Затерянный остров - Маннель Беатрикс (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
За спиной она услышала шум крыльев, обернулась и вздрогнула. На нее летела целая стая огромных, угрожающего вида летучих мышей. Эти животные выделялись при свете луны благодаря большому размаху крыльев. Паула, жадно хватая ртом воздух, непроизвольно упала на колени, чтобы уклониться от них, но летучие мыши облетели ее и приземлились на грейпфрутовых деревьях, которые росли на окраине джунглей.
— Похожи на летучих мышей, но это летучие собаки, а красные летучие собаки не питаются кровью, они вегетарианцы, — прошептал ей Вильнев, однако это не замедлило ее сердцебиения.
— Нам следует поторопиться, — тихо сказала она и нашла наконец вход в склеп, который не могла как следует рассмотреть, когда они с Нориа прогуливались тут, потому что Нориа считала это довольно опасным.
— Это здесь, — прошептала она ему. Она попросила Вильнева помочь ей убрать камень.
Он взялся за валун и отодвинул его в сторону. Паула присела перед небольшим входным отверстием, зажгла лампу и поставила ее внутрь, осветив таким образом маленький каменный домик. Прямо перед ней лежал череп, затем она увидела истлевшую красную ламбу, обмотанную вокруг костей. Она рассмотрела проржавевший коуп-коуп, небольшие резные предметы, а также кости и остатки ткани, несколько серебряных монет, но не заметила никакой жестяной банки.
— Я что-то слышал! Поторопитесь!
Вильнев похлопал ее по плечу.
— Нам нужно уходить отсюда!
Паула не слушала его, светя лампой вглубь склепа, но там тоже ничего не было — ни следа жестяной банки. Не может быть, она зашла слишком далеко, она должна хоть что-нибудь найти!
Но затем она тоже что-то услышала, и не шелест лемура.
Она обернулась.
Их окружили малагасийцы. Они смотрели на них, и их лица напоминали каменные маски. Когда Паула увидела их копья, у нее перехватило дух, и она сразу вспомнила страшные рассказы об отравленном оружии. Прямо перед ней стояла староста деревни Ракотовао. Она покачала головой и, запинаясь, сказала на французском Пауле и Вильневу, как они ее разочаровали.
Пока Паула от страха не могла и слова вымолвить, Вильнев начал оправдываться, но одним движением руки Ракотовао заставила его замолчать.
— Ваши предки ничему вас не научили, это очень прискорбно, — сказала Ракотовао Пауле и снова покачала головой. — Крокодилы пощадили вас не для того, чтобы вы снова оскорбили наших предков!
— Он здесь не при чем! — Паула должна была сделать все, чтобы Вильнев выбрался отсюда. Он был против этой затеи, поэтому они должны его отпустить. Она попыталась успокоиться, подумать, вспомнить французские слова, но в ее голове царил переполох. — Этот мужчина просто провел меня, в склеп я заходила одна.
— Мы посмотрим.
Староста кивнула нескольким мужчинам, которые со знанием дела закрыли склеп. Затем она принялась обыскивать Паулу и Вильнева, забрала у нее кожаную сумку с книгой Матильды и флягой для воды. Вильневу же разрешили оставить флягу при себе.
— Что со мной будет? — спросила Паула. — Вы заставите меня броситься на утесы?
Ракотовао улыбнулась, так что можно было отчетливо разглядеть щербины между ее зубами.
— Нет, мы не такие варвары, как Ранавалуна I. Мы решили дать вам шанс.
— Да?
Паула вся дрожала.
— Мужчину мы отпустим, а как поступить с вами, мы спросим богов.
Паула услышала, как Вильнев с ужасом вздохнул.
— Что это значит? — спросила она его.
— Если я правильно понял их французский, то вы должны предстать перед божьим судом.
— Но Ранавалуна II запретила их.
— Кажется, здесь об этом никто не знает.
— Это что-то наподобие инквизиции в средние века?
Паула все еще дрожала, но по ее телу разлилось какое-то необъяснимое спокойствие, и одновременно с этим ей стало плохо. В голове пронеслись изображения невинных женщин, на шеи которых вешали камни, чтобы затем бросить их в колодец или в озеро. Если они тонули, то считались невиновными. Если они всплывали, то их считали ведьмами и сжигали. Нет, такое здесь не практикуется, она была уверена в этом. Однако затем она вспомнила, что Ида Пфайффер в своем отчете о путешествии упоминала о чем-то подобном. Но это же случилось во времена Ранавалуны Свирепой!
