Кровавая карусель - Белоусов Роман Сергеевич (читать книги бесплатно .txt) 📗
А еще позже, лет сорок спустя, когда Дж. Ингрэм, первый биограф Э.По, работал над его жизнеописанием, он неожиданно для всех обронил фразу: «Имя морского офицера, убившего девушку, было Спенсер». Никаких ссылок на источники, никаких комментариев при этом он не сделал. Однако тем самым, вновь возвращаясь к версии, как будто уже опровергнутой, он пробудил интерес к ней.
Впрочем, до некоего Уильяма К. Уимсэтта-младшего никто всерьез не пытался двинуться по этому следу. Свой розыск, предпринятый через сто лет после трагедии, он начал с поисков офицера по имени Спенсер. Дотошно изучив отчеты в архивах американского флота, он пришел к такому выводу: «Без подтверждения слова Ингрэма ничего не доказывают». Однако добавлял, что был лишь один офицер-моряк по имени Спенсер, который мог бы быть «причастным».
А вообще в те годы на флоте числились два Спенсера. Один находился в Огайо и, следовательно, отпадал. Другой был в Нью-Йорке. В 1841 году ему было 48 лет. В 1837–1838 годах он находился «в отпуске», а в 1840–1841 годах «ждал назначения». В декабре 1893 года капитан Уильям А. Спенсер — таково его полное имя — вышел в отставку. Однако проведенные расследования показали, что он не мог иметь какого- либо отношения к нашумевшему делу. Однако поиски «Спенсера» — того, кто мог быть так или иначе причастным к давним событиям, — оказались все же не напрасными.
От Уильяма А.Спенсера ниточка привела к сыну тогдашнего военного министра Дж. К. Спенсера — брата Уильяма. Молодого человека звали Филип Спенсер. Он числился гардемарином и плавал на бриге «Сомерс». В начале декабря 1842 года разразился скандал: сын военного министра был повешен прямо в море за попытку поднять на корабле мятеж. Дело получило широкую огласку — газеты раструбили о нем на всю страну. Произошло это по возвращении брига в Нью-Йорк в середине декабря. Трудно предположить, что Э. По не знал об этом случае. И возникает вопрос: не подала ли скандальная история с молодым гардемарином писателю мысль о таинственном морском офицере — убийце Мэри Роджерс? На этот счет существует свидетельство некоей мисс Уитмэнн. В марте 1867 года она сообщила, что будто бы незадолго до смерти, году этак в 1848-м, Э. По лично заявил ей, что «морского офицера» в его рассказе зовут Спенсер. Осталось неизвестным, что сказал он еще, — указал ли точно, кем был этот Спенсер. Но именно это заявление мисс Уитмэнн, которое стало известно Дж. Ингрэму, дало ему основание использовать его в биографии Э. По.
И очень может быть, что биограф писателя был недалек от истины. Вполне возможно допустить, что Э. По, не желая ограничивать себя рамками случившегося факта, стремился использовать другие, в том числе и нашумевший случай с гардемарином Филипом Спенсером.
Среди версий, связанных с разгадкой тайны Мэри Роджерс, имелась еще одна — впрочем, довольно нелепая. Существовало мнение, что Э. По создал свой рассказ по просьбе Андерсона, чтобы отвести от последнего подозрения.
Но если это утверждение само по себе абсурдно и не может вызвать ничего, кроме улыбки, то упоминание имени Андерсона в связи с гибелью Мэри дает повод для некоторых размышлений.
Его фигура осталась в тени в ходе расследования убийства. Имя этого торговца почти не упоминалось в колонках газетных сообщений того времени. А между тем судьба Мэри Роджерс, как оказалось, была тесно связана с Андерсоном и его табачным магазином. Но до поры это оставалось неизвестным. И только в 1880 году, после смерти торговца, ставшего к концу жизни весьма богатым человеком, хорошо известным в общественных и политических кругах, выявились некоторые обстоятельства его молодости. Произошло это в связи с тем, что завещание Андерсона было оспорено.
Начался десятилетний процесс. Свидетельские показания, которые давались во время следствия, неожиданно пролили некоторый свет на судьбу Мэри Роджерс.
Ее дух буквально преследовал Андерсона всю жизнь, заявил на суде один из свидетелей. Он утверждал, что Андерсон всякий раз, проходя мимо дома, где когда-то жила Мэри, проклинал это место, которое «послужило причиной его отхода от политики и лишало его возможности дальнейшего продвижения». Вспомнили, что когда президент пытался уговорить Андерсона выставить свою кандидатуру на пост мэра Нью-Йорка, — тот отказался. Это выглядело странным. Причиной могла быть его осторожность, боязнь раскрытия «грехов молодости» дотошными противниками с целью скомпрометировать его кандидатуру.
