Войку, сын Тудора - Коган Анатолий Шнеерович (книги бесплатно читать без TXT) 📗
Обоих забияк, не на шутку схватившихся за оружие, почти силой усадили на место, заставили выпить по-братски. Но споры долго еще не утихали. Лишь тараф звучал согласно да покачивали боками, скользя меж столом и лавками, дебелые рабыни Ионашку.
Ионашку Карабэц более не усмехался. Ионашку с каменным лицом смотрел на своих именитых гостей. И с этими ему предстоит всю жизнь быть в товарищах, в союзниках, в побратимах! Сытые, злобные, жадные, глупые, разве они когда-нибудь поймут гордые замыслы боярина Карабэца? Разве смогут уразуметь, почему он пошел — и ведет их с собой — на договор с диаволом, сиречь — с Мухаммедом, ради чего готов поддержать на княжьем столе Молдовы еще не посаженную султаном куклу — мнимого сына господаря Петра? Разве эти поймут когда-нибудь главное — что боярин Карабэц, давно почуяв, какую силу до сих пор сдерживали в нем не столь уж высокое рождение, тесные границы его владений и прав, еще более утесненных Штефаном, — разве они одобрят проснувшиеся в нем высшие устремления: к власти, к участию в кровавой и пьянящей игре венценосцев и держав, к божьему помазанию и княжеской короне. Как глупо поступил он год тому назад, пропустив в Семиградье сына Боура-капитана, этого опального беглого сотника, не ведая, какое сокровище везет с собой волчонок Войку! Теперь Ионашку знал, что сам Цепеш, венчанный князь, хоть и без земли, едва не расстался с жизнью, пытаясь отбить у щенка красотку, чье имя могло украсить сиянием тысячелетнего царства любой, даже королевский род. Дочь Палеологов Ионашку тогда упустил, как, впрочем, не добыл ее и Цепеш. Но в Хотине, вместе со всем своим выводком, воевода прячет еще одну ягодку благородных кровей, родную дочь Раду Красивого, прослывшую уже прекраснейшей даже в этом роду красавцев. Прячет для себя — он, погубивший ее отца!
Да не спрячет от него, Ионашку, если все пойдет по его задумкам, как и должно пойти.
29
Да, союзники у него, если к ним присмотреться, подобрались не из лучших. Понять Карабэца им не по разуму. Но это и хорошо. Пусть они только поддерживают Ионашку, помогая ему своими связями, богатством, хитростью, коварством, своими собственными стягами. Пусть подпирают его замыслы неистребимой ненавистью к князю Штефану, к простым людям своей земли, своей немешской спесью.
— Ваши милости! — подал громовой голос хозяин усадьбы. — Сегодня вы говорили мудрые речи. Говорили разное, но правы были все. Верно сказано: воевода разбит. Но верно и то, что разбит он не до конца, что собирает наново войско и уже наносит удары. Большой Турок — так зовут его друзья наши, ляхи — одолел Штефана в бою. Но армия осман топчется у стен Сучавы, терпя урон и голод, в ней начинается мор. Есть и иная сторона дела: малый князь Штефан с малым войском — более сорока тысяч в нем никогда не было — ныне один пред лицом бесерменского царства, где стоит наготове еще не одно великое войско; христианские властители оставили его в одиночестве, словно сироту. Но вот приходит весть, увы, достойная веры: за Ойтузом в Семиградье готовы полки, собранные велением круля Матьяша, забывшего Байю и свой позор; их собрался вести в помощь Штефану знающий ратное дело воевода Баторий. Ко всему — болезнь султана: он то недужен, то здоров. Победа и счастье колышатся на весах судьбы, — поднял руку Ионашку, не забывший уроки риторики, полученные в Кракове, — победа и счастье еще не решились, на чью сторону встать. Как же быть нам и вам в таком положении дел? Ведь надо и нам решаться!
— Чего рам решаться, — громко рыгнул Пырвул, — путь у нас теперь один. Мы решились еще там, перед Белой долиной.
— Верно сказано, пане Илья. А потому, бояре ваши милости, бью челом: послушайте еще двоих гостей, без вести прибывших ко мне сегодня. Мнится мне, голос сих мужей прозвучит с немалой пользой перед тем, как будет кончен наш совет и прозвучат последние слова.
Карабэц степенно поднялся по лестнице в дом и вернулся, ведя под руки двоих незнакомцев в дорожном платье. Приблизившись с ними к столу, он собственноручно наполнил вином две большие чаши и вручил их новым гостям.
— Бояре ваши милости! Перед вами — высокородный пан Скуртул из Тырговиште, армаш. Пан Скуртул — слуга и друг его высочества князя Басараба, воеводы Земли Мунтянской. А это — его милость пан Папакоригос, драгоман Блистательной Порты.
