Затерянный остров - Маннель Беатрикс (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Она раскачивалась с Нириной взад-вперед, чтобы успокоиться. Но снова и снова у нее возникал вопрос: где же Мортен, Вильнев и Нориа? И откуда Ракотовао узнала об их ночном приключении? Как староста могла появиться так быстро со своими вооруженными людьми?
Что-то здесь было не так.
43 Слово — серебро, молчание — золото
Великолепная штука — эта жестяная банка, я мог бы даже сказать, что это самая прекрасная вещь из всех, какие я когда-либо видел. Хотя она была ржавой, ее можно было узнать без проблем. Какао «Ван Хоутен». А какая она тяжелая! Так заманчиво тяжелая. Больше всего мне хотелось сразу же снять крышку и посмотреть внутрь, но Нориа меня подгоняла. Позже, сказала она, и была права. Золото окрылило нас, мы шли, словно спартанцы в бой, и к рассвету мы справились. Или, точнее, я справился, потому что на Реюньон я отправлюсь, конечно же, один.
Как же это забавно! Нориа показала Келлерманн не тот склеп, так что мы смогли спокойно опустошить настоящий, пока ее не было. А я позаботился о том, чтобы Ракотовао застала Келлерманн при осквернении могилы.
Ракотовао — умная женщина, и она не могла понять, почему я выдаю ей европейку, но мне удалось ее убедить, что христианам тоже не подобает осквернять могилы. Это была роль, которую я смог сыграть с большим возмущением, потому что внутренне потешался над ней: я же в это время собирался ограбить склеп Ракотовао. Сложнее было удержать себя в руках, когда Ракотовао рассказала мне, что Келлерманн ждет суд с применением тангинского ореха, потому что в этот момент мой внутренний смех сменился необузданной радостью, и это чуть было не выдало меня. Мне пришлось сосредоточиться и вернуться к христианским постулатам, чтобы произвести впечатление ошеломленного человека. На лице появилась маска сочувствия и прощения, и мне очень повезло, что как раз в этот момент один мужчина, жена которого умирала от родов, срочно потребовал к себе Ракотовао.
Но затем у меня появились сомнения, что Ракотовао действительно отважится осуществить суд над иностранкой, и поэтому я потратил свои последние деньги — ожидая, что вскоре получу золото, — на посланника, который передаст от меня письмо лично королеве. Письмо, из которого следует, что собой представляет один из посланников кайзера и кто собирался лишь вывезти из страны золото. В качестве доказательства я приложил письмо Матильды Эдмонду. Я уже буду на пути в Реюньон, когда премьер-министр пришлет своих стражников. То, что он так отреагирует, было просто очевидно. Как правильно заметила госпожа Келлерманн, этот маленький мужчина очень тщеславен, и он не станет медлить с местью за такой позор.
Об этих действиях я Нориа не рассказывал, потому что она, хоть и хотела получить золото, но все же не желала подвергать опасности Келлерманн. И к тому же она действительно собиралась забрать ребенка, от чего мне удалось отговорить ее: ребенок — это балласт, к тому же это не ее дитя.
Конечно, эта дискуссия была нужна, чтобы как можно дольше поддерживать иллюзию, будто я собираюсь поделиться с Нориа и взять ее с собой. Она была нужна мне, как хорошая охотничья собака, но теперь моя охота закончилась, и у меня больше нет желания кормить собаку, которая запросто может прокормиться сама.
Золото мне понадобится, чтобы выкупить плантацию, и я не желаю видеть там никого, кто напоминал бы мне о том, что я хотел бы забыть. Для нее я выдумал кое-что прекрасное. Лучше всего было бы, конечно же, убить ее, но мне казалось, что это неуместно по отношению к Нориа, потому что она стала мне за это время хорошим товарищем.
После того как мы всю ночь провели в пути, на рассвете она оборудовала наш лагерь прямо у мангровой реки, которая впадает в море и от которой осуществляется переправа к острову Святой Марии. Там меня заберет рыбак. А с острова Святой Марии запросто можно добраться до Реюньона.
— Теперь я хочу наконец посмотреть на золото. — Нориа в ожидании взглянула на меня, и я подумал, что она заслужила увидеть плоды нашей работы. Прежде чем я заберу их у нее.
Мы присели у огня, где она уже приготовила нам завтрак: куриный суп с рисом, который я съел с аппетитом. Я чувствовал себя сильным, как буйвол. Ничто не сможет меня остановить.
