день верблюдов на улице видит. Не ходить же ему с закрытыми глазами».
Исаак все равно любил бабушку. Она всегда пекла ему печенье. По ночам, когда мама уходила принимать роды, бабушка пела ему, еще маленькому, колыбельные. Еще у него был дед — он запретил всем с ними разговаривать, он жил на площади у ешивы в трехэтажном, богатом доме. Его звали рав Судаков. Исаак знал, что у деда есть дочки. Однажды мальчик, озираясь, залез по деревянной лестнице на ограду дома, и увидел, как стайка маленьких, в темных платьях девочек, тихо играет на вычищенном, выметенном, без единой травинки дворе. Их мать была дочерью дедушки Аарона. Худенькая, бледная женщина стирала в медном тазу.
