Приключения Питера Джойса - Ярмагаев Емельян (библиотека книг txt) 📗
Удрученный, я поднялся наверх и с фонарем обследовал склад. Спасибо плимутской компании, там нашлась куча полезных вещей, включая бочонки с порохом; более всего мне приглянулись ранец с пришнурованной к нему флягой, ружье с припасами и охотничий нож. Их я и позаимствовал — разумеется, в долг; расписку же решил прислать как-нибудь потом.
Оставался еще один путь — наверх. Я соорудил из одеял чучело и уложил его с таким расчетом, чтоб ввести в заблуждение человека средних умственных способностей. Фонарь мы затушили, оставили его в углу и на цыпочках поднялись в комнату Джойса, оттуда же вышли на галерею. Из ее окон я разглядел движущегося вдоль северной стены часового — этот был у реки — и второго, ближе к нам, на западной стороне. Луна то показывалась, то ныряла за тучи, и чудилось, будто портрет леди Киллигру подмигивает со стены.
Дверь из галереи во второй блокгауз оказалась открытой. Старшины изгнали оттуда Алена и дворецкого, оставили только Алису, в чем и заключалась их ошибка; сами они ушли, а второй блокгауз так же заперли снаружи, как первый. Можно было проверить второй ход в реку, но у меня было предчувствие, что и это напрасная трата времени. Пораскинув умом, я сообразил, что ведь посредине висячей галереи тоже имеется люк, предназначенный для того, чтобы доставать воду при осаде.
Страшно не хотелось спускаться через эту дыру в реку. Как отнесется к этому ближайший часовой? Однако иного выхода не было. Я надел на себя ранец, на шею повесил ружье и сумку с порохом; конец веревки, снятой со своего тела, прикрепил к ножке шкафа и спустился по ней в люк. Алиса трепеща следила за моими маневрами.
Как на грех, на востоке посветлело, и под аркой, образованной двумя блокгаузами, мое бренное тело было не менее заметно, чем труп на виселице. Река обожгла холодом и понесла, но я не выпускал веревки, и мне удалось стать на дно. Воды было по горло, течение сбивало с ног. Сумку с порохом я держал над головой. Кое-как выкарабкался к башенным упорам и привязал веревку к горизонтальной балке, крепившей эти упоры. Отдышался. Порадовался, что часовым я не виден, — и тут заметил, что эта дурочка вылезла из люка и спускается следом за мной! Вовсе некстати она это затеяла, но поди поспорь, когда вот-вот раздастся: «Стой, или буду стрелять!» Принял я драгоценную ношу на руки, и мы сели на балку, свесив ноги в воду.
Луна по-прежнему с кем-то играла в прятки. Я направил все свое внимание на часового, который бродил у реки по северной стороне: это был Роберт дель Марш. Мурлыча псалом, он потихоньку прикладывался к фляжке и, как видно, не ждал неприятностей — а что мне мешало взять его на мушку и спустить курок? Клянусь вечным спасением, от этого меня удержала не боязнь расплаты, нет, — смутная надежда на то, что моя приемная мать, которую он топил, еще жива! Слух у дель Марша был тонкий, иначе я бы рискнул, держась прибрежных тростников, по реке выбраться в лес. Оставался один путь — на запад. Там дежурил кто-то другой. И, на наше счастье, дурню этому вдруг приспичило в кусты. Мы скакнули из-под башни и в мгновение ока перенеслись к частоколу, а там упали в траву и замерли.
Шум, что мы при этом произвели, заставил часового насторожиться. Он повертел головой во все стороны, прислушался… Из-за туч выкатилась новенькая, словно только что отчеканенная луна — и давай бесстыдно светить на частокол! К счастью, меня постигло бабкино «внутреннее озарение»: подняв увесистый камень, я размахнулся и запустил его в реку. Бумс! Часовой — это был Чик Младший — подскочил и заорал:
— Боб, что там такое плюхнулось в реку, посмотри!
— Наверное, щука, — проревел дель Марш. — У щук сейчас жор. Надо бы мережки наладить, да не бросишь поста…
В начале этой переклички я успел подсадить Алису на частокол и сам перелез на ту сторону, так что дальнейшая дискуссия о щуках была для нас потеряна. Мы одолели ров, пустились во всю прыть к лесу, пересекли поляну и растворились в его неверном сквозящем полумраке.
Над нами слабо шуршала листва, что-то однозвучно и тонко звенело, и странный этот звон навязчиво вторил биению крови в висках, треску сучьев под ногами. Сквозь черное сито листвы на нас сеялся мертвенно-белый лунный свет; где-то глухо, как в бочке, гукал филин, призывая чертей, и препротивно визжала дикая кошка, сражаясь с дикобразом. Я все ожидал, что моя спутница где-нибудь да повернет обратно, — нет, она все шла. Мы уже отшагали полмили, опасно отпускать ее одну назад. Я приостановился. Глаза ее под капюшоном накидки казались огромными. Она тяжело дышала и не могла отдышаться.