Другой свидетель под присягой показал на процессе по делу о наследстве в 1891 году, что Андерсон был связан с расследованием смерти Мэри. Его даже вначале арестовали по подозрению, но позже отпустили из-за отсутствия улик. «Подозрения повредили его репутации, — заявлял этот свидетель, — и серьезно отразились на его политической карьере». Вспомнили по этому поводу и статью в «Геральд», которая в августе 1841 года утверждала, что «Мэри три года назад находилась с Андерсоном в интимной связи». Торговец тогда был вынужден признать этот факт, но утверждал, что «кроме этого, нет решительно никаких оснований подозревать его в том, что он имел какое- то отношение к убийству». Однако, судя по тому, как он настаивал на том, чтобы его не впутывали в историю с гибелью девушки, создается впечатление, что он мог быть соучастником, действовать в качестве человека, который устроил посещение ею гостиницы миссис Лосс.
Не обошлось на процессе и без курьезных показаний. Друг Андерсона, сенатор Мэттун, рассказал, что тот увлекался спиритизмом. Во время сеансов, по его словам, Мэри будто бы часто являлась Андерсону, говорила и даже давала советы, какие капиталовложения делать, а также обсуждала обстоятельства своей смерти и называла убийц.
Однако для раскрытия тайны гибели нью-йоркской табачницы это мало что дало. Загадка оставалась неразгаданной. Безуспешными оказались и попытки отыскать отчеты о следствии по делу Мэри, предпринятые в 1930 году.
Впрочем, так ли уж важно докопаться сегодня, спустя столько лет, до истины, скажете вы. Ведь правосудию это не поможет. Современники тех событий давно умерли. Тогда отчего же и сейчас нас интересуют подлинные обстоятельства смерти Мэри Роджерс? Почему литературоведы так настойчиво пытаются проникнуть в старую, неразгаданную тайну? Конечно, только потому, что волей судьбы нью-йоркская девушка стала, хоть и посмертно, героиней знаменитого рассказа. Потому что трагическая ее история вдохновила великого писателя. И мы хотим проникнуть в конце концов не столько в тайну смерти Мэри Роджерс, сколько в тайны творчества Эдгара По. Проследить, если это вообще возможно, насколько действительное переплелось в этом произведении с вымыслом, выявить принципы отбора жизненного материала писателем, лучше постичь волшебную силу его воображения. Того самого воображения, с помощью которого он, перевоплощаясь в своих героев, становился потомком знатных предков, владел сказочными богатствами, жил, вопреки реальной действительности, в роскоши, щеголял в дорогих костюмах, пил редкие вина. Эта же волшебная сила переносила его из затхлого мира современной ему одноэтажной Америки в иные страны, на необитаемые острова, в шумный Париж, где его герой Огюст Дюпен — двойник своего создателя, творил чудеса, разгадывая человеческие тайны и демонстрируя поразительные способности аналитика и психолога.
Именно эти качества американского писателя позволили еще в прошлом столетии братьям Гонкурам прозорливо заметить, что рассказы Эдгара По — это «литература двадцатого века», аналитическая, интересующаяся происходящим в голове больше, чем в сердце.
Капитан Лайтфут, или галантный грабитель
Он был самым известным грабителем Америки в начале XIX века и считается первым, с кого начинается история преступного мира этой страны. Звали его Мишель Мартен, по прозвищу Лайтфут (Быстроногий). Он был ирландец, родился в Конне- хи, в 1775 году. В семь лет он уже был вором. Бежал в Дублин, где связался с «распутными мужчинами и женщинами». Но особую роль в его судьбе сыграл знаменитый капитан Тандерболт — известный разбойник. Мишель стал его помощником и последователем его «философии». Сводилась она к тому, что «необходимо разделить частную собственность в этом мире». Про Тандерболта говорили, что он брал у богатых столько, сколько мог унести, но никогда не обижал бедных. И тем более никогда никого не убивал. Как и все грабители того времени, он разыгрывал из себя этакого Робин Гуда, благородного разбойника. Иначе говоря, пытался оправдать свои преступления, как мы бы сегодня сказали, социальными мотивами — мол, действовал чуть ли не из благородных побуждений.