— Очень вкусно, как всегда, Нориа.
Она посмотрела на меня и указала на жестяную банку перед нами.
Я вытер красноватую пыль с крышки и открыл ее. Крышка поржавела, застряла, но затем, после небольшого усилия, подалась. Она оказалась у меня в руке, и я наконец увидел, что лежало в банке.
Сначала мой разум отказывался верить в то, что я видел. Я поспешно извлекал оттуда эти предметы, один за другим, в надежде, что внизу будет золото.
При этом суп показался мне кислым уксусом.
— Это не золото. — Голос Нориа звучал так, будто она смеялась. — Это просто камни.
— Я сам это вижу. — Я посмотрел на нее и схватил за руку. — Ты обманула меня, мерзавка. Куда ты его спрятала?
Она возмущенно вырвалась, встала возле меня, уперев руки в бока, и выругалась, как жена рыбака.
— Как бы я это сделала? Банка из-под какао все время была у вас. Если здесь кто-то и обманут, так это я! Вы спрятали от меня золото!
— Ты же видела пыль, и ты всегда находилась возле меня. Я ведь не волшебник.
Гнев заставил меня перейти на «ты», что привело к нежелательной близости, с которой нужно было покончить.
— Если это были не вы, то кто?
Нориа присела возле меня, она не говорила ни слова, но я видел, что она думает. Наконец она взяла кружку супа и выпила его.
— Я, кажется, знаю, что произошло.
— И что же?
— Я очень устала, и мне нужно поразмыслить.
Она зевнула и легла на свой матрас, а я подумал, не выбить ли мне правду из нее. Но затем я понял, что это было бы ошибкой. Имея золото, я справился бы без нее, но без золота она — моя козырная карта.
Мой взгляд опять упал на жестяную банку, это пробудило во мне немалый гнев. Кто-то обманул меня, и этот кто-то заплатит за это. В целях предосторожности я подождал, пока Нориа крепко заснет, затем осмотрел ее вещи, но ничего там не нашел.
В конце концов я прилег вздремнуть. Этот поход, это разочарование выбили меня из сил.
Когда я снова проснулся после обеда, Нориа не было, она исчезла вместе с моим оборудованием, моим ножом, оружием и даже жалкой ржавой банкой, только горка камней оставалась на месте. Мне было сложно сохранять спокойствие. Я вышвырнул камни в воду и выпустил таким образом негодование, при этом я громил все, что попадалось у меня на пути, и только мысль о том, что она недолго будет радоваться золоту благодаря моему письму королеве, смогла меня успокоить.
Плеск воды напомнил мне о том, что рыбак должен забрать меня перед заходом солнца, но я не видел лодки. Странно.
Я снова услышал шум. Подойдя ближе к реке, я посмотрел на воду сквозь траву, но в этот момент на землю выпрыгнуло страшилище и раскрыло свою ужасную пасть. Я попытался вспомнить, что Вильнев говорил об их уязвимых глазах.
44 Фиалковый корень
Высушенное корневище Iris Florentina. Эти корни собирают на третью осень, в свежем виде они имеют неприятный запах, только когда они высыхают, они приобретают слабый аромат фиалки. Фиалковый корень очень ценится в парфюмерии.
Паулу уже десять дней держали в палатке, откуда она могла выходить — только под стражей, — чтобы справить нужду. Три раза в день у нее забирали Нирину, чтобы покормить, Паула же последние три дня получала только традиционную рисовую воду, которую Ракотовао приносила ей лично. Она ничего не слышала ни о Нориа, ни о Мортене или Вильневе: Ракотовао не отвечала на ее вопросы.
«Мне нужно выйти отсюда, мне нужно бежать», — подумала Паула в тысячный раз. Но выхода не было. Вокруг стояли люди с копьями, которые проявляли беспокойство, стоило ей высунуть голову из палатки.
От ужасного голода у нее очень болела голова. Шрам на животе снова воспалился, кожа вокруг стала твердой, и каждое движение порождало колющую боль. Но все это было несравнимо с яростью, которая разъедала ее изнутри. Иногда она чувствовала сильный гнев в отношении своей бабушки. Участок земли ей не принадлежал, ванильная плантация оказалась фантазией, а поиски рецепта Матильды подвергли ее жизнь смертельной опасности. Она попыталась унять свою ярость, попыталась быть сильной, запрещая себе думать о том, ради чего она хочет быть сильной.