— Ну вот, — сказала она, — теперь нас не разыщут, даже если наши сограждане со злости превратятся в гончих псов. Слушайте же хорошенько.
И рассказала все. Когда Лайнфортов и Джойса заперли в форте, им стало ясно, что произошел государственный переворот. Но заговорщики были хитры: вернувшись с моря в форт, они не сказали о том, что натворили, лишь предложили Джойсу немедля покинуть поселок. Питер не стал спорить — он и так собирался в путь на запад, — только осведомился обо мне и вдове. Ему ответили, что Бэк Хаммаршельд и мистрис Гэмидж сидят взаперти, чтобы не мешали правосудию. После этого Джойса выпроводили из поселка, с вооруженным конвоем, и пригрозили смертью в случае возвращения.
— А Генри? А вы?
— Генри добровольно ушел с Питером, его никто не выгонял, а я… Вы же знаете, Бэк, наших старшин: они о женщинах такого невысокого мнения, что попросту заперли меня в форте, как ручную белку или обезьянку. После этого вас, очевидно, и притащили в склад. И, честное слово, Бэк, я была рада, что…
Она задохнулась и прижала руки к груди.
— Идите теперь назад, мисс Алиса, — сказал я.
Она смотрела на меня, не понимая.
— Вам надо вернуться, — сказал я с неловкой усмешкой. — Не можем же мы вместе. Индейцы, волки… Приличия…
Она все молчала. Наконец сказала — зло и сухо:
— В голландских поселках всегда стоят корабли. Думаю, любой капитан не откажется получить пятьдесят гиней только за то, чтобы доставить в Англию пару брюк и потрепанную куртку, которые вас облекают.
Сняла с пояса сумку и протянула ее мне.
— Большое спасибо за все, — сказал я. — Денег ваших мне не надо, в Англию я не поеду — буду искать мистрис Гэмидж. Идите обратно, пока луна, не то заблудитесь. Я постою и послежу за вами.
Она швырнула сумку к моим ногам, повернулась и пустилась назад какой-то заплетающейся рысцой. Непрошеный подарок лежал у моих ног. Вот чертов характер! Оставить сумку себе? Ну уж нет! Я подхватил ее и в ярости бросился вдогон. Теперь-то уж рассчитаюсь с мисс Алисой по-свойски, без скидок на ее знатность и заслуги!
Чуть не милю играли мы таким образом в пятнашки и дороги конечно не разбирали. Было темновато, и случилась беда: угодила она ногой в яму.
Я подбежал. Она сидела, обеими руками ухватясь за пятку, и, видать, всеми силами старалась удержаться, чтобы не завизжать на весь лес.
— Давайте посмотрю ногу, чего уж, — говорю я благородно. — Мне частенько случалось вправлять вывихи овцам.
Мотает головой. И сквозь зубы:
— Плюньте на джентльменство, Бэк, возьмите деньги и бегите… Они очень злы, они вас повесят… — Крикнула в ярости: — Несчастный писаришка, он не слушает меня, урожденную Лайнфорт!
— Леди Алиса, — сказал я, нажав на «леди», — будь мы сейчас в стонхильской церкви, для Лайнфортов была бы отдельная скамеечка. А тут одни кочки да пни. Так что позвольте осмотреть ногу, хоть я и писарь, а вы леди.
Ей было совсем худо, и церемониться я не стал: насильно ощупал ногу. Никакого вывиха — растяжение. Под курткой на мне была хорошая рубашка из домоткани. Я ее располосовал, срезал два куска толстой коры, уложил ногу в них, как в лубки, и перебинтовал.
Сам думаю: положение-то отчаянное. Возвращаться в поселок за помощью страх как не хочется. Натаскал сучьев, сделал в овражке поблизости укрытие, развел там костер, перенес мою спутницу и устроил на одеялах.
Дьявол в таких случаях тут как тут. Нес я ее на руках, волосы Алисы щекотали мне лицо, и она еще так странно посматривала… Ясное дело, душа моя в опасности. А как перекреститься, когда обе руки заняты? Да пуритане и не признают крестного знамения. Сказать ли? возникло у меня, пока я ее нес, чувство такое, будто она моя сестренка маленькая, которой у меня никогда не было. И позабыл я все ее насмешки, капризы и обиды. Велю ей спать: надо же мне обсушиться у костра, холодно, трясучка пробирает. А она не спит. Все смотрит на меня, смотрит.
