Пробуждение барса - Антоновская Анна Арнольдовна (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
И мы, холопи твои, им сказали, что от тебе государя и царице и к царевне поминки ест по государеву чину — соболи.
И несли мы, послы, к ним по сороку соболей, Цареве царице сорок соболей в сорок рублей из запасных, что посланы с нами, а царевне сорок соболей".
На показ царевны Тинатин русийскому посольству в Метехский замок съехались все светлейшие и несветлейшие князья. Каждый из них, желая поразить русийское посольство, надел на себя все, что только мог. Но и русийское посольство решило поразить картлийских феодалов, поэтому все свелось к вопросу — кто физически больше может нести на себе.
Приехав с Ревазом, разряженная в фамильные драгоценности Орбелиани Астан не знала предела гордости. Правда, она не могла похвастать вниманием Реваза. Страсть упрямого княэя к охоте и путешествиям в обществе дерзкого Мамука нередко приводила ее в бешенство, но Астан упорно скрывала от всех, даже от родных, не только холодность мужа, но и его нежность к Дареджан, красавице из семьи мсахури. Вначале Астан пыталась удалить девушку, но тут обычно податливый Реваз проявил необычайную энергию и решительно заявил, что если один волос упадет из густых кос Дареджан, то голова Астан останется совсем без той жалкой травы, которую она почему-то называет волосами. «Да и мало толку, — думала Астан, — уничтожишь одну, другую возьмет. Эта змея хоть боится меня, близко к замку не подходит».
Но на выездах в царский замок или к князьям Реваз обязался щадить самолюбие Астан и быть внимательным. Благодаря такому уговору Реваз возненавидел выезды, а Астан под разными предлогами извлекала его из Орбети.
Княгиня Джавахишвили, изнемогая под фамильными драгоценностями, с удивлением смотрела на княгиню Месхия с дорогим жемчужным ожерельем на отцветшей шее. Она твердо помнила, что это самое ожерелье, украшенное в середине золотой орлиной лапкой, держащей в своих когтях большой изумруд, она видела во время приема кизилбашского посольства на сморщенной шее разорившейся княгини Джорджадзе.
Она приписала такое наваждение знойному миражу, но из-за этого миража выглядывало лицо Вардана Мудрого, в торжественных случаях тайно, за крупную мзду, снабжавшего благородных княгинь драгоценностями. И чтобы какая-нибудь восторженная княгиня не забыла о возврате драгоценности в обусловленный срок, Вардан Мудрый с сокрушенным видом брал под залог амбары с шерстью, не пренебрегал и водяной мельницей, а осенью с удовольствием присваивал на время виноградники с народом, работающим на них.
Но не все кичились только драгоценностями. Полководцы, сардари, минбаши и азнауры старались как можно громче бряцать старинным родовым или захваченным в боях оружием. Особенно привлекала общее внимание изогнутая сабля полководца Ярали с крупными алмазами на бирюзовой мозаике ножен, отнятая им у турецкого паши в последней войне.
Кроме оружия и драгоценностей, предметом забот, зависти и вожделения были усы. Их так же оберегали, как клинок дамасской сабли, их выращивали с такой же тщательностью, как виноградную лозу, их окрашивали, как дорогие шелка, их так же чистили и скребли, как и арабского скакуна. Усы давали возможность войти в посылаемое в Турцию или Иран посольство, усы вились вокруг царского трона, усы прокладывали дорогу к сердцу красавицы.
И сейчас они, подобно фрескам, красовались в залах Метехского замка: красно-пушистые мхом прижимались к губам, черные торчали воинственно стрелами, желтые колечками вздрагивали на щеках, бурые поднимались дымом костров, белые свисали серебряными льдинками.
Русийское посольство, впервые прибывшее в Картли, вызывало у князей неопределенное чувство. Они не знали, какие выгоды или убытки несет им брак Тинатин с царевичем Русии. Они догадывались о каких-то тайных переговорах не только по поводу приданого Тинатин, строили всякие предположения, но были далеки от истинной цели Татищева. Но всем было ясно, что подули северные ветры, и в Картли восточная политика получает новое направление. И на всякий случай старались снискать расположение русийского посольства. Многие прибегали к толмачам для передачи любезностей, многие дарили старинные грузинские вещицы; многие старались подчеркнуть свое могущество в Картли.
