Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ - Брайан Фрэнсис (книги онлайн .TXT) 📗
— Миллз, — начал он. — Меня учили ценить мнение любого, кто смог обмануть смерть. А вам, сэр, несомненно, удалось ее обмануть.
У него была привычка, которая меня одновременно и привлекала, и отталкивала: все, что он произносил, могло иметь двойной смысл, словно он — человек, знающий твои тайны и адресующийся к ним.
— Вы делаете мне комплимент, сэр, — отвечал я, не забывая говорить очень тихим голосом.
— Скажите мне, Миллз, — а беседа наша сугубо приватная, — что вы думаете о человеке по имени Сильвер?
— В каком смысле вы желаете, чтобы я вам ответил, сэр? — Мне нужно было выиграть время, чтобы попытаться определить, куда клонит Молтби.
— В общем смысле, но и в частности тоже. Видите ли, у нас на борту есть чудесный человек, мой старинный друг. Он говорит, ему кажется, что он уже слышал это имя — Сильвер. Оно упоминалось в некоторых донесениях.
— В донесениях, сэр?
— Да. Таможенных.
— Сэр, мне никогда не приходилось встречать упоминание имени Сильвер в делах пробирной палаты.
Мне доставляло удовольствие говорить что-то такое, что могло ввести в заблуждение, но не было ложью. Однако Молтби соображал быстро, как человек, привыкший пользоваться теми же приемами.
— И ни в каких других делах тоже?
— Но я полагаю, мой батюшка слышал о нем, — отвечал я. Это было правдой: мой отец слышал страшные рассказы капитана Билли Бонса об «одноногом судовом коке».
— А ваш батюшка высказывал свое мнение об этой фигуре?
— Сэр, в моей памяти сохранилось воспоминание о необычайной доброте моего батюшки. О любом человеке он говорил только хорошее.
— Да-а. — Молтби пристально посмотрел на меня. — Да-а.
Он поднялся и принялся ходить по каюте.
— А что скажете о докторе — о Баллантайне?
— Сэр, что иное я мог бы о нем сказать, как не самое лучшее? Я каждый день подсчитываю, чем я ему обязан. Полное владение собственными членами, заживающая кожа, кроме того…
— Ну ладно, ладно. — Я почувствовал, что Молтби раздражен. Он побарабанил по столу пальцами. — А что вы думаете об этом бриге? О нашей жизни на борту?
— Очень складное судно, сэр. Прекрасно слушается ветра.
— Миллз, когда мы покидали Англию, мы некоторое время — не более четверти суток — шли за «Испаньолой». За вашим судном. К которому теперь плывем. У меня имеется замечательная подзорная труба. Сделанная немцами. Очень ясные стекла. Никакого тумана.
— Я слышал, сэр, что немцы делают такие вещи просто отлично.
А в моем мозгу стучало: «Он знает! Он знает, что это я! Он меня видел!»
Мне удалось ни одним движением не выдать своей тревоги. Молтби выжидал. Должен признаться, этот миг тянулся очень долго. Потом он сказал:
— И у меня создалось впечатление… — Из-за его пауз у меня даже сердце обливалось потом! — Да, у меня создалось впечатление — теперь, когда, как я надеюсь, у нас будет такая возможность, — что я предпочел бы вернуться домой на ней, а не на этом бриге. Бриг слишком мал для меня, Миллз.
Я кивнул, не доверяя своему голосу. Да и все равно, он заговорил снова, и на этот раз его голос звучал резко, как удары хлыста.
— Конечно, мне повезло, Миллз. — К этому моменту мне стало казаться, что имя Миллз он произносит с издевкой… Однако мне хватило ума сообразить, что это, скорее всего, страх играет со мною свои шутки.
— Повезло, сэр? — переспросил я, и в тоне моем звучало и уважение, и внимание.
— Я опасался, что, когда придет время разбираться с делами на том острове и, разумеется, на том судне, к которому мы плывем…
Он снова сделал паузу, и я осмелился спросить:
— Как скоро мы предполагаем достичь… — но я тут же замолк, увидев, что Молтби смотрит на меня так, будто я нарушил субординацию. Вопрос мой он оставил без внимания.
— Там, на борту «Испаньолы», были люди, Миллз, бежавшие от правосудия. Убийцы, проще говоря. Их забрала чума — вот что я имею в виду, когда говорю, что мне повезло. В ином случае мне пришлось бы действовать от имени его величества короля, поскольку я имею честь быть его советником. А мне известно, что его величество не пожелает, чтобы я обременял этими людьми королевские суды. Ни одним из них.
Я кивнул.
— Мне представляется, что это… мудро… это можно понять, сэр. — Я делал паузы, подыгрывая ему.
— Один из них, — продолжал он, — поймите это, Миллз… Один из них был всего лишь ребенок, маленький мальчик. Уже обратившийся ко злу. — Молтби сверкнул глазами. — Я, Миллз, испытываю особую ненависть к папистам [21] . Но существует пункт, по которому я с ними нахожусь в полном согласии. Они утверждают, что характер человека складывается с семи лет, когда — как они говорят — мы уже можем отличить добро от зла. Судьба этого мальчика оказалась добра к нему — чума настигла его прежде, чем я.
Он убил бы Луи! Сильвер был прав в оценке Молтби! Этот человек — воплощенное злодейство!
Когда Вэйл отвел меня обратно в каюту, доктор Баллантайн уже ждал меня там. Я подробно пересказал ему содержание этой ужасной беседы и с этого момента стал с нетерпением считать часы до той поры, когда смогу покинуть зловещий черный бриг.
Тем не менее я продолжал пристально следить за жизнью на борту. Изначальная команда судна — лица и голоса этих матросов я помнил со времени моего тяжкого пребывания среди них — исполняла свои обязанности с четкостью, которая, по моему мнению, рождалась из страха. «Добровольцы» Сильвера смешались с ними и разделяли эти обязанности, но берегли свои силы. «Джентльмены» Молтби тоже вели себя весьма сдержанно, хотя я замечал, что они то и дело внимательно посматривают на меня, особенно Иган. И никогда я не встречал на борту горбуна, разве только видел его издали, да и то редко, за что ежедневно благодарил судьбу.
Дни шли, и настроение на бриге менялось. Не могу сказать, чтобы атмосфера на этом судне была вообще легкой и приятной, но естественная непринужденность испарялась день ото дня. Это дало мне понять, что мы приближаемся к цели; впрочем, по опыту двух моих вояжей мне почему-то представляется, что в море человек каким-то таинственным образом способен чувствовать, где находится, даже не видя земли или какого-нибудь другого ориентира.
21
Паписты — пренебрежительное прозвище католиков.