Бешеный Лис - Красницкий Евгений Сергеевич (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
– Не только можно, нужно! Ты крест искренне принял, тебе это странно. Но подумай: сейчас в их душах царит мрак язычества. Наша обязанность как христиан заронить в этот мрак хотя бы искру Истинной Веры. А уж там… Как сказал один умный человек: «Из искры возгорится пламя!»
– Но насильно! – Роська никак не мог успокоиться. – Нельзя, грех это!
– Владимир Святой первыми на Руси крестил киевлян. Объявил указ: всем киевлянам прийти утром на берег Днепра и принять Святое крещение. Заканчивался же указ такими словами: «А кто не придет – да будет мне враг». Как князья с врагами поступают, сам знаешь. И это Святой! Чего уж нам-то, грешным? Если хоть несколько душ спасем, все оправдается.
Роська насупился и сидел молча, машинально ковыряя пальцем сучок в жерди. Почти физически ощущалось, как в его сознании происходит трудное переосмысление каких-то истин, ранее казавшихся незыблемыми.
«Хороший ты парень, крестник, и, как всякий неофит, хочешь быть святее папы римского. Ну не могу же я тебе объяснить, что споры о канонах и ритуалах – не борьба за веру, а борьба за паству – за хлебное место посредника между Ним и нами. Бог един, и Ему все равно, на каком языке ты к Нему обращаешься, в каком храме молишься, в какие одежды облачаешься. Мы все Его создания, независимо от того, как мы Его называем. Если, конечно, Он… есть. А если нету, то все равно вера нужна, иначе как мы будем отличать Добро от Зла?»
Лавр поднял Мишку ни свет ни заря. Терпеливо дождался, пока тот умоется, спросил, будет ли завтракать, но было заметно, что нервничает он очень сильно и даже несколько лишних минут ожидания для него будут настоящей пыткой. Поэтому Мишка отказался от еды, вытащил из-под лавки берестяной короб с тряпичной куклой, вручил его Лавру и потащился следом за дядькой, втихомолку проклиная осточертевшие костыли.
Кукла у Мишки получилась примитивной до неприличия. Две березовые веточки, связанные накрест и обмотанные тряпьем, некое подобие юбки, начинавшееся от самых «подмышек», платок из треугольного лоскута, «лицо», нарисованное угольком на серой холстине. Хорошо, что волхв был мужчиной: куклу, вышедшую из женских или даже девчоночьих рук он подделать не смог бы при всем старании.
Однако, несмотря на свой примитивизм, кукла, лежащая навзничь на наковальне, пронзенная толстой иглой, в алых отблесках пламени кузнечного горна выглядела жутковато, даже для Мишки. Что уж говорить о Лавре и Татьяне? Муж и жена – родители почти взрослых парней – выглядели сущими перепуганными детишками. Стояли прижавшись друг к другу, взявшись за руки, у Татьяны мелко подрагивали губы. На какой-то момент Мишке и в самом деле показалось, что он взрослый подонок, обманывающий малых детей.
– Начнем, пожалуй. «Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя…»
Произнеся: «Аминь», Мишка взял в каждую руку кузнечные клещи, одними прижал куклу к наковальне, другими ухватил иглу и медленно потянул.
– Куб разности двух величин равен кубу первой минус утроенное произведение квадрата первой на вторую плюс утроенное произведение первой на квадрат второй минус куб второй!
К концу произнесения «заклятия» игла целиком вышла из куклы. Татьяна вдруг охнула и схватилась руками за живот, ноги у нее подогнулись, и, если бы не Лавр, она упала бы.
«Действует. Садист вы, сэр Майкл, морду вам набить некому».
Мишка ухватил иглу вторыми клещами, сломал и кинул в горн, тут же ухватился за веревку, приводящую в действие мехи, и начал раздувать пламя. Обломки иглы почернели и начали оплывать. Мишка перестал качать только тогда, когда от иглы не осталось видимых следов.
– Дядя Лавр, осторожно притронься к кукле, не жжется ли?
Ну чем там могли старые тряпки обжечь пальцы бывалого кузнеца? Однако, едва притронувшись к Мишкиному изделию, Лавр резко отдернул руку.
– Жжется!
«Значит, и на тебя подействовало. Взрослые люди, а как младенцы, ей-богу! Такой гнусью себя чувствую, сам бы себе в наглую харю наплевал, но польза должна быть».