Отдав дань хозяйскому угощению, пришельцы заговорили. Скуртул повел речь о том, что турок — наибольшая сила в этой части света, да и во всем свете, и если не все еще страны подчинены султану, то только лишь потому, что османы до них не успели дошагать. Что доблесть разумного ныне — склониться перед неизбежностью, а не махать, себе на погибель, бессильным мечом. Мунтения, как и Молдова, — земля малая и убогая, с османами у нее мыслим только мир, сиречь подчинение в достоинстве. Сохранить достоинство и веру, отдавая сильнейшему соседу разумную дань, — свидетельство мудрости и залог спасения для обоих малых княжеств.
— Велико достоинство, — негромко заметил Шлягун, — нападать вместе с турками на христиан, служить османам кровавыми псами!
Скуртул с любопытством взглянул в его сторону, но сделал вид, что ничего не услышал. Мунтянский армаш как ни в чем не бывало продолжал говорить о выгодах, неизменно ожидающих того, кто признает верховную власть турецкого падишаха. О том, что для лучших людей в каждой земле сей монарх — естественный союзник и заступник перед их собственными, малыми тиранами; верховный, суровый судия над князьями, воеводами и господарями, он склоняет милостиво слух к жалобам и просьбам лучшей части народов подвластных ему земель, — бояр, баронов, дворян. К ним султан заботлив и справедлив, словно добрый отец. Для них он — опора, защита от таких князей-извергов, как воевода Штефан, терзающих своих достойнейших подданных, казнящий безвинно, беспрестанно нарушающий их древние вольности и права.
Половина бояр плохо слушала гостя, занятая более питьем и едой, половина — не понимала ладных, отточенных речей армаша: слишком красно говорил для них воспитанник патриаршей школы в Цареграде, мунтянский немеш. Армаш Скуртул, сделав паузу, вопросительно взглянул на хозяина усадьбы. Карабэц подбодрил его скупой улыбкой.
— Ваши высокородные милости, этот кубок я пью за вас, от имени ваших братьев, бояр Мунтянской Земли! — Армаш стоя осушил объемистый сосуд. — От имени этих ваших братьев с любовью говорю: одна у нас вера, созвучна и сходна речь! И путь, стало быть, один. И ныне единый путь сей — услышать голос времени, преломить гордыню, подчиниться разуму, коему не внемлет, не хочет, не может внять воевода ваш нынешний Штефан. Вспомните, ваши милости, каких господарей в годы княжения своего, пользуясь своей силой, приводил в Мунтению Штефан, силой сажал за наш стол. Вспомните Цепелуша, сына Лайоты, Цепеша — во втором княжении, вспомните Лайоту самого, каким он был. С одним наказом ставил их в Мунтении Штефан на воеводство: отложиться от Порты, изгнать из земли нашей турок, биться со всею силой осман. Хотел сотворить из земли нашей щит, за коим в безопасности будет он, с безмерным его упрямством и преступной гордыней. Только иного хотели лучшие люди Мунтении. Вспомните наших князей: либо слушались князья наши доводов своих бояр, давали себя вразумить, либо были изгнаны. В изгнании Цепелуш, сын Лайоты, нахлебник у Матьяша — сам гордый Цепеш. Лайота же князь — в шатрах царя вселенной. Лайота восседает в диване Порты, и сам повелитель мира склоняет слух к разумному слову нашего князя.
Молдавские бояре, однако, все меньше прислушивались к речам новоявленного брата. Грубые руки бояр все чаще проскальзывали под цветастые праздничные фоты служанок и рабынь, лаская и щипая крепкие, смуглые тела.
Потом говорил Папакоригос. Знаток многих языков, хитроумный сын константинопольского фанара объявил хозяину маетка и его гостям, какая им оказана высокая честь: драгоман привез им благоволение и изустное приветствие султана Мухаммеда. Бояре попритихли, в витиеватой речи грека слышались далекие раскаты львиного голоса его повелителя. Папакоригос рассказывал о том, что султан Мухаммед — друг христиан, не позволяет туркам в своем царстве притеснять их, что султан дружит с патриархом, часто навещает его, что среди его ближайших сановных слуг — множество итальянцев, сербов, греков и левантинцев, исповедующих христову веру, и даже один эфиоп, не говоря уже о тех детях христианских племен, которые приняли мусульманство. Гонения на христиан, нередкие при предшественниках Мухаммеда, не повторялись с тех самых пор, когда он взошел на Османов трон. Грек истово призвал бояр последовать примеру мунтянских братьев: схватить бея Штефана и за бороду привести к шатру султана. Самим же без боязни вступать в войско нового князя, сына Петра-воеводы, убитого племянником, и везти в стан осман обозы с хлебом, с припасами для армии, гнать гурты скота, за что великий царь расплатится чистым золотом и щедро их наградит.