В следующем послании Борису Годунову Татищев писал:
"И были мы, послы, у царя Юрья, и царевну царь показал. А сидела царевна на зголовье, а зголовье низано жемчугом, и ковры посланы золотные; а на царевне было верхнее платно — бархат золотной, кружево саженое, а под тем платно объяр, золотная, кабы срюресцы подпоясоны, а на голове у нее был шлык бархат глаткой, червчат кабы на урус сажен жемчюгом с каменьем.
А подле царевны сидели с правую руку Юрьева царица. И сказал им я, Михайло Игнатьевич, государево жалованье по сороку соболей; и они на государеве жалованье били челом. И царевне царь велел встать, и шлык с нее и верхнее платно снял; да деревцом царевну смерил и тое мерку нам дал. И та мерка тое мерки, что прислана от тебе, государя, маленко поменши, с полвершка и менше. А царевна рожаем добра, а не отлично красна; лицом бела, толко белятца, не самое знатно; а очи черны; нос не велик, по лицу волосы крашены на красно, а сказывают, что у нее волосы черны, а в стену царевна пряма, толко тоненка, что молода сказал Юрьи царь, что она ныне 9 лет. А брат ее Юрьев, царев сын Лев Варсан (Луарсаб) царевич — добре хорош, отлично красен; а царевна его похуже и в лице не полна. И как мы царевну видели, — и царь Юрьи отошед спрашивал: какова деи дочь моя вам показалась? Пригодитца ли великого государя вашего сыну царевичу Федору Борисовичу? И мы ему сказали, что дочь его царевна дал бог, добра и чаям божьей милости, что царского величества сыну в невесты пригодитца; и он бы ее отпустил к царскому величеству ныне с нами. И Юрьи царь говорил: сами деи вы видели, какова еще молода; как ее выдать замуж, по правилам святых отец еще три годы. И царьское б величество меня пожаловал, вскоре у меня домерю моей имат не велел, что у меня один сын — око мое, да та дочь — сердце самое, и яз ими и веселюс".
Наконец после долгих взаимных увещеваний дипломатические переговоры закончились решением Георгия X заключить союз с царем Русии и отпустить с послами царевича Кайхосро, а для отправления царевны Тинатин в Москву он, Георгий X, будет ждать специально присланное за ней Борисом Годуновым второе посольство. От послов же Георгий X потребовал запись на оставление в Картли 150 стрельцов и досылки остальных по уговору для войны против казахов и других агарян.
«И мы, послы, ему говорили, что такову запись напишем и крест на ней поцелуем».
Татищев усиленно готовился к тяжелой дороге. Он послал гонцов на Терек к воеводам с наказом подготовить «запасы вина и меду, и сухарей белых и ржаных, и круп, и уксусу, и рыбы вялой, и икры». Не забыл упомянуть и о подборе не менее 50 стрельцов для надежной охраны.
В Метехском замке послы и совет князей ознакомились с записями «на чем крест целовать».
Архиепископ Феодосий передал Татищеву послание Георгия X — получить обещанные для царевича соболя на подъем.
Татищев честно выполнил свое обещание: он немедленно послал Георгию X государевы соболя «четыре сороки из запасных, цена им московская 110 рублев, да два сорока патриарши, по 20 рублей сорок, — всего шесть сороков, цена им 150 рублев», но на шкурах удвоил цены, подняв свою щедрость до 300 рублей, о чем и поспешил сообщить в очередном послании Борису Годунову. Георгий не замедлил прислать ответные дары.
Вырвавшись из толкотни майдана, Дато и Георгий, обогнув мозаичные бани, свернули в более спокойную улицу, населенную амкарами и купцами.
Дато весело передавал слышанные от Баака последние события Метехи: о смешном случае с дьяком Ондреем, который, приняв в подарок от князя Квели Церетели золоченый кувшинчик с дорогими персидскими благовониями, не долго думая, тут же выпил за здоровье князя и, откашлявшись, стал хвалить, видно из посольских соображений, грузинское вино. О неудачной попытке Астан взять к себе в замок Нестан будто из жалости, на самом деле из желания прекратить осуждение князей и привязать неверного Реваза к замку.
