В шесть тридцать по токийскому времени - Арбенов Эд. (первая книга TXT) 📗

Но Поярков не попытался добыть большего, чем подумал. Он поберег Катю. А поблагодарив, как бы раскрыл и себя, присоединился к чужой тайне. Смутно все было пока, словами никак не очерчено, уцепись за слово, и ничего-ничего не поймешь. Вернее, поймешь как сказано, и потому бесполезно для ищущего истину. Это устраивало и Катю и Пояркова.

Взволнованные своим открытием, они уже не могли, да и не хотели говорить ни о чем важном. Надо было сжиться с тем, что приобрели, понять его и сберечь.

Молча они стали прохаживаться под осинами. До Садовой и назад, к крыльцу Катиного дома. От крыльца и снова до Садовой.

Потом заговорили. Но уже о другом, совсем не связанном с тем, что пережили только что. Им предстояла разлука. Долгая, а может, и вечная. Поярков уезжал. Уезжал туда, откуда редко возвращаются.

И все-таки они надеялись. Мечтали.

— Мы встретимся… Обязательно встретимся.

Они ошиблись. Оба ошиблись. Японцы не подчинялись логике.

Ночью он передал сообщение:

Предположительный отъезд на той неделе. Двухместное купе с полковником Комуцубарой.

Пересадка в Сахаляне. Встречайте!

А в двенадцать дня, минута в минуту, к дому, где жил Поярков, подкатил свою коляску рикша и пригласил господина, отъезжающего в Дайрен, воспользоваться его экипажем. Без особого удовольствия Поярков влез на сиденье, пристроил в ногах чемоданчик и кивнул хозяйке — прощайте!

Он собирался подъехать к вокзалу, показать, что в самом деле намеревается следовать в Дайрен, но рикша и в мыслях не имел совершать прогулки по городу. Он сразу повернул на окраину и предоставил Пояркову полную возможность погреться на полуденном солнце и поглотать густой харбинской пыли.

С полчаса рикша бежал по шоссе, потом свернул на проселочную дорогу и, отсчитав метров триста, остановился. Поднятым пальцем объявил о конце пути.

В стороне от дороги, в окружении чахлых, припорошенных пылью деревьев стояло серое здание барачного типа. На него показал рикша Пояркову:

— Там!

Остальное разворачивалось с быстротой кинематографической ленты.

12.30

Пояркова встретил японский офицер в чине капитана:

— Мне приказано подготовить вас к отъезду.

Он не назвал фамилию того, к кому обращался. С двенадцати тридцати Поярков стал именоваться «господин» и «мистер»

13.10

Ему отвели комнату. Маленькую, подслеповатую, с железной койкой.

— Отсюда выходить нельзя. Прогулки только в сопровождении офицера.

— Здесь нет одеяла.

— Оно не понадобится.

Это было удивительно.

«Кажется, я ошибся. Отъезд не на той неделе. Карты спутаны!»

14.25

Поярков лежал на койке, когда дверь без стука отворилась.

— Следуйте за мной!

Опять тот же капитан. Страшно серьезный и деловитый.

Они вышли в коридор. В конце его была лестница, ведущая в подвальный этаж. По ней они спустились вниз. Впереди капитан, сзади Поярков. Свернули вправо — оказались в траншее. Она привела их в тир, вырытый рядом с постройкой. В глубине стояли мишени различной формы.

Капитан спросил:

— Какое оружие вам по руке?

Поярков ответил:

— А разве понадобится оружие?

Капитан странно посмотрел на Пояркова и смолчал. Открыл дверцу шкафа, показал на полку, где лежали револьверы и пистолеты разных марок.

Поярков взял наган, привычным движением провернул барабан, проверил гнезда для патронов. Револьвер не был заряжен.

— Давно не стрелял. Попробуем?

Офицер кивнул:

— Да.

Полез в какой-то ящик, достал патроны, протянул их Пояркову:

— Попробуйте!

Значит, все-таки оружие понадобится! Печальный вывод.

Поярков вогнал патроны в гнезда. Стал боком к мишеням, прицелился.

Выстрел. Второй. Третий.

Мишени полетели кувырком.

— Неплохо! — похвалил себя Поярков. — Как вы считаете, капитан?

— Очень неплохо

— Попробуем маузер?