— Вильнев, ну скажите же…
— Не все, что рассказывают о Мадагаскаре, правда.
— Что, черт возьми, вы слышали?
Пятеро мужчин подошли к Вильневу, чтобы увести его.
Вильнев защищался, ударил одного из мужчин в живот, и, когда тот упал, взялся за другого. Ракотовао крикнула что-то мужчинам, после чего они подняли копья и направили их на Паулу. Вильнев сразу же перестал драться и пошел с мужчинами, которые повели его, как животное. Он крикнул Пауле, что ей нечего бояться, и получил за это несколько ударов по ребрам. Но он все же не унимался и пообещал вернуться, за что получил такой сильный удар по спине, что потерял равновесие и упал.
— Вильнев! — в панике выкрикнула Паула. — Что вы собираетесь с ним делать?
Ракотовао снова дружелюбно улыбнулась.
— Мы ничего ему не сделаем, мы знаем, что он не виноват, чего не скажешь о вас.
Ракотовао дала знак мужчинам, чтобы они подошли к Пауле. Они окружили ее и повели прочь. Паула задавалась вопросом, где ее собираются убить. Тюрьмы здесь не было, как и подходящих помещений, были только крошечные хижины с единственной комнатой.
Через десять минут она уже знала, куда ее ведут: обратно к ее палатке, что вселило в нее надежду. Возможно, ее там освободят, как и Вильнева.
Уже издалека она услышала, как плачет Нирина, и она не могла понять, почему Нориа не может его успокоить. Чем ближе они подходили, тем более отчаянный плач Нирины она слышала. Прежде чем они подошли к палаткам, их остановили вооруженные мужчины. Они ждали, что скажет староста. Та заглянула в каждую палатку, довольно кивнула, вынесла Нирину и передала его Пауле.
— Успокойте его.
Паула прижала его к себе и не знала, кто из них двоих больше дрожит.
— Ш-ш-ш, — прошептала она ему на ухо, — все будет хорошо, все будет хорошо.
Затем ей разрешили войти в свою палатку, чтобы ждать там, пока Ракотовао выяснит, какое время идеально подойдет для суда. У входа в палатку Паула обернулась и спросила, как будет проходить суд. После того как Ракотовао ей все объяснила, у Паулы судорожно сжался желудок, и она на ватных ногах вернулась в палатку, где села на свой матрас, не отпуская Нирину. «Я должна трезво мыслить, я должна думать, — говорила она себе. — До суда со мной наверняка ничего не случится. Я могла бы убежать с тобой», — прошептала она малышу на ухо. Паула приказала замолчать голосам в ее голове, которые язвительно комментировали ситуацию: «Как это на тебя похоже, как глупо и как предсказуемо». Она попыталась сосредоточиться.
Ракотовао ей все подробно описала. Ее как минимум два дня не будут кормить, содержа под стражей. А когда придет время, ей дадут ядовитые семена, растертые в порошок и завернутые в три кусочка куриной кожи. Ей засунут их в рот, и она должна будет их проглотить. И только если она их проглотит целыми и не наделает в штаны, и если у нее не начнутся судороги, только тогда это будет значить, что ее обвинили несправедливо. Но эти три кусочка куриной шкурки должны целыми же вернуться обратно.
То есть ее жизнь зависела от того, сможет ли она успешно вызвать рвоту. Если бы ей не было так жутко, она бы рассмеялась.
Нирина, которого она держала на руках, крепко прижав к себе, начал протестовать. Она посмотрела на него в полутьме палатки. Если она не выживет после этого жалкого суда, что будет с ним? Она погладила его по лицу. Где, черт возьми, Нориа, что она вздумала? Бросить Нирину одного? Может, люди из деревни заставили ее так поступить? И где Мортен?
Паула легла на матрас, но не могла спокойно лежать, она была слишком взволнована, чтобы сидеть на месте. С Нириной на руках она встала и вышла на улицу, где молодой человек с помощью копья сразу же заставил ее вернуться в палатку. Паула яростно возмущалась, но, увидев направленное на нее копье, подчинилась и села на матрас. Она хотела, чтобы рядом с ней были ее попутчики, особенно Нориа, которая могла поговорить со стражниками и выяснить, что здесь, собственно, происходит. К своему удивлению, она хотела видеть рядом с собой и Вильнева, чтобы он в свойственной ему манере заверил ее, что она наверняка отлично справится с тем, чтобы вызвать рвоту.