– Это отворот от жены. Где у тебя святая вода?
– Вот. – Лавр снял с полки маленький глиняный кувшинчик.
– Покропи и давай еще раз помолимся. «Отче наш…»
После окропления святой водой и молитвы кукла, как и следовало ожидать, уже не обжигалась.
– Вот и второе заклятие сняли. Дядя Лавр, обними тетю Таню покрепче и держи, как бы она ни вырывалась.
Мишка схватил куклу клещами и сунул в горн.
– Площади подобных фигур пропорциональны квадратам их сходственных сторон, площади кругов пропорциональны квадратам радиусов или диаметров!
Кукла вспыхнула сразу. Мишка вдавил ее в самый жар, нагреб углей сверху и несколько раз качнул мехи.
– Дядя Лавр, тетю Таню не корежило, не корчило?
– Нет.
– А куклу корежило. Значит, колдовская связь между ними разорвана. Все. Поставьте свечки к иконе Богородицы и… Совет да любовь!
Лавр и Татьяна, как по команде, обернулись друг к другу. Лавр прижал жену к груди, потерся щекой о ее головной платок.
– Танюша…
– Ладо мой…
Может ли хоть что-то на свете сравниться с ТАКИМ сиянием женских глаз? В нем все: и благодарность, и обещание, и награда, и ожидание… Приказ и просьба, требовательность и покорность, грех и благодать, сила и беспомощность, надежда и самоотречение… Кто-нибудь когда-нибудь сумел пересчитать компоненты, составляющие понятия Любовь и Счастье? И если ты не просто «М» в графе «пол», а действительно мужчина, нет цены, которая оказалась бы слишком велика за один такой взгляд. Отдать все – пустой набор слов. Отдать то, чего нет и не могло бы быть, если бы не эти глаза…
«Ну до чего же приятно смотреть на вас, прямо молодожены. Блин, аж слеза наворачивается… Э! А чего это я?..»
В глазах вдруг поплыло, Мишку крепенько тряхнуло, и он понял, что лежит на полу, неудобно подвернув под себя руку. А потом стало темно. Истошного женского вопля: «Мишаня-а-а!!!» – он уже не услышал.
– …И все с молитвой Божьей, с крестным знамением. А потом хвать ее клещами – и в горн. Она стонет, корчится, а Мишаня держит ее клещами и кричит: «Изыди, нечистая, отринься от подобного!»
Голос тетки Татьяны звучал вдохновенно, чувствовалось, что рассказ воспроизводится уже не в первый раз, постепенно обрастая все новыми красочными подробностями.
– Так и сгорела, даже пепла не осталось. А Мишаня говорит: «Все. Ставьте свечки, благодарите заступницу нашу Небесную». А потом вдруг побледнел весь и упал.
Мишка приоткрыл глаза. В горнице у его постели собрался целый консилиум: лекарка Настена почему-то с очень сердитым лицом, мать с лицом заплаканным, дед с лицом, опухшим после вчерашнего праздничного ужина, отец Михаил с ликом бледным и болезненным, под ручку (с ума сойти!) с теткой Аленой. Правда, поддерживал не он даму, а дама его. Где-то на заднем плане маячила Юлька.
Отец Михаил первым заметил, что Мишка открыл глаза.
– Миша, Мишенька, узнаешь меня?
– Узнаю, отче.
– Миша, прости, я обязан тебя испытать. Перекрестись.
Мишка, удивляясь собственной слабости, обмахнул себя крестом и непослушными губами произнес первые строки Символа веры:
– «Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым…»
Монах извлек откуда-то кропило и брызнул на Мишку святой водой.
– Аллилуйя! Чист отрок! Слава Богу!
– Ну и чего, спрашивается, всполошились? – сердито пробурчала Настена. – Я же сразу сказала: нет в нем тьмы. Не могло ничего на него перекинуться, заклятие-то на Татьяну было.
Стало понятно, отчего Настена выглядит такой сердитой, – старые счеты с попами. Отец Михаил, видимо, вообразил, что нечистый дух мог переселиться из куклы в Мишку.
«Опять, блин, спасает нетонущего. Прямо как в старом анекдоте: «Дурак, живу я здесь!»
– А теперь ступайте-ка все отсюда, – скомандовала Настена, – с душой у парня все в порядке, а я телом займусь – вон, зеленый весь, как лягушка, руками еле шевелит. Ступайте!
