Покинутый (ЛП) - Родионова Ольга (электронная книга TXT) 📗
- Что? Что, черт возьми, происходит?
Парень с жаровней поставил ее и начал вглядываться во мрак.
- Это Грег, — он бросил через плечо. — Но его там больше нет, босс.
Резчик возмутился.
- Что значит «больше нет»? Куда он мог деться?
- Грег! — позвал второй громила. — Грег?
Ответа не было.
- Говорю вам, босс, его там больше нет.
И прямо в этот момент, как будто подчеркивая мысль, из темноты прилетел меч,
проскользив по каменному полу и остановился у ног Резчика.
Лезвие было окровавлено.
- Это меч Грега, — нервно сказал громила. — Его прикончили.
- Кто прикончил Грега? — резко спросил Резчик.
- Я не знаю, но его прикончили.
- Кто бы ты ни был, лучше покажись, — крикнул Резчик.
Его взгляд остановился на Бенджамине, и я смог увидеть, что, поразмыслив, он
пришел к выводу, что они подвергались нападению друзей доктора; что это была
спасательная операция. Оставшийся громила не двигался с места, пытаясь находиться в
свете жаровни, наконечник его меча, вспыхивая в свете огня, дрожал. Чарльз оставался в
тени. Я знал, что это был лишь Чарльз, но для Резчика и его приятеля он был мстящим
демоном, столь же тихим и неотвратимым как сама смерть.
- Вы лучше убирайтесь отсюда, прежде чем я прикончу вашего приятеля, —
проскрипел Резчик. Он придвинулся поближе к Бенджамину, собираясь прижать лезвие к
его горлу, и оказался спиной ко мне. Это был мой шанс, и я тихо начал пробираться из
моего укрытия в его сторону. В этот момент его приятель обернулся и, увидев меня,
закричал:
- Босс, сзади!
Резчик обернулся.
Я прыгнул и в то же самое время достал скрытый клинок. Резчик запаниковал, и я
увидел, что его рука с ножом напряглась, готовая прикончить Бенджамина.
Вытянувшись, мне удалось выбить его руку ударом и отправить его на пол. Но я также
лишился баланса, и у него был шанс достать меч и встретить меня лицом к лицу, меч в
одной руке, пыточный нож в другой.
Через его плечо я видел, что Чарльз не потратил впустую свой шанс, налетел на
охранника, перезвон стали ознаменовал встречу их клинков. Через мгновенье я и Резчик
тоже сражались. Он больше не был ошарашен, но быстро выяснилось, что он не в своей
стихии. Владеть ножом он, возможно, и умел, но он не привык к противникам, которые
сопротивлялись; он был мастером пытки, а не воином. И в то время как его руки быстро
двигались и его лезвия щелкали у меня перед носом, все, что он показал мне, были
уловки, ловкость рук, шаги, которые могли бы испугать человека, привязанного к стулу,
но не меня. Передо мной был садист — и садист напуганный. И если есть вещь более
отвратительная и вызывающая жалость, чем садист, то это — напуганный садист.
У него не было упреждения. Никаких стоек или навыков защиты. Позади него
борьба была закончена: громила опустился на колени со стоном, и Чарльз упершись ногой
в грудь вытянул из нее его меч, позволяя наконец телу упасть на каменный пол.
Резчик это тоже видел, и я дал ему смотреть. Отошел и позволил смотреть, как
умирает его компаньон, его последняя защита. Послышался стук в дверь — охранник
снаружи наконец обнаружил кражу ключей и пробовал войти, но у него не получилось.
Взгляд Резчика метнулся в направлении двери. Спасения не было. Этот напуганный
взгляд вернулся ко мне, и я, усмехнувшись, двинулся на него и начал свою «резку». Я не
находил в ней удовольствия. Я просто дал ему то обращение, которого он заслужил, и
когда он наконец упал на пол с ярко-красной глубокой раной, открывшейся в его горле, с
кровью, льющейся как из ведра, я ничего не почувствовал помимо удовлетворения,
выполненного правосудия. Никто больше не пострадает от его ножа.
Я забыл о стуке в дверь, пока он не прекратился, и во внезапной тишине я
переглянулся с Чарльзом, который пришел к такому же заключению, что и я — охранник
пошел за помощью. Бенджамин стонал, и я пошел к нему, разрезал его путы двумя
взмахами моего клинка и подхватил его, поскольку он едва не упал со стула вниз лицом.
Мои руки стали влажными от его крови, но дышал он без перебоев, и глаза у него
были открыты, хотя иногда он и зажмуривался от боли. Он был жив. Его раны были
болезненными, но не глубокими.
Он смотрел на меня.
- Кто... кто вы? — спросил он.
- Хэйтем Кенуэй, к вашим услугам, — я дотронулся до своей шляпы.
На его лице появилось подобие улыбки, когда он сказал:
- Спасибо. Спасибо. Но... Я не понимаю… почему вы здесь?
- Вы тамплиер, не так ли? — спросил я.
Он кивнул.
- Как я, а у нас не в обычае оставлять Рыцарей во власти сумасшедших, владеющих
ножом. Вот почему я здесь, а также потому, что мне нужна ваша помощь.
- Вы ее получите, — сказал он. — Только скажите, что именно нужно.
Я помог ему встать на ноги и махнул Чарльзу. Мы помогли ему дойти до боковой
двери склада и вышли наружу, наслаждаясь прохладным, свежим воздухом после сырого
запаха крови и смерти внутри.
И когда мы двинулись обратно к Юнион-Стрит, под сень «Зеленого Дракона», я
рассказал доктору Бенджамину Черчу о списке.1
1 Главу перевел PiLeSoS.
13 июля 1754 года
1
Мы собирались в «Зеленом Драконе», под низкими темными балками задней
комнаты, которую мы уже окрестили «нашей» и которая словно растягивалась, чтобы
принять всех, кто втискивался под ее пыльные карнизы: Томаса, который предпочитал
развалиться полулежа, если только его не поднимала кружка эля или его не тормошил
кто-то из нас; Уильяма, который нахмурившись работал с картами и таблицами,
разложенными на столе, и изредка перебирался к конторке или горько вздыхал,
отмахиваясь от Томаса, если тот слишком наклонял свою кружку с элем над бумагами;
Чарльза, моего незаменимого помощника, который в комнате всегда держался подле меня
и чья преданность иногда давила, как бремя, а иногда придавала мне сил; и еще, конечно,
доктора Черча, который последние несколько дней залечивал раны в постели, без особой
охоты предоставленной ему Корнелием. Мы оставили Бенджамина в покое; он сам
возился со своими ранами, и когда, наконец, поднялся, то заверил нас, что от ран на лице
не останется и следа.
Я поговорил с ним два дня назад, когда помешал ему перевязывать самую тяжелую
из ран, которая и на вид выглядела ужасно: место, с которого Резчик содрал кусок кожи.
- Позвольте вопрос, — сказал я, потому что не вполне еще разобрался в этом
человеке. — Почему врачевание?
Он мрачно усмехнулся:
- Вы хотите знать, почему я забочусь о моих ближних, не так ли? И не занимаюсь
ли я этим, чтобы достичь высшего блага?
- А разве нет?
- Может быть. Но мною двигало не это. Нет… все гораздо проще: мне нравятся
деньги.
- Есть другие пути к успеху, — сказал я.
- Да. Но существует ли товар, более ходовой, чем жизнь? Ничего нет дороже, и