— Нет-нет…

15.00

Пояркову принесли обед. Рис, мясо, соус из бобов. Пожелали приятного аппетита.

— Не хочет ли господин водки?

— Нет.

Не успел Поярков покончить с обедом, как вошел капитан и разложил на столе полсотни фотографий:

— Есть среди этих людей ваши знакомые?

Знакомые были — люди Радзаевского. Поярков сказал, что видит их в первый раз.

Капитан собрал фотографии. В дверях объявил:

— Ваш порядковый номер 34.

«Забрасывают группой. Хуже не придумаешь. Где же страховка Комуцубары?»

19.45

Выдали костюм: теплую куртку, шерстяные брюки, сапоги, шапку.

Заставили примерить.

— Не снимайте!

20.00

Ужин.

— Ешьте, ешьте, ешьте!

— Потом отдых. Постарайтесь уснуть.

— Одежду не снимать! Сапоги — тоже.

«Все ясно. Отъезд сегодня. Катастрофа!»

23.08

Только задремал.

— Тридцать четвертый, на выход!

Во дворе возбужденные голоса, грохот сапог. Урчание автомашин.

Тьма кромешная.

Капитан рыщет в толпе с электрическим фонариком. Как светляк.

— По машинам!

Пояркова подтолкнул какой-то человек в кожаной куртке. Помог влезть в кузов грузовика. Ткнул на скамейку. Здесь еще темнее, не поймешь ничего — то задеваешь чьи-то ноги, то плечи. Тесно, тянет до дурноты гуталином. Намазали сапоги на совесть Ну, конечно, осень, там болота, лесная мокрядь.

— Садись сюда, Борис Владимирович!

Кто-то узнал все же. Наверное, тот, в кожаной куртке.

Понедельник. 02 часа

На какой-то станции группу пересаживают из грузовиков в вагоны.

Один вагон всего понадобился. Забили до отказа. Закрыли наглухо. Кто сел на солому, кто лег, кто прислонился к стене.

— Курить нельзя!

Сосед Пояркова выругался:

— Сволочи! Не могли устроить получше.

Теперь можно ругаться: японцы далеко, смерть близко. Комуцубары нет. Нет никого, кто должен заслонить Пояркова. Все шиворот-навыворот.

Понедельник. Утро

Светает. Или так кажется. Небо будто заголубело.

Время неизвестно. Часы стоят. Или Поярков забыл завести их, или неловким движением сбил маятник.

— Из вагона! Быстро!

Японцы буквально стаскивают людей вниз. Строят вдоль насыпи. Пересчитывают:

— Первый… Второй… Третий… Поярков услышал свой номер. *

— Тридцать четыре! Втиснулся в строй.

Стал приглядываться к японцам: нет ли среди них Комуцубары?

Все маленькие, щупленькие. Не похожи!

— Бегом!

Все еще утро

Берег Амура. Но не Сахалян. Восточнее или западнее, не поймешь. Наверное, восточнее.

На воде — канонерская лодка. В рассветном тумане синими линиями вырисовывается ее строгий корпус.

Всю группу сажают в лодки.

Ветер пробирает до костей. Знобкий, северный, но пахучий. Поярков жадно дышит, подставляет лицо струям.

Рядом, совсем рядом дом. На том берегу. Внутри замирает все от какого-то радостного и тревожного ожидания.

Рядом. А ведь можно и не доплыть.

Поднялись на борт. Всех — в трюм. Одного Пояркова оставляют наверху.

— Сунгариец!

Впервые за восемнадцать часов он слышит свое имя. Оглядывается. Вот он, Комуцубара, стройный, подтянутый, суровый. В форме со знаками отличия полковника. Наконец-то! Они отходят в сторону, за рубку

— Вот ваши документы, — говорит Комуцубара. — Теперь уже осталось недолго.

Поярков выражает недовольство:

— Выбрасывать с группой рискованно. Просто нелепо.

Комуцубара разводит руками:

— Все переменилось в последний момент. На той стороне стало известно о нашей операции и ориентировочные сроки выброски — пятница, суббота. Пришлось избрать понедельник. Тяжелый день для них. И легкий для нас. Думаю, что легкий. Когда не ждут, входить всегда проще.

— Но группа наведет на меня огонь пограничников.